Елена Грушковская - Великий магистр

• Название: Великий магистр
• Автор: Елена Грушковская
• Жанр: Фэнтези

Вы уже знаете, кто я.

Я — Аврора Магнус, хищник.

Но теперь я — Великий Магистр Ордена Железного Когтя. Я возродила Орден практически из праха и заставила дышать и жить по-новому.

В моей груди живёт золотой жук, один из ста семидесяти семи, которых мы нашли в Горной Цитадели — последнем оплоте расы крылатых, жившей на Земле много тысяч лет назад.

Они были похожи на хищников, но и отличались от них. Теперь и сто семьдесят семь обладателей золотых жуков тоже отличаются от своих собратьев. Чем?

Тем, что могут менять траекторию полёта пули и сбивать с ног ударом невидимой волны, могут ясно видеть прошлое, настоящее и будущее, а могут и исцелять одним прикосновением.

Их предназначение — беречь всё живое и творить мир, а не войну.

Я видела смерть и была в её объятиях. И говорю вам: не бойтесь её, потому что её нет.

А тем, кто, прочитав это, скажет: «Так не бывает», я отвечу: во что верим, то и будет с нами. Каждому — по вере его.

---

Я ответила:

— Со мной действительно всё в порядке. Не нужно прерывать праздник. Видимо, усталость и напряжение сказываются.

11.3. На дне

Холодная вода и сухой шелест травы. Берег. Рассветает. Одежда промокла. Небо давит строгой синевой, засасывает в свою чистую глубину. Под спиной — сырость. Спина грязная.

Они ОТСТУПИЛИ. ПОБЕЖАЛИ.

Немного ОТСТУПАЯ от краёв горизонта, висят румяные тучки. Это рассвет. По воде БЕЖИТ рябь.

Здесь хорошо. Мне не нужно никуда идти. А жуки не ходят, они ползают или летают.

Кажется, голод. Придётся вставать.

Мужчина с собакой. Его шея, мои клыки.

Рык, клыки собаки, боль.

Скулёж, хруст шеи. Тишина.

Сытость.

Спать. Почему я так хочу спать?

— А ну, пошла отсюда! Разлеглась тут! Вывалялась в грязи, как свинья!

Пинок в бок. Старик с заросшим седой щетиной лицом, в резиновых сапогах. Сальный нос с расширенными порами.

Сальный нос!..

Моя рука, его горло. Хруст, хрип, бульканье. Requiem aeternam dona eis, Domine.

Отними мой разум, Господи.

Старые, истёртые деревянные ступеньки. Сколько ног по ним прошло. Шли, кладя кресты, кланяясь, в пахнущее ладаном пространство. Теперь я лежу на них.

— Кто же тебя так, милая?

Сердобольная старушка со светлыми глазами, в чистеньком платочке. Знает ли, подозревает ли, прежде чем жалеть, кто перед ней? Мои зубы скалятся, из горла рвётся вой, а из глаз бегут слёзы. Звериный облик мой пугает тебя, да?.. А не испугало, когда твой муж делал это со мной? Не верила, не боялась зверя, а сейчас боишься? Правильно, бойся, беги от меня, я и есть зверь, который сожрёт твою душу!

— Фуй, малахольная какая-то…

Вот то-то же. Иди в свою чисто убранную квартирку с вышитыми салфеточками, да смотри, чтобы какая-нибудь сердобольная русская Венера не заграбастала твою жилплощадь.

Потрескавшиеся надгробия, последние листья на ветках, и ветер воет: «УУУУ».

И я тоже вою: «Уууууу…»

Царапая землю, сгребая мёртвые листья над последним пристанищем мёртвых людей.

— И шо ты здеся развылася, голуба?

Шорох метлы, запах перегара. То ли мужчина, то ли женщина. Штаны и стоптанные сапоги, шерстяная шапчонка, алконавтическое лицо.

— С дурдома, штоли, сбегла, а?

Зубы скалятся. Хочу рычать.

— И шо ты скалисси, прям как псина? От ненормальная девка! А ну, пшла отседова, пока метлой поганой под зад не получила!

Рычу. Злая баба, дура баба. Алкашиха. Такой шею свернуть — как комара убить. Кровь плохая, слишком много промилле.

— Не, точно с дурдома…

Видимо, с утра она ещё не похмелялась, плохо видит, потому что длина моих клыков должна вызывать другие впечатления. Если я зверь, то это — грязь.

— Не пОняла!.. Ты шо, русский язык не понимаш? Сказано же: мотай отсель! А то я те щас…

Моя рука, её горло. Её метла, мой глаз, боль.

Никогда раньше не видела, чтобы такие проспиртованные особы ставили олимпийские рекорды по бегу. Догнать?

Грязь. Не стоит.

Почему я так хочу спать?

Глаз болит. Ууууу…

11.4. «Дело врачей»

— Как могло получиться, что «демоны» не справились с задачей, доктор Гермиона?

Затея со штурмом замка Великих Магистров с треском провалилась: в самый ответственный момент «демоны» прекратили сражаться, штурмующие обратились в бегство, президент «Авроры» была ранена. И сейчас временно исполняющий обязанности президента Мигель Альварес допрашивал меня в кабинете Юлии.

Невысокий, коренастый, с чёрным ёжиком волос на круглой лобастой голове, он восседал в президентском кресле, буравя меня тяжёлым холодным взглядом. Черты его смуглого чернобрового лица были, пожалуй, приятны, но это жёсткое и властное выражение сводило на нет всё приятное впечатление. Нахождение под его взглядом было почти равноценно личному досмотру с раздеванием.

— Об этом нужно спросить у них самих, сэр, — ответила я.

Альварес криво усмехнулся.

— А я вот вас хочу спросить. Вы занимались их психикой. Возможно ли, что это — недоработка психотехников?

— Исключено, — сказала я. — Мы работали на совесть. Была проведена глубокая обработка с долговременным программированием.

— Программу можно каким-то образом снять? — спросил он.

— Ключа к выходу из неё нет.

— Но ведь эти… достойные как-то взломали её!

«Эти достойные» — два эти слова были даже не сказаны, а презрительно сплюнуты им на стол. А между тем, шесть «этих достойных» были в нашем центре, и я сама принадлежала к их числу.

— Была ли программа взломана извне или преодолена самими «демонами» — это ещё не выяснено, — возразила я.

— Но вы ведь говорите, что ключа к выходу из неё нет. Могли ли они сами преодолеть программу?

— Я знаю только то, что нет ничего невозможного.

— Возможно ли повторное проведение обработки для исправления недочётов?

— Нецелесообразно, сэр. Это приведёт к разрушению психики.

— То есть, они будут непригодны к дальнейшему использованию?

— Именно так.

Альварес откинулся в кресле, потом снова навалился локтями на стол.

— И как вы сами полагаете, что мы должны с ними теперь делать? Если они вышли из повиновения… Какой нам от них прок?

Я не спешила с ответом. А он спросил:

— Столько работы — и всё впустую… Не досадно?

— Досадно, разумеется, — сказала я.

Он холодно прищурился и проговорил, отчеканивая каждое слово:

— Что-то не похоже, чтобы вы были сильно огорчены, доктор. А между тем, такой провал бросает тень на весь ваш центр. Вам поручили дело, результат которого был чрезвычайно важен для «Авроры», а вы… облажались. По полной. Или вы хорошо владеете собой, или… Или вы облажались намеренно. А точнее, по заданию Ордена.

— Вы можете это доказать? — спросила я бесстрастно.

— Будем разбираться, — столь же бесстрастно ответил Альварес. — Особый отдел уже разрабатывает эту версию. Будем беседовать с каждым сотрудником, принимавшим участие в проекте по созданию «демонов».

Альварес открыл хьюмидор с сигарами любимой марки Юлии — «Slim Panatela», достал одну, обрезал кончик и закурил.

— Каково состояние президента? — спросил он.

— Без изменений, — ответила я.

— Хорошо. Можете быть свободны, — сказал Альварес. И добавил многозначительно: — Пока свободны.

Я вернулась в центр. Присутствие там сотрудников особого отдела не могло способствовать созданию спокойной рабочей атмосферы, а с момента поступления президента они дежурили в центре круглосуточно. Каждое наше движение фиксировалось ими, а их постоянный, многократно повторяемый вопрос «что вы делаете?» приводил нас на грань нервного срыва. Нельзя было ничего предпринять без объяснения.

Президент поступила к нам через три дня после штурма замка; её физическое состояние могло быть оценено как удовлетворительное, никаких серьёзных повреждений на её теле нами не было обнаружено, хотя следы крови на одежде имелись в изобилии. Одежда, надо сказать, была в ужасном состоянии — в нескольких местах разорвана, вся в грязи и уже упомянутой крови. Обувь отсутствовала. Но не только внешний вид Юлии шокировал всех, ещё более тягостное впечатление производило состояние её рассудка. Сознание было спутано, налицо была полная дезориентация в окружающей реальности и собственной личности, приступы маниакального возбуждения чередовались с периодами апатии и сонливости. В момент поступления она была как раз во власти возбуждения, и пришлось прибегнуть к успокоительной инъекции, иначе она разнесла бы нам весь центр.

Трудно было сказать, временное ли это психическое расстройство, или же президент сошла с ума окончательно и бесповоротно. В её палате неотлучно дежурили сотрудники особого отдела, сменяя друг друга на посту, и, как я уже говорила, невозможно было ничего сделать с Юлией без дачи объяснений, что и зачем. Эти объяснения дежурные передавали Альваресу.

Я вошла в холл. Да, вот они, агенты «тайной канцелярии», сидели на диване. При моём появлении они пронзили меня рентгеновскими взглядами: таким и металлоискатель не требовался, они и так, пожалуй, видели насквозь.

Первым делом я проверила состояние президента. Она проснулась, и я попробовала поговорить с ней.

— Госпожа президент… Юлия, — обратилась я к ней.

Она устремила на меня пустой, непонимающий взгляд и ничего не ответила.

— Вы меня узнаёте? — спросила я.

Ответом мне было прежнее непонимающее молчание.

— Юлия, вы помните, что с вами произошло? — повторила я попытку установления контакта.

На её амимичном лице появились проблески отражения неких чувств. Лоб сначала нахмурился, потом разгладился, глаза закрылись и открылись опять.

— Не начинать без моего распоряжения… внезапность. Использовать сирены и прожекторы, — глухой и отрывистой скороговоркой произнесла она.