Елена Грушковская - Великий магистр

• Название: Великий магистр
• Автор: Елена Грушковская
• Жанр: Фэнтези

Вы уже знаете, кто я.

Я — Аврора Магнус, хищник.

Но теперь я — Великий Магистр Ордена Железного Когтя. Я возродила Орден практически из праха и заставила дышать и жить по-новому.

В моей груди живёт золотой жук, один из ста семидесяти семи, которых мы нашли в Горной Цитадели — последнем оплоте расы крылатых, жившей на Земле много тысяч лет назад.

Они были похожи на хищников, но и отличались от них. Теперь и сто семьдесят семь обладателей золотых жуков тоже отличаются от своих собратьев. Чем?

Тем, что могут менять траекторию полёта пули и сбивать с ног ударом невидимой волны, могут ясно видеть прошлое, настоящее и будущее, а могут и исцелять одним прикосновением.

Их предназначение — беречь всё живое и творить мир, а не войну.

Я видела смерть и была в её объятиях. И говорю вам: не бойтесь её, потому что её нет.

А тем, кто, прочитав это, скажет: «Так не бывает», я отвечу: во что верим, то и будет с нами. Каждому — по вере его.

---

В мятом пакете у него звякал сегодняшний улов. К потёртому пальто пристали нитки, а стоптанным ботинком он наступил в собачье дерьмо. Из-под вязаной шапочки торчали седые пряди, нездоровая бледность покрывала одутловатое лицо с набрякшими мешками под глазами, нос…

Сальный нос с расширенными порами.

— Ну, здравствуй… папа.

Он уставился на меня, моргая заплывшими глазами и щурясь под больным осенним солнцем.

— Юля?..

Подслеповато улыбаясь, отчим смущённо теребил пакет с бутылками: неловко… в таком виде.

— Какая ты стала… Не узнать. Бизнес-леди! А ребятки… — Он с опаской глянул на Люка и Маркуса.

— Моя охрана.

— О как… Важная ты стала, с охраной ходишь… А я вот… Побила меня жизнь, да.

При этом в глубине его мутных кроличьих глаз отъявленного алконавта тлела искорка… Нет, не раскаяния — опаски. Зачем я пришла? С какой радости мне отыскивать его? Явно же не для того, чтобы поплакать в объятиях, предаваясь воспоминаниям. Особенно, если эти воспоминания… М-да.

— Ну что, трубы горят?

Отчим смущённо усмехнулся, звякнул стеклотарой в пакете.

— Да вот… Пытаюсь собрать на опохмел.

— Брось это, я куплю тебе.

Недоверчивость проступила в его взгляде: в подарки судьбы он не верил. Всё никак не решался расстаться со звякающим сокровищем, на сбор которого он потратил столько времени и за которое даже вступил в схватку с тремя конкурентами. Вышел победителем, хотя и не без потерь… Пара бутылок разбилось, да рукав пальто надорван.

— Правда купишь?..

— Правда. Идём.

Мы молча пошли по аллее парка. Люк и Маркус следовали на некотором расстоянии. Бутылки раздражающе позвякивали в пакете, и я сказала:

— Брось! Они не понадобятся.

— Ну, как это не понадобятся, — забубнил отчим. — Не сейчас, так потом… Не каждый же день ты собираешься мне благодетельствовать…

Я поморщилась и не ответила. На сколько там у него? На бутылку пива и то не хватит.

Когда мы подошли к магазину элитного алкоголя, он затоптался на пороге, с безнадёжностью махнув рукой.

— Ууу… — уныло проскулил он. — Не, доча, меня сюда даже не пустят… Рожей не вышел…

— Не беспокойся, со мной — пустят, — усмехнулась я.

Когда мы вошли, мой неприглядный спутник тут же приковал к себе тяжёлые взгляды охраны. Я сказала:

— Спокойно, это — со мной.

«Это», впрочем, не преминуло опозориться, сунув под пальто бутылку виски «Баллантайнс», пока я выбирала для него коньяк. Стоило ли так разоряться? Ему хватило бы и пузыря дешёвой водяры… Но нет, мне хотелось подчеркнуть разницу между нами, чтоб он, пьянь подзадборная, прочувствовал, кто теперь он, и кто я!..

Деньги тратить на разруливание ситуации с администрацией магазина мне не хотелось — обошлась психическим воздействием. Когда мы вышли, я окинула отчима презрительным взглядом.

— Без этого никак было нельзя?

Он виновато моргал.

— Прости, доча… Как-то само получилось… Соблазн… Впал в искушение…

— «Искушение», — хмыкнула я. — Эх, ты… Ворюга супермаркетный.

9.5. Точка невозврата

Обретался отчим уже не там, где мы когда-то жили. Он разорился, пришлось нашу большую и дорогую квартиру продавать и покупать вместо неё малогабаритную двушку у чёрта на куличках.

— Фу, — поморщилась я, осматриваясь. — Не квартира, а бомжатник.

— Уж прости, доча, гостей я сегодня не ждал, — оправдывался отчим, торопливо убирая с кухонного стола грязную посуду с объедками и пустые бутылки. — Если бы ты предупредила, что хочешь меня, так сказать, навестить, я бы хоть прибрался маленько…

Он выкладывал и выставлял на стол содержимое нового хрустящего пакета.

— Ох, доча, зачем такая роскошь? Напоминание о лучших временах, которые давно минули… Когда-то я мог себе позволить всё это, да, мог… «Хеннесси Гранд Шампань»… Душу только растравить. И закусь тоже под стать выпивке… Ну, Юленька, ты даёшь!

Без пальто и шапочки он выглядел ещё более жалким: засаленное тряпьё болталось на нём, как на скелете, всклокоченные седые волосы давно не стрижены и не мыты. Порцию «Хеннесси» он в себя влил, как воду, и жадно набросился на еду.

— О, хорошо-то как… Просто к жизни возвращаюсь! Не ожидал, не ожидал, что ты вот так… А что ты, собственно, вдруг вспомнила про меня, а, Юль?

— Мама умерла, — сказала я.

Он на секунду перестал жевать, его взгляд потемнел и ожесточился.

— Туда ей и дорога, — сказал он, наливая себе ещё. — Всю жизнь мне искалечила… Я же так и не восстановил… мужскую функцию-то, да. Хоть и пришили мне его назад, а работать как раньше он уже не смог.

Жуя и запивая еду «Хеннесси», он расписывал мне свои болячки во всех неприятных подробностях. Потом спохватился:

— Юль, а ты чего не ешь, не пьёшь? Давай, а то мне одному как-то неудобно…

— Нет, спасибо, мне не хочется, — отказалась я. — Ты угощайся… Почувствуй себя человеком.

— Да уж, — хмыкнул он. — Ну… как знаешь. Было бы предложено.

Через минуту он спросил:

— Ну, а ты? Как сама? Хотя, чего спрашивать — и так видно…

— У меня всё отлично, — сказала я.

— Замужем?

— Вдова.

— А… сочувствую. Дети есть?

Сволочь. Какая же он сволочь. Это мне мерещилось, или у него ехидца блеснула в глазах?

— Был… пасынок. Погиб.

— А… М-да, печально. А своих, значит, нет?

Он это нарочно, да?

— У меня не может быть детей, и ты это знаешь, — процедила я.

Он шевельнул бровями.

— Не знал… Правда, не знал.

— Не прикидывайся.

— Ничуть не бывало. Значит, внучат мне не видать… Жаль, жаль… Сочувствую тебе, Юляша.

Зачем я его нашла? Зачем, купив ему дорогую выпивку и хорошую еду, сидела и выслушивала его лицемерные слова сочувствия? А он уже поплыл от выпитого, взгляд стал сальным — так и мазал по мне, какая мерзость…

— Юляш… — начал он пьяненьким, интимно-фамильярным тоном. — Может, мы… Того? Вспомним… тряхнём стариной?.. Ведь нам хорошо было… не отрицай, тебе нравилось. Ты одна, я один… Так чего ж ещё? Да, пусть я и не могу, как обычно, но я знаю и другие… ик! Другие способы доставить женщине удовольствие. А, Юль?.. Ты красивая баба, очень красивая… Раз уж ты устроила мне сегодня праздник… может, логически завершим его… а?..

— ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ, МРАЗЬ, СНОВА ПРЕДЛАГАТЬ МНЕ ЭТО?!!

«Хеннесси», тарелки с едой, стаканы — всё полетело на пол с опрокинутого стола, звериный рык вырвался из-за моих оскаленных клыков, глаза превратились в два адских уголька. Стискивая горло этой падали, я шипела ему в лицо:

— Уж прости, завершение будет не таким, как ты хотел, ничтожество! Сразу нужно было тебя раздавить, как таракана, ты мразь проклятая, недостойная топтать эту землю! Всё, на что ты пригоден — это кормить червей!

Хрупкая человеческая плоть сплющивалась под моей рукой, раздавливаемое горло хрипело и хлюпало, рвались хрящи и ломались кости. Я сжимала и сжимала, пока не выжала вон весь дух из этого ничтожного тела. А выжав, бросила на пол, в остатки его последнего в жизни ужина.

Облив его остатками коньяка, я зажгла спичку и бросила. Заплясали голубоватые язычки пламени. Подойдя к газовой плите, я самую малость отвернула ручку конфорки.

Rest in peace, Father note 5. requiem aeternam dona eis, domine.

Надо же, оказывается, я не разучилась плакать.

Серое небо сеяло еле ощутимый дождик, листья с сухим шорохом неслись по асфальту. Ядрёный дым тонкой сигары «Slim Panatela» защипал язык: алкоголя мы, хищники, не переносим, а вот табак почему-то — нормально. Дымим с удовольствием.

Грохнул взрыв.

— Люк, Маркус! Возвращаемся.

Что ж, дорогие родители, покойтесь с миром. Для вас уже всё закончилось, а для меня ещё продолжается.

Мне остаётся только идти до конца. Точку невозврата мы уже миновали.

9.6. Одно целое

— Освободим наши головы от дурных и суетных мыслей, а сердца — от суетных чувств. Забудем гнев и злобу, раздражение и страх. Им не место в наших душах. Члены «Авроры» — не враги, а заблуждающиеся. Они наши собратья, точно такие же, как мы друг другу.

Достойные, числом семьдесят один, включая меня, стояли кругом в церемониальном зале замка, освещённом свечами. Эйне была ещё слишком мала, чтобы участвовать в тренировках. Тренировки включали в себя не только развитие физических навыков, основанных на полученных от жуков способностях, но и навыков психологических и духовных. В роли гуру выступала я. Откуда я сама узнала всё то, чему пыталась научить собратьев? Всё от той же Леледы. Кроме того, у меня был такой сложный и удивительный инструмент, как «паутина». В ней можно было прочесть практически всё, выбраться, как по канату, из бездны незнания к свету знания, а звон и вибрация её нитей подсказывали нужное решение, когда, казалось бы, со всех сторон окружала тьма и неизвестность. Я и собратьев учила её чувствовать, и мы все оказывались вплетёнными в неё; каждый мог ощущать себя её центром, а всех остальных — периферией, тогда как на самом деле центров у неё было столько, сколько нас самих.