Владимир Шмаков - ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ

• Название: ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ
• Автор: Владимир Шмаков
• Жанр: Эзотерика

Предлагаемая вниманию читателя книга Владимира Шмакова является блестящим результатом дальнейшего развития и углубления тех идей и принципов, которые были разработаны им в изданной ранее работе «Священная Книга Тота. Великие Арканы Таро».

«Основы пневматологии», будучи цельной и логически завершенной книгой, составляют вместе с тем часть его «Системы эзотерической философии».

Эта книга представляет особый интерес именно в наше непростое время — время осмысления своего места в мире и отношений с ним и рассчитана на значительно более широкий круг читателей интеллектуалов, чем «Арканы Таро». Ее единственная публикация была осуществлена в Москве в 1922 году. Отыскать оригинал для репринтного издания не удалось.

Одновременно в издательстве «София» выходит еще одна книга Вл. Шмакова из «Системы эзотерической философии» «Закон синархии и учение о двойственности иерархии монад и множеств».

---

Категория разума есть природа объективированных форм и их иерархий. Последние могут мыслиться или в приложении к им соответствующим содержаниям, или абстрактно, но в обоих случаях они являются реальностями особого вида. Эта реальность отлична от конкретно-эмпирической и, вообще говоря, недоступна восприятию элементарными органами чувств, т. е. является как бы неосязаемой. Отсюда явилось понятие об отвлеченном мышлении. Между тем очевидно, что и наиболее отвлеченная из мыслей есть некая вполне определенная реальность, необходимо входящая в категорию бытия. Это доказуется и a priori, ибо ничто не может быть ни содержанием действия, ни орудием действие совершающим, и a posteriori, ибо мысль обладает действенной силой, что не может быть предикатом ничто. Особенность отвлеченного мышления и определяется самим филологическим смыслом его наименования, а именно, что оно отвлечено от всякого конкретного эмпирического содержания, т. е., вообще говоря, от всякой конкретно-эмпирической материи. Эта именно категориальная односторонность отвлеченного мышления и предопределяет факт его бытия вовне конкретно-эмпирического. Отсюда уже неправомерно делается вывод, что мысль в себе, т. е. отвлеченное мышление, вообще не обладает никакой материей, никаким особым в себе содержанием. В противоположность этому эзотеризм утверждает, что стихия разума есть не только мир монадных форм и их взаимоотношений, но и пластический поток, обнаруживающийся в категории предстояния. Природа этого потока в себе едина и неделима, но в категории разума осознаются лишь те его вибрации, которые ей соответствуют. В результате объективации этих вибраций здесь возникает особая материя природы разума; индусы называли ее ч и т т о и. Таким образом, ч и т т а есть материя абстрактных форм, их взаимоотношений и иерархий. Каждая мысль, независимо от того — приложена ли она к конкретному эмпирическому или нет, есть не только система интеллигибельных форм, но и некоторое определенное материальное содержание. Мысль не есть только отвлечение от конкретно-эмпирической действительности и существует не только как искусственное порождение мыслящего сознания. Мысль есть особая вещь в себе, живущая в особой природе, действующая и развивающаяся в ней по особым законам. Творческая мысль потому первичнее бытия феноменального, что она уже обладает конкретностью в себе, что она есть уже целостная реальность, свободная и не зависящая от последующих феноменологических проявлений и приложений. Только эта доктрина открывает доступ к постижению творческой мысли, Слова, Логоса, мощью которых видимый мир возник к бытию. «Арманти, Совершенная Мысль, есть твоя Мысль, о Агура-Мазда! Твое духовное знание — это творить мир». Мысли возникают в нашем сознании, живут и развиваются, взаимодействуют и творят, но не оно является их первичным источником, творцом и родоначальником. Мы мыслим потому, что Мысль мыслит нас и наше мышление. В акте мышления наше сознание входит в соприкосновение с самобытным миром мысли, воспринимает его данности, живет его жизнью. Истинный процесс мышления совершенно ошибочно отождествляется со статическими утверждениями абстрактных беспредметных формул и механическими построениями их связующих логических фигур. Это есть только одна сторона действительности, и притом неправомерно выделенная из единого и неделимого целого. Чистая абстракция в абсолютном значении этого понятия существовать не может; во всякой мысли эта ее теоретически абстрактная форма нераздельно соединена с живым и динамическим содержанием. Всякое мышление есть необходимо вместе с тем и переживание мыслей, есть непосредственная слиянность с обнаруживающимся в них естеством. Переживание в разуме мыслей отлично от эмоциональных переживаний в категории мистики. Здесь воспринимается и чувствуется не содержание, определяемое формой как его периферией, но содержание самой формы как особой вещи в себе. Поскольку элементы разумной стихии представляют собой иерархически нисходящие разветвления идеи ипостасности, они лежат в монадной категории; поскольку же эти элементы суть обнаружения естества, они являются становлениями пластического потока. Поэтому родство, взаимоотношения и последовательность отдельных мыслей развертываются различно и по различным законам в основоположных категориях модификаций Реальности. В монадности распределение, соотносительность и чередование мыслей подчинены закону иерархического распорядка и монадного всеединства. Здесь каждая мысль в себе недвижна, определена статическими соотношениями с другими и в процессе чередования или замещается новой, или входит элементом в последующую, В своей пластичности отдельные мысли суть только объективированные становления динамического потока. Поэтому в себе они непосредственно имманентны друг другу и целостной Реальности, они динамичны и в процессе чередования в поле конкретно-эмпирического сознания целокупно перерождаются друг в друга. Таким образом, мышление есть не только восприятие и созерцание иерархий интеллигибельных форм, но и непосредственное имманентное сопричисление к пластическому потоку разумной стихии. Мысли не только предстоят пред человеком как недвижные образы, ноитекут в его сознании. Он их не только созерцает в холодном спокойствии отвлеченности, ноипереживает их естество, их пластическую природу. Совершенная мысль подобна ограненному кристаллу, чарующему строгой гармонией, незыблемостью и покоем своих граней; но она также подобна и мощному потоку, знающему лишь беспрерывную смену состояний, лишь мгновенные явления форм, тотчас же сменяющихся новыми в живом и целокупном перерождении. Отсюда становится понятным известное уже в глубочайшей древности сближение мышления с водной стихией. Наш разум и проявляющая его речь только тогда становятся совершенными и обладающими действительной силой, когда вместе с гармонией форм и изяществом их построений они обладают также и плавностью, текучестью и гармоническим ритмом. Всякая истинно глубокая мысль, как и всякое великое ораторское красноречие, мощно действуют на других людей только тогда, когда они, сверкая блеском аргументации, в то же время непосредственно входят в душу и вызывают в ней ответный гармонический ритм. Более того, как и везде, пластичность имеет первенствующее значение перед монадностью. Самые блестящие построения интеллекта, самые яркие мысли и самые глубокие идеи при отсутствии должного пластического ритма в их изложении остаются мертвыми и бессильными воздействовать на людей. Наряду с этим даже при условии крайней наивности форм, ее грубости и даже при явной несостоятельности формальной системы построений внутренний пластический ритм может делать поистине чудеса. Развиваясь и действуя в подземной стихии сознания, этот ритм неведомыми и непостижимыми путями потрясает слушателей, приводит их в соответствующее интеллигибельное состояние и весьма нередко уже затем пробуждает их самих восполнить пробелы и исправить промахи оратора.

Категория мистики есть стихия содержания центрированных на самости видов индивидуального бытия. Это содержание может восприниматься как в объективированном чрез соответствующие формы состоянии, так и помимо их, оставаясь в обоих случаях самобытной реальностью. Как и в категории разума, эта реальность отлична от конкретной эмпирической, откуда и возникает понятие об отвлеченном переживании. Однако природа этого отвлечения в данных двух категориях существенно различна. Монадная категория разума соотносительна с категорией предсто-яния пластического потока. В конкретном эмпирическом как целостном сопряжении монадности с пластичностью форма возникает непосредственным объективированием становящегося в предстоянии естества; здесь она обладает двумя последовательными видами конкретности: во-первых, в своей собственной стихии и, во-вторых, по органической причастности к определенному естеству. Эта вторая конкретность выражается в эзотеризме идеей имени. — Всякая конкретно-эмпирическая форма имеет особое имя. Напротив, отвлеченная форма обладает только конкретностью в себе, а потому безлична и безымянна. Развитие монадного индивидуального сознания и состоит в последовательном переведении безымянных макрокосмических форм в микрокосмические, дважды конкретные и имеющие имя. Отсюда и возникает формула, что су1цяость человеческого творчества состоит в наречении имен предстоящему. Дальнейшее углубление и развитие этой идеи и может привести нас к пониманию так называемой «магии имени», играющей столь значительную роль в практическом эзотеризме и даже в дошедших до нас отрывках с описаниями древних ритуалов и мистерий. Монадная категория мистики соотносительна с категорией естества пластического потока. В конкретном эмпирическом содержание, аналогично форме, обладает двумя видами конкретности, но здесь они уже неотделимы друг от друга. Конкретность собственной стихии содержания и конкретность предстоящего естества неразрывны и динамически тождественны. Поэтому и отвлеченное содержание также обладает двумя видами конкретности; всякая единичная ovaia одновременно и макрокосмична, и микрокосмична. Все это и приводит к доктрине. — Конкретность стихии мистики в себе степенью выше таковой же конкретности стихии разума. Отвлеченность абстрактного мышления определяется его отвлеченностью от конкретного естества; отвлеченность высших мистических переживаний заключается лишь в отсутствии непосредственной связи с единичной конкретной формой. Конкретность в себе разумной стихии возникает в силу ее одновременной монадности и пластичности; монадное организующее начало имеет опору, приложение и материю своей природы в предстоянии пластического потока. Аналогично этому стихия мистики есть не только мир центрированных на самости монадных содержаний и их родства в иерархических соподчинениях, но и становление естества пластического потока.