Генри Миллер - Моя жизнь и моя эпоха

• Название: Моя жизнь и моя эпоха
• Автор: Генри Миллер
• Издательство: Полина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-87014-034-X, 5-87014-032-3

В сборник знаменитого американского писателя Генри Миллера вошли всемирно известные романы «Тропик Козерога» и «Черная весна», повести «Тихие дни в Клиши» и «Мара из Мариньяна», эссе, рассказы и автобиография «Моя жизнь и моя эпоха».

My Life and Times by Henry Miller by Playboy Press. New York. 1971.

Перевод с английского Зои Артемовой

Генри Миллер. Избранное. Издательство «Полина». Вильнюс. 1995.

---

Недавно мы беседовали с несколькими молодыми японками. Они сказали, что им омерзительно то, что называют «голубыми» фильмами. Жуткая гадость. Я не согласился. Хочу сказать, что для любого человека противоестественно отводить глаза в сторону, какими бы отвратительными ни были эти фильмы. Есть половой член и есть влагалище, они входят один в другое, и это возбуждает! Отвернуться не можешь. Не можешь, если сам являешься обладателем полового члена или влагалища.

Я читал великих писателей — таких, как Казанова, Рабле, Боккаччо, Петроний Арбитр, автор «Сатирикона», всеми ими наслаждался в молодости, но не думаю, что сегодня моя реакция была бы такой же. Но тогда, конечно, они возбуждали у меня энтузиазм.

Недавно я прочел книгу «Моя тайная жизнь». Ее порекомендовал мне добрых двадцать лет назад наш, тогда непризнанный, критик. Он сказал: «Из всех прочитанных мною книг этого жанра эта — самая значительная». Можно быть уверенным, что автор этой книги действительно обожал секс. Он любил женщин исключительно в сексуальном плане. Каких только женщин, кажется, у него не было. Право же на это были направлены все его помыслы. Он мог свободно распоряжаться деньгами, временем, и знаете, читать его — одно удовольствие, поскольку это чистый секс и ничего больше. Никаких литературных изысков. Совсем никаких. Просто бесконечный перечень половых актов. Поначалу мне показалось это интересным, но, прочитав две-три сотни страниц, я заскучал.

Несмотря на то, что говорят критики, я никогда не писал в таком ключе. Это точно. Я нередко преувеличивал или искажал, ибо я другого типа человек. Его литературный метод не устроил бы меня. Мне необходимо создавать, развивать, выдумывать. Для меня это — основа всего творчества. В конце концов, вопрос полов — это гораздо больше, чем сексуальные отношения. Это — сила, подобная стихии. Она точно так же таинственна и непостижима, как Бог или природа космоса.

Обо мне говорят, что я снабжаю текст сочными эпизодами просто, чтобы возбудить интерес читателя. Это неправда. Знатоки утверждают: «Он хороший писатель, но почему он писал подобные вещи? Он делал это ради денег». Я имею в виду те ранние книги, где я подробно излагал события своей юности. Но моя ежедневная жизнь была полна событий предосудительного или сомнительного характера. Она была ими перенасыщена, и, тем не менее, я полагаю, моя жизнь не напоминала жизнь большинства мужчин. Секс для меня не являлся каждодневным занятием. Придавая значение женскому естеству, я всегда был предан самой женщине. Самым интересным для меня была женщина. Разумеется, важно было и естество, но, за редким исключением, все упиралось не в него. Когда мужчины относятся к женщине только как к самке или, точнее, ни к чему, кроме самки, это тоже существенно. Но меня всегда больше интересовала женщина, вся женщина. Более того, меня всегда интересовало, что у нее на душе. О чем она думает? Что у нее за мысли, над которыми я бьюсь? Пойди-ка разберись! Вникни! Поскольку отчасти во мне говорит любопытство детектива. Думаю, не стань я писателем, я мог бы сделать блестящую карьеру сыщика.

Но, возвращаясь к этим предосудительным пассажам моих книг, я добавил бы, что отчасти во мне бессознательно срабатывал артистизм. Дело не только в этом; могу привести вам другое объяснение этих эпизодов. Одно обстоятельство ведет у меня к другому и очень часто — к чему-то крайне противоположному. Мои мысли не выстраиваются в прямую линию. Я разбиваю то, что думаю.

Раздумываю во многих различных направлениях. Когда мне в голову приходит какая-то мысль, я сразу прокручиваю ее во многих направлениях и не знаю, с чем согласиться. Вот почему в моих книгах часто творится такой хаос. Я взрываюсь, вот в чем дело.

Другое обстоятельство. Писателю необходимо научиться вовремя ставить последнюю точку, когда пишешь слово «конец». Я мог продолжать бесконечно. Иногда просто резко обрывая повествование.

Вести записные книжки я начал еще во времена своей юности, в Париже. По-моему, в те дни я всегда носил одну с собой. Я напоминал въедливого репортера. Так добросовестно все записывал, что вы бы решили, что я сотрудничаю в большой, респектабельной газете. Я всё принимал к сведению. Хранил ресторанные меню, театральные программки, все. Уйму таких вещей вклеивал в записные книжки, чего там только нет. Сейчас я не очень часто пользуюсь своими записями, но получаю удовольствие, пополняя ими свои блокноты. Они меня воодушевляют. Часто сижу и переписываю свои записные книжки, а потом полностью их игнорирую. Но это для меня некий старт. И то же самое — со словами. Я влюбляюсь в определенные слова, а потом записываю их на большой лист оберточной бумаги.

И только узнав о том, что мне предстоит уехать из Парижа в Грецию и что, возможно, я никогда туда не вернусь, я решил переплести свои записные книжки. У меня их гораздо больше, чем хранится в библиотеке. Некоторые из них я раздарил. Написал семь книг от руки, целых семь, и раздарил их друзьям. Единственной, которую когда-либо напечатали, была небольшая книжка о Хансе Райхле — «Порядок и хаос в понимании Ханса Райхля». Было бы замечательно когда-нибудь увидеть изданными и остальные книги, хотя я и не намеревался их обнародовать.

Все книги, написанные мною для друзей, я писал от руки. Обычно я все печатаю на машинке, за исключением писем. Когда пишу от руки, у меня создается впечатление, что я более искренен, не столь литературен. За пишущей машинкой у меня все получается слишком гладко. Это напоминает проигрывание фортепьянных гамм. Моими мыслями каким-то образом управляют пальцы.

Я надеюсь вести более размеренную жизнь. Чего бы мне хотелось, так это жить спокойно, мирно и работать. Мечтаю, чтобы обо мне забыли, хочу больше находиться в тишине. У меня нет потребности в рекламе. Она меня травмирует.

Биг Сур

Мужчины не представляют себе, до какой степени женщина может оставаться равнодушной к этой так называемой физической привлекательности, как они порой бывают преданы домашним, безобразным, стареющим мужчинам. Господи! Иногда мне кажется, что эти домашние ублюдки добиваются расположения самых красивых женщин.

Кажется, за всю жизнь я никогда не выбирал себе места для жилья. Меня просто заносило туда волей судеб. Не выбирал я и Биг Сур, штат Калифорния, хотя это единственное место в Америке, которое я мог назвать своим домом.

В июне 1939 года я уехал из Франции в Грецию. Когда я был в Греции, началась война. Американский консул приказал мне вернуться в Нью-Йорк. Именно там я написал книгу «Маруссийский колосс». Я вложил в нее всю свою душу. В Греции я прожил приблизительно восемь-десять месяцев и убедился, что это подлинный рай. Я всегда считал, что только Франция — моя страна. Пытался даже принять французское гражданство. В то время это стоило определенных денег, а мне никогда не удавалось наскрести необходимую сумму. Если бы удалось, я, безусловно, стал бы гражданином Франции.

Во всяком случае, попав в Грецию, я открыл для себя абсолютно новый мир. Главным образом то был мир природы и древних святынь. Никогда прежде мне не доводилось бывать в таких местах, где бы я ощущал, что это святыня. Настолько ошеломляющим было впечатление. С первого взгляда понимаешь, что здесь происходили события беспредельной значимости. А потом — этот свет, невероятный свет греческого неба! Никогда и нигде не видел я ничего подобного.

Я приехал в Грецию по приглашению Лоренса Даррелла. Он побывал в Париже вскоре после прочтения «Тропика Рака». Написал мне дружеское письмо и между нами завязалась переписка. Потом, где-то через год, он неожиданно приезжает с молодой женой. Он уже прожил какое-то время в Греции. У него был дом на острове Корфу, и он принялся убеждать меня поехать с ним. Однако туда я выбрался лишь через несколько лет, и то перед войной. Я и не подозревал, что она начнется. Думал устроить себе годовой отпуск, а потом вернуться во Францию. Если бы не война, я остался бы в Греции навсегда. Она меня устраивала на все сто…

Итак, вспыхнула война, и американский консул в Афинах — кстати, довольно известный писатель, — взял мой паспорт, проставил в нем жирный крест и сказал, что я должен вернуться туда, откуда приехал. Естественно, мне не хотелось возвращаться в Америку, особенно в Нью-Йорк. Я спросил его, могу ли я уехать в Южную Америку или Китай, куда угодно, только не в Америку… «Нет!». Пришлось мне вернуться в Нью-Йорк. Это чуть не разбило мне сердце. Я не хотел этого делать, я покончил с Америкой. Но как удивительно складывается судьба! Спустя два года я оказался в Биг Суре — другом величественном месте, в некотором отношении выгодно отличавшемся от Греции, моей Греции. Я прожил там, в Биг Суре, семнадцать лет. А с другой стороны, что это было за место? Горы, небо, море — лишь группка людей. Удивительное ощущение уединенности.