Миша Дефонсека - Выжить с волками

• Название: Выжить с волками
• Автор: Миша Дефонсека
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-386-00751-5

1941 год. Родители девочки Миши, скрывавшиеся в Бельгии, депортированы. Ребенок решает бежать на восток и найти их. Чтобы выжить, девочке приходится красть еду и одежду. В лесу ее спасает от гибели пара волков, переняв повадки которых, она становится полноправным членом стаи. За четыре года скитаний по охваченной огнем и залитой кровью Европе девочка открывает для себя звериную жестокость людей и доброту диких животных…

Эта история Маугли времен Второй мировой войны поражает воображение и трогает сердце.

---

В течение дня я общалась лишь с ней и с горничной. Ее муж, дантист, пропадал в своем кабинете, и мы видели его только во время еды, на протяжении которого он молчал. Однажды он осмотрел мои зубы и заявил, что они очень крепкие. Что касается сына этих людей, то я не знаю, чем он занимался целыми днями. Честно говоря, меня это не интересовало. Я приняла его за мальчишку, но на самом деле ему было где-то около девятнадцати или двадцати лет. Он казался мне таким же глупым, как и его мать, с которой он всегда соглашался: «Да, мама… нет, мама…» Он смеялся, когда она смеялась надо мной. Она часто звала меня «беотийкой», дурочкой, которая ничего не понимает.

Гораздо позже я узнала, что значит это слово. В античном мире беотийцы были известны своей музыкой, поэзией и разными науками. Еще они были великими военными и правили Грецией до прихода Александра Великого. Когда я узнала про это, то сказала себе, что та женщина была слабоумной и сильно ошибалась, если хотела унизить меня этим словом.

Однажды пришла женщина по имени Фернанда (одна из членов этой семьи). Они тихо беседовали в моем присутствии, и я прислушалась к их разговору. Хозяйка сказала: «Мне все равно, если она сбежит, но если Жанин придется меня покинуть, я буду плакать кровавыми слезами».

Я представляла себе, как кровавые слезы будут стекать по ее лицу…

Через несколько дней она отвела меня на ферму дяди ее мужа. Наконец-то и я на что-то сгодилась — теперь ее драгоценному сыну Леопольду больше не придется ходить туда-обратно за продуктами.

В первый раз Леопольд пошел со мной, для того чтобы показать дорогу и представить меня дедушке как нового курьера. Когда мы пришли, этот мужчина показался мне очень угрюмым и совсем не дружелюбным. Он явно не любил своего внучатого племянника, перекинулся с ним парой слов и сразу обратился ко мне:

— Ты, пойдем! Я тебе кое-что покажу!

Леопольд собрался было пойти за нами, но он сказал:

— Нет, ты останешься здесь.

И дедушка показал мне ферму: собак, поросят, кур-пеструшек, черных и белых цыплят в крапинку. Они были очень красивыми, и мне даже разрешили их потрогать. Дедушка увидел, как я счастлива, и немного смягчился:

— Ну что, малышка? Ты не разобьешь яйца, когда придешь их собирать?

— Нет, нет, я буду очень внимательной.

— Что ж, тогда все в порядке!

Потом он сказал Леопольду:

— Можете спокойно отправлять ее сюда, все будет нормально, только пусть она даст ей список.

Он сказал «она», будто не хотел ее знать — должно быть, ему не очень нравилась жена его племянника. Эта ферма ее кормила, а все те вкусности попадали к ней на стол, несмотря на войну, благодаря дедушке Эрнесту и бабушке Марте. Они снабжали ее маслом, молоком, сыром, овощами, бараниной, курятиной и свининой.

Ферма показалась мне очень большой. Сам дом был крепкий, с красивыми комнатами, а вокруг было много земли. Дедушка выполнял практически всю работу, ему помогала только его жена.

Он не очень любил сиреневолосую, но и она отвечала ему тем же. Она была католичкой, а он был неверующим, она была буржуа, а он придерживался левых взглядов. Она говорила о нем как о «яром антиклерикале». Действительно, когда он видел священника, он каркал, словно ворон: «кар, кар». А меня это забавляло. Дедушка был живым существом, угрюмым и очень добрым. Остальные были уже мертвыми, в них не было ни приветливости, ни тепла. Очень скоро я услышала, как дедушка в шутку называет ее «святошей» и «вира-го» (от франц. virago — мужеподобная. — Примеч. пер.). Она носила имя Маргарита, но Вираго мне нравилось больше, и про себя я называла ее только так. Ей очень подходило это слово по звучанию. Еще дедушка говорил: «Она воровка!»

Я не знала, что она украла, но она точно была воровкой! Она редко приходила на ферму, и каждый раз у дедушки не находилось для нее доброго слова. Однажды он очень рассмешил меня, когда открыл дверь.

— А, это ты? Я тебя не узнал! Я-то подумал, что это кое-кто в шляпе!

За непрозрачной застекленной дверью его дома можно было различить лишь силуэты тех, кто приходил. И дедушка спокойно смеялся над копной ее сиреневых волос. Когда он делал это открыто, она лишь поджимала тонкие губы, но не отвечала. Это была очень странная семья, я так и не разгадала ее тайн, да они меня и не волновали, пока в моей жизни был дедушка.

У дедушки Эрнеста была великолепная янтарная трубка, желтая и округлая. Я говорила ему, что она очень красивая, а он отвечал: «Но мне больше нравится вот эта!» — и показывал мне старую шестиугольную деревянную трубку, которая была гораздо короче.

— Знаешь, старые обкуренные трубки — самые лучшие.

Мне полагалось приносить еду как можно быстрее, но я все дольше и дольше задерживалась на ферме, что ужасно злило Вираго.

— Ты теряешь время! Когда, ты думаешь, мы сядем за стол, если еда еще не приготовлена?

Я ничего не рассказывала о том, что мы делали с дедушкой. Я была слишком счастлива. Он меня многому научил. Я забиралась по лестнице и прыгала в сено, играла с собаками Итой и Ритой, ела фрукты и пироги, которые пекла Марта. А потом она сшила для меня одежду (заменив ту юбку и строгую блузку, в которые меня наряжала Вираго), чтобы мне было удобно играть. Я играла, как мальчишка, и Марта боялась, что я себе что-нибудь сломаю, но дедушка говорил:

— Пфф! Все будет хорошо! Это же здорово, что она играет! Не мешай ей!

— Да, но, в конце концов, в этой юбке…

И Марта сшила мне маленькие пышные штанишки, которые надевались под юбку, из той же ткани. Еще она скроила маленькие белые рубашки с короткими рукавами. Одежда была красивой, и мне было в ней удобно! Но когда я появилась в таком виде дома — такое началось!

— Что это за одежда? Что она на тебя напялила?

И Вираго забрала у меня широкие штанишки.

Марта успокоила меня: ничего, она сошьет мне новые, которые я буду носить только на ферме. А дедушка проворчал, что эта Маргарита тысячу раз заслуживает, чтобы он ее выставил за дверь.

— Эта шкурница, вздорная… Как-то раз я сказал ей, чтобы ноги ее больше здесь не было. Так она начала своего сына сюда присылал»,-а теперь тебя. Все, что ей нужно, это продукты… Эта семейка, мой цыпленочек, просто «Грозовой перевал»! [1]

Я представляла себе горы, воющий ветер, гром, молнии, а посреди всего этого — Маргариту с сыном. Конечно, я прочитала эту книгу гораздо позже, но уже тогда поняла, что эта семья скрывала историю мести и ненависти. Дедушка вообще не любил людей, я слышала, как он говорит: «Животные лучше человека. Звери не желают тебе зла, они благодарные создания, ты никогда не увидишь, как животные воюют, они убивают лишь ради еды. Человек убивает по любому поводу».

Таким образом, дедушка передал мне свою философию о мире и природе. Наблюдая за тем, как простой муравей тащит щепку, или рассматривая мертвую мышку, я постигала бесконечный круговорот. Животные и люди умирают и уходят в землю, а там их съедают черви, и черви оставляют в земле то, из чего потом вырастают трава и деревья, которые кормят новых людей и животных. В свою очередь они тоже умирают, и все повторяется снова.

— Ты понимаешь? Это природа, вечный круговорот. И когда кто-то умирает, достаточно лишь подумать о том, что он повторяет этот круг, и так он всегда будет с тобой и никогда не умрет.

Именно поэтому у меня возникло впечатление, что смерть — это не так уж и важно, потому что все начнется заново. И так я поняла, почему дедушка не говорит о своем сыне. У него больше не было детей. Их с Мартой единственный сын Жозе умер в ранней молодости, и это стало большой трагедией. Иногда Марта называла меня Жозе, особенно когда я играла, по ее мнению, слишком шумно, например прыгала с лестницы у сарая в стог сена.

— Жозе, осторожнее… Жозе, прекрати… Жозе, иди сюда.

Тогда дедушка рассказал мне о сыне и добавил:

— Знаешь, она очень горевала, когда он умер. Она часто о нем думает. Если хочешь, чтобы было как лучше, то делай вид, что все в порядке, и подходи, когда она называет тебя Жозе..

— Это лучше, чем Моник. Не люблю это имя. Почему меня назвали Моник?

— Моник происходит от греческого слова «одинокая». Неплохой выбор для тебя, ведь ты одна. К тому же надо быть осторожной. Понимаешь? Осторожной. Имена не имеют значения, я называю тебя цыпленочком, ты меня — дедушкой, а Марта зовет тебя Жозе… потому что она думает о нем. У каждого есть свои причины называть других так или иначе. Злодея Гитлера, который отравляет мир, я называю маляром, потому что он не солдат, он глупец, который хочет сделать мир одноцветным, уродливым, серо-зеленым. А тебя, мой цыпленок, из предосторожности называют Моник, потому что не хотят, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

Делать что-то «из предосторожности» — это выражение употребляли мои родители, его я понимала. Из предосторожности не надо было шуметь, из предосторожности не надо было выходить… и нынешняя предосторожность, которая заключалась в том, чтобы звать меня Моник, связывала меня с родителями, ее я тоже понимала. А для себя я всегда оставалась Мишке.