Анна Саакянц - Марина Цветаева. Жизнь и творчество

• Название: Марина Цветаева. Жизнь и творчество
• Автор: Анна Саакянц
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1999
• ISBN: 5-88889-033-2

Новая книга Анны Саакянц рассказывает о личности и судьбе поэта. Эта работа не жизнеописание М. Цветаевой в чистом виде и не литературоведческая монография, хотя вбирает в себя и то и другое. Уникальные необнародованные ранее материалы, значительная часть которых получена автором от дочери Цветаевой — Ариадны Эфрон, — позволяет сделать новые открытия в творчестве великого русского поэта.

Книга является приложением к семитомному собранию сочинений М. Цветаевой.

---

За год до этого стихотворения Цветаева в письме к Петру Юркевичу признавалась, что ей страшно хочется умереть рано, пока еще нет устремления на покой, на отдых, "вниз". Но, с другой стороны, "Молитва" — это как бы расправление крыльев. Скрытое обещание жить и творить. "Я жажду сразу — всех дорог!" Они появятся во множестве — разнообразные дороги цветаевского творчества, одним из первых свойств которого будет — романтическое преображение в легенду дня вчерашнего, и не только вчерашнего, а и сегодняшнего; и не только "дня", события, а и человека, привлекшего ее внимание, и самое себя… "Молитва" была, в каком-то смысле, ее первым литературным манифестом.

В стихах "Вечернего альбома" рядом с поистине младенческими попытками выразить детские впечатления и воспоминания соседствовала недетская сила, которая пробивала себе путь сквозь немудрящую оболочку зарифмованного дневника московской гимназистки. Много стихотворений посвящено умершей матери. Тоска по ней перерастает в осмысление самой себя; уже тогда юная Цветаева многое понимала: "Видно, грусть оставила в наследство Ты, о мама, девочкам своим!" ("Маме"). Она воспевала "золотые времена" детства и его радости ("Книги в красном переплете", "На скалах") — общение с дорогими "тенями", — с вымышленной Ниной Джаваха, героиней романа Чарской ("Памяти Нины Джаваха"); с историческим "Орленком" — несчастным герцогом Рейхштадтским, сыном Наполеона ("В Шенбрунне"); с реальной Сарой Бернар, исполнявшей роль Орленка в одноименной пьесе Э. Ростана, наконец, с самим Ростаном ("В Париже"): "Rostand и мученик-Рейхштадтский И Сара — все придут во сне!"

Детская, неуклюжая форма иной раз предвещала еще не разразившиеся грозы. Последняя строфа простенького стихотворения пятнадцатилетней Цветаевой, обращенного к младшей сестре и ее такому же юному "пажу", заключает в себе зерна будущих характерных и излюбленных цветаевских образов: огня, полета ввысь:

Хорошо быть красивыми, быстрыми
И, кострами дразня темноту,
Любоваться безумными искрами,
И как искры сгореть — на лету!

("Лесное царство", лето 1908 г.)

Но в то же время в стихотворении выражены также реальные переживания шестнадцатилетней Марины Цветаевой, мечта сгореть за революцию, за прекрасный порыв, за мгновенный сверкающий огненный призрак, за красивое слово…

Финалы поэм "На Красном Коне", "Переулочки", "Мо'лодец", одного из стихов, посвященных памяти Маяковского, и некоторых других вышли из этих строк.

Из некоторых стихов "Вечернего альбома" вырастет в будущем не одна заветная тема Цветаевой. Таково стихотворение "Связь через сны" — предтеча цикла "Сон" и стихотворений из цикла "Провода" (1923 г.): "Сны открывают грядущего судьбы, Вяжут навек"; "Нас неразрывной и вечной загадкой Сон сочетал". В стихотворении "Плохое оправданье" предвосхищена целая "россыпь" стихов разных лет, в которых варьируется тема света и тьмы, их враждебности друг другу и одинаковая необходимость их душе поэта (цикл "Бессонница", 1916 г., "Князь тьмы", 1917 г., "Ночь", цикл "Час души", 1923 г. и др.):

Только ночью душе посылаются знаки оттуда,
Оттого все ночное, как книгу от всех береги!
Никому не шепни, просыпаясь, про нежное чудо:
Свет и чудо — враги!

В стихотворении "Мука' и му'ка" звучат драматические ноты; из них впоследствии вырастет трагический голос Марины Цветаевой. В заглавии она демонстрирует смысловое созвучие и через несколько лет выведет свою формулу-афоризм: "Стихи: созвучие смыслов".

— "Все перемелется, будет муко'й!"
Люди утешены этой наукой.
Станет муко'ю, что было тоской?
Нет, лучше му'кой!

Люди, поверьте: мы живы тоской!
Только в тоске мы победны над скукой.
Все перемелется? Будет муко'й?
Нет, лучше му'кой!

Лирическая героиня стихотворения "В Люксембургском саду", наблюдая с грустью играющих детей ("О детки в траве, почему не мои?") и их счастливых матерей, завидует им: "Весь мир у тебя", — а в конце заявляет:

Я женщин люблю, что в бою не робели,
Умевших и шпагу держать, и копье, —
Но знаю, что только в плену колыбели
Обычное — женское — счастье мое!

В "Вечернем альбоме" Цветаева много сказала о себе, о своих чувствах к дорогим ее сердцу людям; в первую очередь — к матери и младшей сестре Асе. (К сожалению, ни единой строки стихов ни тогда, ни позже Цветаева не посвятила своему отцу и лишь через двадцать лет после его кончины напишет о нем благодарные страницы автобиографической прозы.) Книгу "населяют" любимые гимназические подруги, литературные герои, исторические лица, друзья. Несколько стихотворений обращены к "Чародею" — Льву Львовичу Кобылинскому (Эллису), поэту-символисту, переводчику, "гениальному человеку", как много лет спустя напишет Цветаева. С тонкостью, делающей честь истинному поэту, ощутила и передала она необычность, романтичность их с сестрой старшего друга (Эллису было в ту пору тридцать с лишним лет): "Вечный гость на чужом берегу", "Ты возлюбленный Девы-Луны, Ты из тех, что Луна приласкала". Когда же этот "лунный друг" спускается с небес на землю и делает предложение юной девушке, она, не готовая к этому и растерянная, пишет ответ, свидетельствующий о сложной духовной работе, в ней свершавшейся (стихотворение "Ошибка"). В финале его предвосхищена двойственность любовной коллизии, характерная для зрелого творчества Цветаевой:

Оставь полет снежинкам с мотыльками
И не губи медузу на песках!
Нельзя мечту свою хватать руками,
Нельзя мечту свою держать в руках!

Нельзя тому, что было грустью зыбкой,
Сказать: "Будь страсть! Горя, безумствуй, рдей!"
Твоя любовь была такой ошибкой, —
Но без любви мы гибнем, Чародей!

О любви — мучительной и до конца не осознанной — написано несколько отнюдь не детских стихотворений 1910 года. Они обращены к В. О. Нилендеру. Впоследствии Цветаева признается, что "Вечерний альбом" она и издала "взамен письма к человеку, с которым была лишена возможности сноситься иначе".

Это уже настоящие любовные стихи, в которых выражены страдания впервые полюбившей "души". Любовь идеальна, чиста, самоотверженна. "Я сердцем пребуду — твоя". "О, лишь люби, люби его нежнее!.." "Люби без мер и до конца люби!" — обращается она к "следующей" подруге того, кого никогда не забудет. Порой ей кажется, что это не любовь, но не менее сильное и мучительное чувство: "Обожания нить нас сильнее связала, Чем влюбленность — других". А может, виною этого разминовения то, что в ее душе — "приливы и отливы" и он это понял? Как бы там ни было, она страдает, но не судит его: "Ты душу надолго пригнул мне к земле… Мой милый, был так беспощаден твой суд! Но все же я сердцем твоя — и во мгле За несколько светлых минут!" Она хочет остаться у него в памяти: "Пусть я лишь стих в твоем альбоме!"

"Вечерний альбом" завершается стихотворением "Еще молитва" ("Москва, осень 1910 г."), полудетским по форме, пророческим по смыслу. Цветаевская героиня молит Создателя, чтобы он послал ей простую земную любовь:

… Дай не тень мне обнять, наконец!..

Однако уже в ближайших строфах звучит сомнение:

И поют ведь, и пишут, что счастье вначале!
Расцвести всей душой бы ликующей, всей!
Но не правда ль: ведь счастия нет вне печали?
Кроме мертвых, ведь нету друзей?..

Тени умерших — надежнее, они не оскорбят любящую душу, их можно любить беспрепятственно, беззаветно, идеально. Земная любовь жестока и несовершенна; она "пригибает" душу к земле. Сколько потом будет писать об этом Цветаева — в стихах, в поэмах, в прозе, в письмах… А сейчас она выводит такие наивные и такие серьезные строки и как бы просит читателя помедлить над ними, вникнуть в то, что скрывается за этим косноязычием только начавшего говорить поэта:

Мне не надо блаженства ценой унижений.
Мне не надо любви! Я грущу — не о ней.
Дай мне душу, Спаситель, отдать — только тени
В тихом царстве любимых теней.

В лучших стихотворениях первой книги Цветаевой уже угадываются интонации главного конфликта ее любовной поэзии: конфликта между "землей" и "небом", между страстью и идеальной любовью; между сиюминутным и вечным, — и шире — конфликта всей цветаевской поэзии: быта и бытия.

* * *

"Вечерний альбом" Цветаева отнесла в типографию А. И. Мамонтова в Леонтьевский переулок, дом пять, и заплатила за печатание пятисот экземпляров. Приблизительно через месяц, в конце октября 1910 года, сборник вышел в свет.

Пятнадцать лет спустя, в прозе о Брюсове "Герой труда", создавая свой собственный образ, Цветаева напишет, что ни одного экземпляра книги она на отзыв не посылала, даже не знала, что так делают, а если бы и знала, никогда бы не стала "напрашиваться на рецензию".