Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

• Название: Том 3. Басни, стихотворения, письма
• Автор: Иван Крылов
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1945

Настоящее издание Полного собрания сочинений великого русского писателя-баснописца Ивана Андреевича Крылова осуществляется по постановлению Совета Народных Комисаров СССР от 15 июля 1944 г. При жизни И.А. Крылова собрания его сочинений не издавалось. Многие прозаические произведения, пьесы и стихотворения оставались затерянными в периодических изданиях конца XVIII века. Многократно печатались лишь сборники его басен. Было предпринято несколько попыток издать Полное собрание сочинений, однако достигнуть этой полноты не удавалось в силу ряда причин.

Настоящее собрание сочинений Крылова включает все его художественные произведения, переводы и письма. В третий том входят басни, относящиеся в большинстве своем к последнему периоду творчества Крылова, и его стихотворения. В этот же том входят письма, официальные записки и проч.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Петух и жемчужное зерно

   Навозну кучу разрывая,
  Петух нашел Жемчужное Зерно
   И говорит: «Куда оно?
    Какая вещь пустая!
Не глупо ль, что его высоко так ценят?
А я бы, право, был гораздо боле рад
Зерну ячменному: оно не столь хоть видно,
      Да сытно».

   Невежи судят точно так:
В чем толку не поймут, то всё у них пустяк.

Крестьянин и работник

  Когда у нас беда над головой,
   То рады мы тому молиться,
   Кто вздумает за нас вступиться;
   Но только с плеч беда долой,
То избавителю от нас же часто худо:
   Все взапуски его ценят,
  И если он у нас не виноват,
     Так это чудо!

   Старик-Крестьянин с Батраком
    Шел, под-вечер, леском
   Домой, в деревню, с сенокосу,
И повстречали вдруг медведя носом к носу.
   Крестьянин ахнуть не успел,
   Как на него медведь насел.
Подмял Крестьянина, ворочает, ломает,
И, где б его почать, лишь место выбирает:
   Конец приходит старику.
  «Степанушка родной, не выдай, милой!»
Из-под медведя он взмолился Батраку.
Вот, новый Геркулес, со всей собравшись силой,
    Что только было в нем,
  Отнес полчерепа медведю топором
И брюхо проколол ему железной вилой.
  Медведь взревел и замертво упал:
    Медведь мой издыхает.
   Прошла беда; Крестьянин встал,
   И он же Батрака ругает.
   Опешил бедный мой Степан.
«Помилуй», говорит: «за что?» — «За что, болван!
   Чему обрадовался сдуру?
   Знай колет: всю испортил шкуру!»

Обоз

    С горшками шел Обоз,
  И надобно с крутой горы спускаться.
Вот, на горе других оставя дожидаться,
Хозяин стал сводить легонько первый воз.
Конь добрый на крестце почти его понес,
   Катиться возу не давая;
   А лошадь сверху, молодая.
Ругает бедного коня за каждый шаг:
   «Ай, конь хваленый, то́-то диво!
   Смотрите: лепится, как рак;
Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!
   Смелее! Вот толчок опять.
   А тут бы влево лишь принять.
  Какой осел! Добро бы было в гору,
    Или в ночную пору;
   А то и под-гору, и днём!
   Смотреть, так выйдешь из терпенья!
Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!
   Гляди-тко нас, как мы махнем!
   Не бойсь, минуты не потратим,
  И возик свой мы не свезем, а скатим!»
Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,
  Тронулася лошадка с возом в путь;
Но только под-гору она перевалилась,
Воз начал напирать, телега раскатилась;
Коня толкает взад, коня кидает вбок;
  Пустился конь со всех четырех ног
      На-славу;
  По камням, рытвинам, пошли толчки,
      Скачки,
  Левей, левей, и с возом — бух в канаву!
   Прощай, хозяйские горшки!

Как в людях многие имеют слабость ту же:
  Всё кажется в другом ошибкой нам:
   А примешься за дело сам,
   Так напроказишь вдвое хуже.

Вороненок

      Орел
  Из-под небес на стадо налетел
    И выхватил ягненка,
А во́рон молодой вблизи на то смотрел.
   Взманило это Вороненка,
Да только думает он так: «Уж брать, так брать,
   А то и когти что́ марать!
Бывают и орлы, как видно, плоховаты.
   Ну, только ль в стаде что́ ягняты?
    Вот я как захочу
     Да налечу,
Так царский подлинно кусочек подхвачу!»
   Тут Ворон поднялся над стадом,
   Окинул стадо жадным взглядом:
Из множества ягнят, баранов и овец
Высматривал, сличал и выбрал, наконец,
    Барана, да какого?
   Прежирного, прематерого,
Который доброму б и волку был в подъем.
   Изладясь, на него спустился
  И в шерсть ему, что силы есть, вцепился.
Тогда-то он узнал, что добычь не по нем.
Что хуже и всего, так на баране том
   Тулуп такой был прекосматый,
   Густой, всклокоченный, хохлатый,
Что из него когтей не вытеребил вон
    Затейник наш крылатый,
И кончил подвиг тем, что сам попал в полон.
С барана пастухи его чинненько сняли;
   А чтобы он не мог летать,
   Ему все крылья окарнали
   И детям отдали играть.

Нередко у людей то ж самое бывает,
     Коль мелкий плут
   Большому плуту подражает:
Что́ сходит с рук ворам, за то воришек бьют.

Слон на воеводстве

    Кто знатен и силен,
     Да не умен,
Так худо, ежели и с добрым сердцем он.

На воеводство был в лесу посажен Слон.
Хоть, кажется, слонов и умная порода,
  Однако же в семье не без урода:
     Наш Воевода
     В родню был толст,
    Да не в родню был прост;
  А с умыслу он мухи не обидит.
   Вот добрый Воевода видит:
  Вступило от овец прошение в Приказ:
«Что волки-де совсем сдирают кожу с нас».
«О, плуты!» Слон кричит: «какое преступленье!
   Кто грабить дал вам позволенье?»
А волки говорят: «Помилуй, наш отец!
   Не ты ль нам к зи́ме на тулупы
Позволил легонький оброк собрать с овец?
  А что они кричат, так овцы глупы:
Всего-то придет с них с сестры по шкурке снять;
   Да и того им жаль отдать».—
  «Ну то́-то ж», говорит им Слон: «смотрите!
  Неправды я не потерплю ни в ком.
   По шкурке, так и быть, возьмите;
  А больше их не троньте волоском».

Осел и соловей

   Осел увидел Соловья
И говорит ему: «Послушай-ка, дружище!
Ты, сказывают, петь великий мастерище:
    Хотел бы очень я
  Сам посудить, твое услышав пенье,
  Велико ль подлинно твое уменье?»
Тут Соловей являть свое искусство стал:
    Защелкал, засвистал
На тысячу ладов, тянул, переливался;
   То нежно он ослабевал
И томной вдалеке свирелью отдавался,
То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.
    Внимало всё тогда
   Любимцу и певцу Авроры;
Затихли ветерки, замолкли птичек хоры,
    И прилегли стада.
  Чуть-чуть дыша, пастух им любовался
    И только иногда,
Внимая Соловью, пастушке улыбался.
Скончал певец. Осел, уставясь в землю лбом,
  «Изрядно», говорит: «сказать неложно,
   Тебя без скуки слушать можно;
    А жаль, что незнаком
    Ты с нашим петухом:
   Еще б ты боле навострился,
Когда бы у него немножко поучился».
Услыша суд такой, мой бедный Соловей
Вспорхнул и — полетел за тридевять полей.

Избави, бог, и нас от этаких судей.

Книга третья

Откупщик и сапожник

Богатый Откупщик в хоромах пышных жил,
    Ел сладко, вкусно пил;
  По всякий день давал пиры, банкеты,
   Сокровищ у него нет сметы.
В дому сластей и вин, чего ни пожелай:
   Всего с избытком, через край.
И, словом, кажется, в его хоромах рай.
   Одним лишь Откупщик страдает,
    Что он не досыпает.
  Уж божьего ль боится он суда,
   Иль, просто, трусит разориться:
Да только всё ему не крепко как-то спится.
   А сверх того, хоть иногда
Он вздремлет на заре, так новая беда:
   Бог дал ему певца, соседа.
С ним из окна в окно жил в хижине бедняк
Сапожник, но такой певун и весельчак,
  Что с утренней зари и до обеда,
С обеда до́-ночи безумолку поет
И богачу заснуть никак он не дает.
   Как быть, и как с соседом сладить,
   Чтоб от пенья его отвадить?
   Велеть молчать: так власти нет;
   Просил: так просьба не берет.
Придумал, наконец, и за соседом шлет.

     Пришел сосед.
   «Приятель дорогой, здорово!» —
  «Челом вам бьем за ласковое слово».—
«Ну, что, брат, каково делишки, Клим, идут?»
(В ком нужда, уж того мы знаем, как зовут.) —
   «Делишки, барин? Да, не худо!» —
«Так от того-то ты так весел, так поешь?
   Ты, стало, счастливо живешь?» —
  «На бога грех роптать, и что ж за чудо?
  Работою завален я всегда;
Хозяйка у меня добра и молода:
А с доброю женой, кто этого не знает,
   Живется как-то веселей».—
«И деньги есть?» — «Ну, нет, хоть лишних не бывает,
   Зато нет лишних и затей».—
«Итак, мой друг, ты быть богаче не желаешь?» —
   «Я этого не говорю;
Хоть бога и за то, что́ есть, благодарю;
    Но сам ты, барин, знаешь,
   Что человек, пока живет,
Всё хочет более: таков уж здешний свет.
Я чай, ведь и тебе твоих сокровищ мало;
  И мне бы быть богатей не мешало».—
   «Ты дело говоришь, дружок:
Хоть при богатстве нам есть также неприятства,
  Хоть говорят, что бедность не порок,
Но всё уж коль терпеть, так лучше от богатства.
Возьми же: вот тебе рублевиков мешок:
   Ты мне за правду полюбился.
Поди: дай бог, чтоб ты с моей руки разжился.
Смотри, лишь промотать сих денег не моги,
   И к ну́жде их ты береги!
   Пять сот рублей тут верным счетом.
    Прощай!» Сапожник мой,
   Схватя мешок, скорей домой
     Не бе́гом, лётом;
   Примчал гостинец под полой;
   И той же ночи в подземелье
  Зарыл мешок — и с ним свое веселье!
Не только песен нет, куда девался сон
   (Узнал бессонницу и он!);

Всё подозрительно, и всё его тревожит:
   Чуть ночью кошка заскребет,
Ему уж кажется, что вор к нему идет:
Похолодеет весь, и ухо он приложит,
Ну, словом, жизнь пошла, хоть кинуться в реку.
    Сапожник бился, бился
   И наконец за ум хватился:
   Бежит с мешком к Откупщику
  И говорит: «Спасибо на приятстве;
  Вот твой мешок, возьми его назад:
  Я до него не знал, как худо спят.
   Живи ты при своем богатстве:
   А мне, за песни и за сон,
   Не надобен ни миллион».

Крестьянин в беде