Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

• Название: Том 3. Басни, стихотворения, письма
• Автор: Иван Крылов
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1945

Настоящее издание Полного собрания сочинений великого русского писателя-баснописца Ивана Андреевича Крылова осуществляется по постановлению Совета Народных Комисаров СССР от 15 июля 1944 г. При жизни И.А. Крылова собрания его сочинений не издавалось. Многие прозаические произведения, пьесы и стихотворения оставались затерянными в периодических изданиях конца XVIII века. Многократно печатались лишь сборники его басен. Было предпринято несколько попыток издать Полное собрание сочинений, однако достигнуть этой полноты не удавалось в силу ряда причин.

Настоящее собрание сочинений Крылова включает все его художественные произведения, переводы и письма. В третий том входят басни, относящиеся в большинстве своем к последнему периоду творчества Крылова, и его стихотворения. В этот же том входят письма, официальные записки и проч.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Парнас

Когда из Греции вон выгнали богов
И по мирянам их делить поместья стали[1],
Кому-то и Парнас тогда отмежевали;
Хозяин новый стал пасти на нем Ослов
   Ослы, не знаю как-то, знали,
   Что прежде Музы тут живали,
   И говорят: «Недаром нас
    Пригнали на Парнас:
   Знать, Музы свету надоели,
   И хочет он, чтоб мы здесь пели»
«Смотрите же», кричит один: «не унывай!
  Я затяну, а вы не отставай!
    Друзья, робеть не надо!
    Прославим наше стадо,
   И громче девяти сестер*
Подымем музыку и свой составим хор!
А чтобы нашего не сбили с толку братства,
То заведем такой порядок мы у нас:
Коль нет в чьем голосе ослиного приятства,
   Не принимать тех на Парнас».
   Одобрили Ослы ослово
   Красно-хитро-сплетенно слово:
И новый хор певцов такую дичь занес,
   Как будто тронулся обоз,
В котором тысяча немазанных колес.
Но чем окончилось разно-красиво пенье?
   Хозяин, потеряв терпенье,
   Их всех загнал с Парнаса в хлев.

  Мне хочется, невеждам не во гнев,
  Весьма старинное напомнить мненье:
   Что если голова пуста,
То голове ума не придадут места.

Оракул

В каком-то капище был деревянный бог,
И стал он говорить пророчески ответы
   И мудрые давать советы.
   За то, от головы до ног
   Обвешан и сребром и златом,
   Стоял в наряде пребогатом,
Завален жертвами, мольбами заглушен
   И фимиамом задушен.
   В Оракула все верят слепо;
   Как вдруг, — о чудо, о позор!—
   Заговорил Оракул вздор:
  Стал отвечать нескладно и нелепо;
  И кто к нему зачем ни подойдет,
  Оракул наш что молвит, то соврет;
   Ну так, что всякий дивовался,
  Куда пророческий в нем дар девался!
     А дело в том,
Что идол был пустой и саживались в нем
    Жрецы вещать мирянам.
      И так,
Пока был умный жрец, кумир не путал врак;
   А как засел в него дурак,
   То идол стал болван-болваном.

   Я слышал — правда ль? — будто встарь
    Судей таких видали,
  Которые весьма умны бывали,
  Пока у них был умный секретарь.

Василек

   В глуши расцветший Василек
Вдруг захирел, завял почти до половины,
  И, голову склоня на стебелек,
   Уныло ждал своей кончины;
Зефиру между тем он жалобно шептал:
  «Ах, если бы скорее день настал,
И солнце красное поля здесь осветило,
Быть может, и меня оно бы оживило?» —
    «Уж как ты прост, мой друг!»
   Ему сказал, вблизи копаясь, жук:
«Неужли солнышку лишь только и заботы,
Чтобы смотреть, как ты растешь,
   И вянешь ты, или цветешь?
Поверь, что у него ни время, ни охоты
     На это нет.
Когда бы ты летал, как я, да знал бы свет,
То видел бы, что здесь луга, поля и нивы
Им только и живут, им только и счастливы:
   Оно своею теплотой
Огромные дубы и кедры согревает
  И удивительною красотой
Цветы душистые богато убирает;
    Да только те цветы
    Совсем не то, что ты:
  Они такой цены и красоты,
  Что само время их, жалея, косит,
   А ты ни пышен, ни пахуч:
Так солнца ты своей докукою не мучь!
Поверь, что на тебя оно луча не бросит,
И добиваться ты пустого перестань,
     Молчи и вянь!»
Но солнышко взошло, природу осветило,
По царству Флорину рассыпало лучи,
И бедный Василек, завянувший в ночи,
   Небесным взором оживило.

  О вы, кому в удел судьбою дан
     Высокий сан!
Вы с солнца моего пример себе берите!
      Смотрите:
Куда лишь луч его достанет, там оно
Былинке ль, кедру ли — благотворит равно,
И радость по себе и счастье оставляет;
Зато и вид его горит во всех сердцах —
  Как чистый луч в восточных хрусталях,
   И всё его благословляет.

Роща и огонь

   С разбором выбирай друзей.
Когда корысть себя личиной дружбы кроет,—
   Она тебе лишь яму роет.
Чтоб эту истину понять еще ясней,
  Послушай басеньки моей.

  Зимою Огонек под Рощей тлился;
Как видно, тут он был дорожными забыт.
Час-от-часу Огонь слабее становился;
  Дров новых нет; Огонь мой чуть горит
И, видя свой конец, так Роще говорит:
   «Скажи мне, Роща дорогая!
  За что твоя так участь жестока,
  Что на тебе не видно ни листка,
   И мерзнешь ты совсем нагая?» —
    «Затем, что, вся в снегу,
Зимой ни зеленеть, ни цвесть я не могу»,
   Огню так Роща отвечает.
  «Безделица!» Огонь ей продолжает:
«Лишь подружись со мной; тебе я помогу.
  Я солнцев брат, и зимнею порою
   Чудес не меньше солнца строю.
   Спроси в теплицах об Огне:
Зимой, когда кругом и снег и вьюга веет,
   Там всё или цветет, иль зреет:
   А всё за всё спасибо мне.
   Хвалить себя хоть не пристало,
   И хвастовства я не люблю,
Но солнцу в силе я никак не уступлю.
  Как здесь оно спесиво ни блистало,
Но без вреда снегам спустилось на ночлег;
А около меня, смотри, как тает снег,
Так если зеленеть желаешь ты зимою,
    Как летом и весною,
   Дай у себя мне уголок!»
Вот дело слажено: уж в Роще Огонек
  Становится Огнем, Огонь не дремлет:
   Бежит по ветвям, по сучкам;
Клубами черный дым несется к облакам,
И пламя лютое всю Рощу вдруг объемлет.
Погибло всё вконец, — и там, где в знойны дни
Прохожий находил убежище в тени,
Лишь обгорелые пеньки стоят одни,
    И нечему дивиться:
   Как дереву с огнем дружиться?

Чиж и еж

    Уединение любя,
Чиж робкий на заре чирикал про себя,
Не для того, чтобы похвал ему хотелось,
  И не за что; так как-то пелось!
  Вот, в блеске и во славе всей,
  Феб лучезарный из морей
      Поднялся.
Казалось, что с собой он жизнь принес всему,
      И в сретенье ему
Хор громких соловьев в густых лесах раздался.
  Мой Чиж замолк. «Ты что ж»,
  Спросил его с насмешкой Еж:
    «Приятель, не поешь?» —
«Затем, что голоса такого не имею,
  Чтоб Феба я достойно величал»,
   Сквозь слез Чиж бедный отвечал:
«А слабым голосом я Феба петь не смею».

   Так я крушуся и жалею,
Что лиры Пиндара мне не дано в удел:
    Я б Александра пел.

Волк и ягненок

У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в Истории мы тьму примеров слышим,
   Но мы Истории не пишем;
  А вот о том как в Баснях говорят.

Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться;
   И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк.
Ягненка видит он, на до́бычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом
   Здесь чистое мутить питье
      Мое
     С песком и с илом?
    За дерзость такову
   Я голову с тебя сорву».—
   «Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь я донесть: что ниже по ручью
От Светлости его шагов я на сто пью;
  И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему никак я не могу».—
    «Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!
Да помнится, что ты еще в запрошлом лете
   Мне здесь же как-то нагрубил:
  Я этого, приятель, не забыл!» —
«Помилуй, мне еще и отроду нет году»,
Ягненок говорит. «Так это был твой брат».—
«Нет братьев у меня». — «Так это кум иль сват
И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.
Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,
    Вы все мне зла хотите,
И если можете, то мне всегда вредите:
Но я с тобой за их разведаюсь грехи».—
«Ах, я чем виноват?» — «Молчи! устал я слушать
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».
Сказал и в темный лес Ягненка поволок.

Обезьяны