Евлампий Поникаровский - С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

• Название: С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»
• Автор: Евлампий Поникаровский
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45821-9

После катастрофических потерь 1941 года, когда Красная Армия утратила прежнее превосходство в бронетехнике, командованию РККА пришлось сделать ставку на кавалерию, увеличив количество кавдивизий в семь раз. Но, что бы там ни врала антисоветская пропаганда, красная конница никогда не ходила с шашками наголо в самоубийственные атаки на танки — кавалерийские корпуса Великой Отечественной имели тяжелое вооружение и огневую мощь, несравнимую с конармиями Гражданской войны. Так, автор этой книги был командиром минометной батареи 37-го гвардейского Донского казачьего полка, который с боями прошел тысячи километров от Кавказа до Австрийских Альп. Эти мемуары полностью опровергают расхожее мнение, что кавалерия якобы «безнадежно устарела» еще до начала Второй Мировой, воздавая должное советским казакам, поившим коней из Одера, Дуная, Шпрее и Эльбы.

---

В своем хозяйстве держим скот и птицу, всего понемногу. Семья у меня большая — четыре сына и столько же дочерей. Один сын женился и одна дочь тоже замужем, оба подарили нам внуков. Второй сын после службы в армии работает где-то на БАМе плотником. Остальные живут с нами, ну и нам с бабкой отдыхать пока некогда. А здоровье стало неважное, особенно после полученной мною травмы. Прошлый год я упал в колодец, сломал ногу и руку, больше месяца лежал в больнице. Как будто отремонтировали порядочно, но погоду чувствую и часто стону и морщусь».

А вот письмо из станицы Мелиховской Ростовской области от помощника командира взвода гвардии старшего сержанта Никифора Комарова:

«Весною 1947 года, уволенный из армии, я пришел домой. Мама сидит в хате одна. Я на порог, а она в слезы и причитает: „Дорогой мой сынок вернулся, а чем же я угощать тебя буду? Ничего же нет, третий день ничего не ела…“ Мать я успокоил, так как у меня в вещмешке кое-что было из харчей, да и в кармане небольшие деньги, полученные за награды. Вот на это мы и зажили с матерью».

К концу войны его грудь украшало шестнадцать правительственных наград, и в их числе — Орден Славы двух степеней. Он был единственным из полка участником парада в Москве, на Красной площади. Но продолжу его письмо-рассказ:

«Шла в то время весна, полевые работы в разгаре. До войны я приобрел специальность тракториста, предлагали эту работу, но я на трактор не сел, боялся, что голод заставит залезть в сеялку за зерном. Поступил работать в рыбколхоз рыбаком. Здесь можно жить на своем „подножном корму“. К концу года женился. Поставили меня сначала кладовщиком на складе подсобного хозяйства, а скоро и заведующим складом всей машинно-рыболовной станции. Сейчас у меня под ответственностью находились все орудия лова и другие материалы. С объединением Мелиховского и Раздорского рыбколхозов склад МРС перевели в Раздорскую. Переезжать туда с житьем я отказался и поступил на работу в Госрыбинспекцию, участковым инспектором. Здесь главной работою была борьба с браконьерами, и совсем не безопасная. Хапуги шли на все, но я не из пугливых. Но с 1963 года у меня жизнь пошла на раскорячку, как у деда Щукаря. Из-за неосторожности моториста винтом мотора мне переломило ногу. Восемь месяцев я провалялся в больнице, да еще год дома в гипсе. Стал инвалидом. Через два года инвалидность сняли и снова та же работа. В 1970 году снова несчастье — упал в колодец. Снова больница и снова инвалидность. Но без дела сидеть не могу, не тот характер. Взялся за работу моториста на глиссере турбазы комбината Ростовуголь. На водных лыжах катал космонавта Германа Титова. Бывали у меня в гостях он с женою и чемпион мира по тяжелой атлетике Василий Алексеев.

С 1971 года и по сей день работаю в своем колхозе механизатором молочно-товарной фермы. Коллектив у нас небольшой, но дружный и крепкий. Планы по молоку и мясу даже перевыполняем. Все работы на ферме механизированные. Только электродвигателей на ферме 6, да силовой трансформатор, ну и все электросети, все под моим наблюдением. А я один, так что работы хватает каждый день до поту.

На днях отдал в станичный Музей боевой славы все благодарности от Сталина, комсомольский билет, обмытый кровью, и личный пистолет, подаренный мне комдивом как участнику Парада Победы. Переписываюсь со многими однополчанами и батарейцами, со многими виделся. Приезжали ко мне в гости, в том числе и командир полка Ниделевич. Очень рад был вашему ко мне приезду. Не забывают нас с женой и наши дети, пишут и часто приезжают. Ваша телеграмма участникам встречи однополчан корпуса в Ростове была зачитана под гром аплодисментов всего зала и стоя. Вот так мы уважаем своих заслуженных людей, а они взаимно платят нам тем же, теплом и любовью».

Бывший секретарь партбюро полка гвардии капитан В. Я. Быков пишет мне:

«После того тяжелого ранения в боях под Корсунем я лечился в госпитале два года, выписался инвалидом. До Саратова, домой к жене и матери я ехал с сопровождающим санитаром, а по прибытии меня снова положили в госпиталь, где валялся снова полгода. В это время умерла мать. А меня после излечения партийные органы направили на самый горячий в то время участок работы — заведующим хлебопекарней железнодорожного транспорта. Здесь я работал 25 лет, то есть до выхода на пенсию уже по старости. От железнодорожного начальства получил значок отличника транспорта и шесть благодарностей, а облисполком наградил медалями „За доблестный труд“ и „Ветеран труда“. С 1970 года я пенсионер Министерства обороны, но все еще веду большую работу по патриотическому воспитанию молодежи. Переписываюсь со многими однополчанами, помогаю советом и ходатайствами куда нужно, как бывший парторг. Имею двух сыновей и дочь. Все они хорошо живут и также трудятся. И я этим счастлив».

Подносчик мин огневого расчета Васо Надашвилли пишет мне из своей Грузии:

«Получив ваше письмо, мой комбат, остаюсь до конца дней своих благодарен вам за вашу отеческую заботу о нас, солдатах, и тогда, на фронте, и сейчас, в мирное время. Как бы мы с семьей были рады увидеть вас у нас, на грузинской земле?! Сижу ли я за столом с семьей или на работе, я всегда с большой любовью и уважением вспоминаю вас, человека, который сделал все, чтобы сохранить нам жизнь.

Живу я прилично, имею свой дом, этакие хоромы. На усадьбе хороший сад, в котором есть все фрукты и ягоды, которые выращиваются в Грузии. Уважаемый соседями и колхозниками и не только потому, что я фронтовик, а и потому, что я бригадир колхозного сада. Уважая сад, я уважаю больше людей, которые трудятся в нем — этому научили меня вы на фронте. А народ мне платит тем же. И наверное, потому наш сад, благоухая постоянно, дает обилие фруктов и ягод. Ах, как бы хотелось, чтобы вы увидели сами наш благоуханный край. Вы бы были почетным гостем всего нашего села. За это я ручаюсь, приезжайте же скорей к нам. Моя Мария Сосьевна что-то вяжет вам, трудится над этим ночью и, кажется, с любовью. Надеюсь, что тепло ее рук расплавит даже вечную мерзлоту вашего сурового края.

Вспоминаю, как командир полка дал мне трое суток ареста за то, что я в соревновании с Мишей Перегудовым поднял на своих плечах вашего коня и по неосторожности уронил его на спину. И другой случай, когда при стрельбе по противнику вы меня спрашивали: „Ну, сколько фрицев убили этой миной?“ Я быстро ответил: „Три!“ А вы: „Мало“. После же второго выстрела:

— А сейчас сколько?

— Семь!

— Ну, сейчас ничего.

А после третьего выстрела, когда я сказал, что еще шесть, вы с радостью сказали:

— Сейчас уже совсем хорошо, уже убавил противника на целый взвод, молодец! Всегда так стреляй, тогда и война скоро окончится.

Вот какой вы были».

Начальнику оружейной мастерской и заместителю начальника боепитания полка гвардии старшему лейтенанту Ивану Гудкову, проживающему в городе Новочеркасске Ростовской области, больше всего запомнилась Корсуньская битва.

«Вы сама знаете, — пишет он, — какая была тогда распутица и бездорожье. Дивизионные и корпусные склады тогда еще были за Днепром. Да и там часто не оказывалось никаких боеприпасов. Бывало, приедешь на склад, тебе отвечают: „Ничего нет, сиди и жди, когда прилетит кукурузник“. А он привезет 10–15 ящиков патронов, их и делят на всю дивизию. Командир полка всегда нас напутствовал: „В бога мать… вези двадцать-тридцать тысяч патронов, триста мин и по сто пятьдесят выстрелов на батарею“. У нас же их было две и всегда сидели на голодном пайке, то есть на НЗ.

Мы, работники боепитания, тогда кружились день и ночь. Из вновь пришедшего в полк пополнения организовали трофейную команду и собирали брошенные немцами боеприпасы и оружие. Вот это часто и выручало. Ожесточенные бои на Черкасчине шли ночь и день, за каждый хутор, за каждый дом. И били немцев из их же оружия и ихними же боеприпасами. Больших трудов и крови стоили каждые сто метров и нам, тыловикам. Оружие тоже часто выходило из строя. Но у нас в обозе всегда имелось отремонтированное, разного рода оружие, вплоть до пушек и минометов. За это благодарили воины наших боевых порядков. Зато наши оружейники не знали ни минуты отдыха. Добрым словом я вспоминаю их, своих верных товарищей. Это были мастера, отлично знающие свое дело, владеющие многими специальностями, закаленные фронтовыми трудностями, смелые и верные люди. Многие из них в отцы мне годились, но отличались удивительной дисциплиной и трудолюбием.

И сейчас до слез жаль начальника боепитания полка Ивана Хандусенко, который прошел всю войну от ее начала и до конца и погиб от руки пьяного офицера уже после войны в Румынии. А он страстно хотел жить и спешил домой на Дон.

После войны я долгое время работал мастером на инструментальном заводе в Новочеркасске. Не от хорошей жизни приобрел язву желудка, перенес операцию, стал инвалидом, но трудиться не перестал. Моя профессия ремонтника механизмов была нужна везде, и я шел туда, где был наиболее нужен. Так же тружусь и сейчас, хотя я уже имею пенсионный возраст.