Шамай Голан - Палисандровая кровать госпожи Альдоби

• Название: Палисандровая кровать госпожи Альдоби
• Автор: Шамай Голан
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999

---

— Куда бежать? — опять спросила госпожа Альдоби. Глаза ее не были видны под полями шляпы, она старалась не встречаться с ним взглядом.

Нафтали на миг замер в изумлении, потом вдруг закричал:

— В «Шорашим»! Надо их предупредить!

Госпожа Альдоби спокойно закрыла газовый кран, опустила жалюзи. Ему чудились громкие гортанные крики, топот по лестнице, выстрелы. Он внезапно сжал ее ладонь.

— Ключ! — вскричала она.

— К черту ключ! — ответил он, не отпуская ее руку.

Но она не сдалась. Она извлекла из сумки ключ и дважды повернула его в замке. Затем сказала, что не пойдет с ним по пожарной лестнице. Ребенок у нее в животе может получить повреждения. Ей известно, что враг еще далеко, что наши солдаты держатся стойко и в наш район врага не пропустят, как не пустили в дни погромов. Она медленно спустилась по каменным ступеням, но Нафтали опередил ее и, не говоря ни слова, потянул ее к черному ходу. На улице госпожа Альдоби остановила такси. Попросила отвезти их к железнодорожной станции. Нафтали встрепенулся: ни при каких обстоятельствах нельзя ехать на станцию!

Водитель повернул на запад, к автобусной станции. По дороге проехали мимо военного лагеря. Охранник дремал у входа. И Нафтали знал, что ему не верят. Так же, как там.

С победной улыбкой он указал на длинные очереди к автобусам, на плачущих младенцев, на визжащих матерей и на отцов, пытавшихся прорваться вне очереди. Видишь? Он весь выпрямился и перебросил ранец на грудь, чтобы удобнее было работать локтями, пробиваться и прокладывать путь жене. Пробившись в автобус, он посадил ее у окна. Пусть подышит свежим воздухом, ей станет легче. Но на спуске к Шаар-Агай[2] он поменялся с ней местами.

— Видишь деревья? Из-за них будут стрелять, — предупредил он ее.

Вокруг уже была низменность, и Нафтали объяснил: если начнут бомбить с воздуха, надо лечь, прижаться к полу, а когда шофер остановит автобус — отбежать как можно дальше от него. Далекий дым на горизонте напомнил ему пламя, охватившее дом, который они избрали оборонительной позицией. Боеприпасы кончились, и ампулы с цианистым калием должны были гарантировать легкую смерть. Но тут он обнаружил вход в канализационный колодец и повел туда троих соратников.

Госпожа Альдоби неожиданно сказала:

— Я очень люблю эти поля, — и голосом избалованной барышни продолжала: — Такие желтые, просторные, тихие, созревшие, как на девятом месяце. — Она улыбнулась и добавила: — Запах дыма напоминает мне саманную печь во дворе и питы, которые пекла мама.

Нафтали посмотрел на нее дикими глазами. Из всех городов он выбрал местом жительства Иерусалим — из-за гор, потаенных пещер, ущелий. Он захотел жить в «Шорашим». Напрасно пытался Залкинд убедить его в тот день, когда он вышел из санатория, напрасно обещал покой и тишину в кругу друзей, которые подобрали его на улице у отверстия канализационного колодца и не оставили, когда он болел. Они вырыли ему окоп в лесу, на расстоянии, чтобы можно было услышать из лагеря, и приказали наблюдать и кричать в том случае, если приблизятся враги. И он издавал вопли, как тогда, в недрах канализации, предупреждая своих товарищей. Но теперь, в Израиле, его отдали в руки врачей санатория, чтобы те излечили его от этой привычки.

Внезапно Нафтали в испуге огляделся. Жена дремлет рядом. Другие сидят тихо, читают газеты. Глухие, подумал он, слепые, не чувствуют даже присутствие врага. Он обязан их предупредить. Он встал, двумя руками схватился за верхние поручни и издал дикий вопль.

Автобус резко затормозил.

— Да нет, ничего не случилось, — пыталась госпожа Альдоби успокоить водителя и пассажиров. — Просто крик, — повторила она, извиняясь. — Муж мой задремал, и что-то ему приснилось. — Она ласкала взглядом пассажиров, но так как автобус все еще не двинулся с места, извлекла последнее свое оружие. — Это потому, что он оттуда, вдруг ему захотелось издать вопль, так бывает и дома, — пыталась вызвать сочувствие, — среди ночи вдруг завопит.

Тут она обратилась к мужу, который все еще судорожно сжимал поручни:

— Садись, Нафтали, зачем стоять, если есть где сесть.

Автобус тронулся. Кто-то посочувствовал: «Бедный». Другой пассажир сердился: «Пусть заткнется».

Нафтали сидел, опустив голову. Он видел пылающие поля и багровые небеса, ощущал зловонную тьму подземного канала, и автобус мчится туда, в глубь этой тьмы, и он беспомощен перед ладонью жены, массирующей его спину, а жена нашептывает: успокойся, милый, иди ко мне, Нафтали, и голова его покоится у нее на груди, и горячий плод чрева ее словно жжет его мозг.

8

— Шорашим! — объявил водитель. По голосу явно было: он испытывает облегчение.

Нафтали поднялся и поплелся по проходу вслед за женой. У двери остановился на миг, поднял красные свои глаза, еще раз пытаясь предостеречь беспечных пассажиров, но госпожа Альдоби потянула его за руку, и Нафтали сошел со ступенек.

Калман Ямит встретил их у ворот в хозяйский двор. Как раз шел с плантации на обед, и тут: «Кого я вижу!» Молодые супруги Онгейм! Он протянул им обе руки, приветствуя. Затем обнял обоих и повел в столовую.

Но Нафтали снял с плеча его руку и зашептал:

— Они идут, выходят из пустыни, уже явились в Иерусалим.

Калман застыл на месте и спросил:

— Кто явился?

Госпожа Альдоби шепнула ему, в чем дело. Калман был из основателей кибуца, из тех, кто привез Нафтали в санаторий, поэтому он сразу все понял, покачал головой и сказал:

— Да-да, они идут.

Войдя в помещение, Нафтали задернул портьеры, прикрывая свет снаружи. Затем сел в мягкое кресло и вытянул ноги, чувствуя, как все тело его расслабляется. Быть может, они все же не придут в «Шорашим». Он помнил, как праздновали двадцатипятилетие основания кибуца. В тот день открыли «Музей прошлого». Выставили куклу в одежде лагерника, посадили Нафтали в почетный президиум между Калманом и Авраамом Залкиндом, чтобы он увидел прекрасное хозяйство, созданное основателями, и чтобы его самого увидели товарищи — все те, кто не верил, что символ их кибуца когда-нибудь появится во плоти. Затем начались речи. Все хвалили сыновей, что родились из праха Эрец-Исраэль и из пепла Катастрофы и выросли здесь среди кактусовых плантаций, между волнами моря и песка, и они-то и есть наши корни, «шорашим шелану», уходящие вглубь. Но Нафтали знал, что когда они придут из пустыни и форсируют канал, сыновья не помогут. Только если среди них будет Нафтали, способный их предупредить, они, может быть, спасутся.

— Из хлопка, что вы выращиваете, — неожиданно прошептал он на ухо Аврааму, — соткут саваны сыновьям вашим.

Авраам ответил ему с улыбкой:

— Пока наш символ пребывает в Иерусалиме на правах нашего официального представителя у Всевышнего, благословенно имя Его, они останутся по ту сторону канала, и бутоны хлопка, подобные головкам младенцев, будут расти на широких, прекрасных наших полях.

Теперь Калман расстелил простыни на двойной тахте и пригласил Нафтали прилечь отдохнуть.

— Эти хамсины… — начал он.

— Не хамсины, а враги! — перебил его Нафтали и подтолкнул Калмана: мол, сейчас же иди, звони в колокол, собери товарищей, раздай оружие, пока не поздно.

Но тут вмешалась госпожа Альдоби:

— Пожалуйста, как можно скорее вызовите медицинскую помощь.

Калман вышел, и Нафтали запер за ним дверь. Затем приказал жене лечь. Женщина в ее положении нуждается в отдыхе. Он снова проверил дверь и жалюзи и затем прилег рядом с женой, старательно прикрыв ее и себя простыней.

К вечеру их отвезли обратно в Иерусалим. Заднее сиденье фольксвагена было убрано, и туда поставили носилки, на которых лежал Нафтали, усыпленный морфием. Жена справа, Злата, медсестра из кибуца, слева. Калман вел машину. Теперь он был спокоен. По совету комиссии по здравоохранению, он уже позвонил доктору Розенталю. Доктор сказал, что будет рад принять больного. Нечастая это болезнь, и он, как молодой врач, считает, что ему привалила удача. Правда, новый лечебный корпус находится в Восточном Иерусалиме, в бывшем здании гостиницы «Аль-Кудс», но несмотря на это медперсонал там высокопрофессиональный, а нянечки из местных тщательно следят за чистотой. Кто бы мог подумать, что расширение наших границ поможет спасти Нафтали!

9

Нафтали восседал на высоком кресле напротив врача, когда тот известил его о рождении сына. До этого Нафтали болтал ногами над мозаичным полом, но тут начал ломать пальцы, лицо его побелело. Он встал и торопливо поднялся в свою комнату. Потом весь день и всю ночь не выходил. На следующее утро он принял душ, сбрил седую щетину, надел субботний костюм, затем вошел в кабинет врача и попросил адрес родильного дома. Доктор Розенталь похлопал его по плечу: