Джинн Калогридис - Дьявольская Королева

• Название: Дьявольская Королева
• Автор: Джинн Калогридис
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47592-6

Екатерина Медичи, богатая наследница знатной флорентийской семьи, с детства интересуется астрологией и алхимией. В юном возрасте она становится женой французского принца Генриха де Валуа, будущего короля Генриха II. Благодаря уму и доброте она завоевывает любовь мужа, однако, к великому огорчению, ей никак не удается подарить ему наследника. И тогда она прибегает к помощи астролога и колдуна Козимо Руджиери, адепта темной магии…

Екатерина Медичи — одна из самых загадочных и зловещих фигур в истории. Она была королевой Франции, матерью трех французских королей, доверенным лицом Мишеля Нострадамуса. С ее именем связано величайшее злодеяние — кровавая Варфоломеевская ночь. Но каковы были истинные мотивы ее деяний? И можно ли если не оправдать, то хотя бы объяснить поступки этой женщины, знавшей в своей жизни столько несчастья?

---

Я задохнулась, вспомнив слова астролога Лукаса Гуаричо: «Обязан срочно предупредить вас: избегайте всяких столкновений в замкнутом пространстве. Дуэли и поединки таят для вас серьезную угрозу, подобные столкновения могут окончиться смертельной раной головы».

Страх сжал мне живот, словно губку. Я вскрикнула от неожиданного спазма; тяжелая книга свалилась с колен.

Рожала я всегда легко, но боль, пронзившая меня сейчас, была злой, страшной и незнакомой. Я спустилась с кровати, но когда моя нога коснулась пола, боль победила меня.

Я упала на пол, призывая мадам Гонди, Жанну и — самое главное — Генриха.

Обычно я стойко переживала страдания, но те роды были слишком тяжелыми и продолжительными; я думала, что умру, прежде чем появится первый ребенок.

Жанна сидела подле меня, а Генрих навестил меня в начале процесса. Он брал меня за руки, когда схватки усиливались, подбадривал на протяжении долгого утра и весь жаркий летний полдень. Все притворялись, что муки, которые я испытываю, не предвещают ничего страшного. Дело, мол, в том, что я жду не одного ребенка, а двух. До сих пор самые продолжительные роды длились у меня десять часов, но сейчас прошли десять часов, двенадцать — никакого прогресса. Всеобщее беспокойство усилилось. Когда стемнело и зажгли лампы, я уже не могла делать веселое лицо. Генрих беспомощно мерил шагами комнату, я чувствовала, что раздражаюсь, и попросила его уйти. Как только он удалился, я отдалась боли и почти не ощущала мягких благоухающих рук Жанны. По распоряжению акушерки она прикладывала мне холодные компрессы. Я потеряла сознание, потом очнулась.

Виктория родилась на рассвете после тридцати шести часов схваток. Она была слабой и серой, крик ее был еле слышен, однако ее появление обрадовало Жанну и акушерку. Они решили, что настал конец моим мучениям. Однако это был лишь проблеск надежды, потому что дикая боль снова вернулась.

Я стала бредить. Звала тетю Клариссу, сестру Николетту, покойную мать и Руджиери. Видимо, позвала и Жанну, потому что, когда очнулась, она сжимала мою потную ладонь.

В узкой щели в центре бархатных драпировок светился затухающий оранжевый свет. Я чувствовала быстрое дыхание акушерки возле моих ног и знакомый запах духов, слышала тихий плач. Я хотела сказать Жанне, что дам второй девочке ее имя, но обнаружила, что не могу вымолвить ни слова.

Лампа осветила изгиб щеки Жанны, спутанные кудри на ее виске превратились в сияющий нимб. Она говорила строгим голосом, словно объясняла трудную задачу неразумному ребенку.

— Катрин, акушерка должна вынуть ребенка, речь идет о твоей жизни. Сожми мою руку, можешь кричать. Все будет быстро.

Вцепившись в Жанну, я сжала зубы. Ловкие пальцы акушерки добавили мне боли, нащупав внутри меня дитя.

Ее руки вошли в меня и взялись за маленькие ножки. Я услышала — нет, почувствовала — хруст крошечных костей и заорала, поняв, что маленькая девочка еще жива, а они ее убивают, чтобы спасти меня. Я билась, визжала и колотила женщин, а они плакали и держали меня.

Я причитала, что Господь наказывает меня, ведь я купила своих детей с помощью темной магии. Я молила Жанну позволить мне умереть в искупление грехов. Я просила ее пойти к Руджиери и заставить его снять заклинание.

Дальше я ничего не помню.

Малютка Жанна сразу отошла в мир иной в результате повреждений, нанесенных акушеркой. Две недели я пролежала в горячке, а когда поднялась, узнала, что выжившая Виктория, близнец Жанны, погибает.

Я отправилась к своей крошечной задыхающейся дочке. Три дня я находилась в детской, держала Викторию на руках и смотрела в желтое личико; мое сердце таяло и переливало в малышку всю любовь. Я шептала извинения в ее прелестное крошечное ушко, просила у нее прощения. Она испустила последний вдох, когда к нам подошел ее отец.

Несколько часов я провела у тела младенца. Никто меня не беспокоил, даже король.

В своем горе я не видела света, не слышала легких шагов по мрамору. Но когда открылась дверь детской, я почувствовала, что кто-то направляется ко мне. Я повернула голову и увидела Генриха Наваррского, которому тогда было два с половиной года. Он потянул меня за рукав. Я взглянула на его темные кудряшки, на тревожно сморщившийся лобик.

— Тетя Катрин, — прошептал он. — Милая тетя, не печальтесь.

— Но я должна печалиться, — объяснила я. — Твоя маленькая кузина Виктория умерла.

— А! — отозвался он, обдумывая мои слова и топчась на месте. — Но она нас не знала, на небесах она даже не будет по нам скучать.

В ответ на это я разразилась слезами. Испугавшись, Генрих воскликнул со всей серьезностью:

— Бедная тетя! Я могу притвориться ребенком, которого вы потеряли. И обещаю, что буду вести себя хорошо.

Я обняла его и сказала:

— Мой маленький Анри. Мой дорогой, мой родной.

На следующий день Руджиери прислал мне свои соболезнования, как и тысяча других людей, однако я отказывалась принимать кого-либо. Вместо этого я позвала в свой кабинет мадам Гонди и продиктовала послание Мишелю Нострадамусу.

Через несколько недель я получила от него письмо. Мне снова стали сниться сны.

ГЛАВА 28

Я встретила великого пророка Нострадамуса как дорогого друга или родственника — неформально, в своем удобном аванзале. Я отпустила всех, даже мадам Гонди, и сидела одна. Дверь распахнулась, впуская гостя.

Нострадамус вошел хромая, тяжело опираясь на палку. Я улыбнулась ему. Господь, судя по всему, больше интересовался передачей видений мрачного будущего, чем облегчением подагры. Пророк был на удивление непримечательным с виду: маленьким, толстеньким, седым, с немодной длинной бородой, в поношенной, смявшейся в путешествии одежде.

— Madame la Reine. Ваше величество.

Произношение гостя выдавало его южные корни. У него было мягкое круглое лицо и очень добрые глаза, совершенно лишенные осознания собственной значимости. Он был евреем, но его отец принял христианство и взял католическую фамилию, во славу Мадонны. Гость снял шапку и поклонился. Редеющие волосы упали на лицо.

— Ваше приглашение — высокая честь, — заметил он. — Величайшее мое желание — оказаться полезным вам и его величеству. Попросите мою жизнь, и она будет вашей. — У него дрогнул голос, рука, в которой он держал шляпу, затряслась. — Если вы изволили заподозрить меня в какой-нибудь ереси, то смею заверить, что я добрый католик, посвятивший свою жизнь служению Господу. Я записывал свои видения по Его воле; их прислал мне Господь, а не нечистая сила.

Мадам Гонди говорила мне, что ему приходилось переезжать из одной деревни Прованса в другую, чтобы избежать ареста. Я поняла, что он напуган, и на меня накатила жалость. Он боялся, что попадет в инквизиторскую ловушку.

— Не сомневаюсь в этом, господин Нострадамус, — ласково произнесла я и протянула ему руку. — Потому и обратилась к вам за помощью. Благодарю, что для встречи с нами вы проделали столь долгий путь. Мы очень признательны.

Страх отпустил его. Он содрогнулся всем телом, проковылял вперед и поцеловал мне руку. Волосы мягко упали мне на пальцы, и я почувствовала запах чеснока. Господин Нострадамус выпрямился и попятился. Он перевел взгляд на двор за окном, и нервозность сменилась спокойной уверенностью.

— А, дети, — пробормотал он себе под нос.

Повернувшись, я увидела на лужайке Эдуарда, бегущего за Марго, и маленького Наварра. Они не обращали внимания на крики гувернантки, пытавшейся их урезонить.

— Его высочество принц Эдуард, — пояснила я, — любит погоняться за маленькой сестренкой. Для своих пяти лет Эдуард необычайно высок.

— Двое младших — мальчик и девочка — кажутся близнецами, но я знаю, что это не так.

— Это моя дочь Марго и ее кузен Генрих Наваррский. Мы называем его Маленький Генрих, а иногда — Наварр, чтобы не путать с королем.

— Сходство поразительное, — заметил гость.

— Им обоим по три года, месье. Марго родилась тринадцатого мая, а Наварр — тринадцатого декабря.

— Связаны судьбой, — изрек господин Нострадамус и рассеянно на меня посмотрел.

Его глаза казались слишком большими для его лица, как и у меня, только у него они были светло-серыми. Под его взглядом, полным детской открытости, мне вдруг стало не по себе.

— У меня был сын, — промолвил он грустно, — и дочь.

Я открыла рот, собираясь выразить сочувствие и сообщить, что слышала его историю. Самый талантливый врач во всей Франции прославился тем, что многих спас от чумы, но не уберег от нее жену и детей.

Но я не успела вставить и слова, поскольку гость продолжил:

— Не хочу показаться чудовищем, мадам, говоря о своем несчастье, в то время как вижу вас в трауре. Просто поверьте: я понимаю ваше горе. Недавно я узнал, что вы оплакиваете потерю двух маленьких дочек. Нет большей трагедии, чем смерть ребенка. Молюсь Господу, пусть он облегчит вашу боль и страдания короля.