Тамара Воронина - Надежда мира

• Название: Надежда мира
• Автор: Тамара Воронина
• Жанр: Фэнтези

---

– Мы тебя искали последние две недели, с ног сбились, все поймать не могли, в Сайтане потеряли, а тут такая славная новость: у Сагитской переправы выступаешь. Мы и поскакали к парому, дождались, а там и говорят, что ты с красоткой какой-то уже на лодке переправился, – для чего-то рассказывал конвоир. Риэль, погруженный в себя, никак не реагировал, не обращал внимания на реплики касательно Жениных прелестей, и только когда разошедшийся всадник свесился с седла, чтобы огладить Женино бедро, предупреждающе произнес:

– Тану Хайлану это не понравится, – и снова надолго замолчал. Шли они долго, и ни разу никто не предложил устроить привал. Риэль рта не открывал, а всадникам что – они ехали. Женя уже едва переставляла ноги, когда впереди завиднелась деревня. Карета, стоявшая у одного из домов, смотрелась здесь так же органично, как смотрелся бы экипаж екатерининских времен в Ивановке, полудохлой деревухе, через которую надо были идти до родительской дачи. Ивановка была иллюстрацией смерти российской деревни и разрухи в сельском хозяйстве. И эта деревня тоже. В Комрайне Жене такие еще не попадались. Два десятка разваливающихся домов, покосившиеся сараи, тощие птицы, тощая скотина – хотя как может быть тощей скотина при таком раздолье…

– Видишь, какая тебе честь, красавчик? В карете поедешь, со всеми удобствами. А вот удобства – где удобно! – Он радостно заржал. – Ты – где встанешь, девушка – где сядет. Хоть посреди дома, никто разницы и не заметит. Что за хозяин у этого села?

Риэль медленно поднял голову, снял рюкзак с себя, с Жени и положил их на землю.

– Ждите здесь. А мы зайдем в сарайчик… раз где удобно.

– Неужто один не управишься? Девушка держать будет?

– Кто сунется, – словно и не слыша, продолжил Риэль, – получит по морде любым сельскохозяйственным орудием, которое будет в этом сарае.

Он за руку завел Женю в щелястое строение и сказал:

– Придется так. Давай ты налево, я направо. Дорога еще дальняя, раз Хайлан прислал карету.

Он отвернулся к стене, Женя, у которой терпение уже кончалось, стесняться не стала, присела у другой стенки и лишний раз подумала, что у Люськи душа находится где-то около мочевого пузыря, иначе б она не сообщала после каждого посещения туалета: «Вот и на душе легче стало». Женина душа находилась там же.

Риэль помог ей забраться в карету, один из мужчин сунулся было следом, да Риэль хлопнул дверцей, едва не прищемив ему руку, и Женин лексикон пополнился еще несколькими оборотами, неизвестными Фиру. Всеобщий был весьма богат на непристойные ругательства.

Карета была четырехместной, с роскошными раздвижными диванами. Риэль помараковал там, и из сидений получились шезлонги, усадил Женю, снял с нее туфли, разулся сам и устроился рядом. Даже на скверной дороге не трясло.

– Есть не хочешь? – спросил он через силу. Женя покрутила головой.

– Что происходит?

Вместо ответа он придвинулся ближе, снова обнял ее за плечи, прижал к себе, уткнулся лицом ей в волосы и только через долгие четверть часа сказал:

– Не бойся. На самом деле никакой опасности. Ничего страшного.

– Почему они искали тебя?

– Это люди тана Хайлана… Он гоняется за мной. Хобби у него такое… Три-четыре раза в год рыщет по всему Комрайну.

– Риэль!

– Успокойся. Я расскажу. Только не надо меня торопить, хорошо?

– Что он с нами сделает?

– С тобой – ничего.

– А с тобой?

– А меня он будет любить со всем пылом… разными способами. Вот и все. Я расскажу… Путь длинный.

Женя вцепилась в его рубашку и всхлипнула. Риэль погладил ее по голове.

– Все нормально. Он нас не обидит. А вот этих, резвых, – обидит, потому что я обязательно нажалуюсь. Никогда этого не делал… но надо ж когда-то начинать. Не плачь, пожалуйста.

Он опять надолго замолчал. Карета выехала на ровную дорогу, и даже качать перестало. Почему-то внутри было прохладно, хотя открытых окон не было. Женя прикоснулась к застекленной дверце и удивилась: стекло было ледяное.

– Дорогая штука, – пояснил Риэль. – Использованы охлаждающие материалы. Если замерзнешь, задернем шторки, и станет хорошо. Здесь еще напитки должны быть. Хочешь пить? Женя, ну я тебе клянусь! Нечего бояться.

– Ты бы себя видел, – пробурчала Женя, – тоже бы от страха умирал.

Но требовать или просить подробностей она, конечно, не стала. Риэль был подавлен, лицо, казавшееся таким свежим и молодым, посерело и постарело. Чтобы не смущать его, Женя повернулась к стеклу и начала любоваться пейзажами. Рогатые кони неслись вскачь, но об этом говорил только ровный цокот копыт, сам же экипаж ехал ровно, лишь слегка покачиваясь, как «субару» Вика по загородной трассе. Пейзажи были красивые, и только сейчас Женя заметила, что действительно наступает осень. Насколько она поняла, выражается это никак не в листопаде, а просто в смене цвета: зелень становится тусклее, а цветы, наоборот, ярче. Вот и сейчас в полях пламенели невозможно красные (и невозможно вонючие) сорняки, впрочем, немного, за полями тут следили тщательно. На лугах лиловели невзрачные мелкие шарики лекарственной травки, смотревшейся убого отдельными веточками и производившей сильное впечатление вот так, когда большие пространства были словно усыпаны лепестками сирени. На горизонте виднелись горы, высоченные, непреодолимые. Риэль говорил, что на самом низком перевале высота около четырех миль, а здешняя миля, по ощущениям, составляла километра два. По Жениным часам, когда они еще тикали, за час они проходили две мили, когда шли в обычном размеренном темпе. Как помнилось Жене, скорость пешехода четыре-пять километров в час. Вот и получалось, что самый низкий перевал был едва ли на уровне Джомолунгмы. Кислородных масок здесь, наверное, не изобрели, потому и горы считались непроходимыми. За ними были иные страны, но редкие путешественники предпочитали кружной путь – с востока горы можно было объехать. За год-другой. В одном магазине Женя видела глобус Гатаи, и он привел ее в такой восторг, что хозяин снисходительно позволил ей рассматривать его сколько угодно. Глобус был объемный, горы выступали над гладкой поверхностью равнин, а океаны и моря были словно наполнены водой разной степени голубизны, как указатели глубин на школьных картах. Женя не отходила от него часа полтора, не только любуясь произведением искусства, но и познавая местную географию. Стран на Гатае было сотни две, очень разных, было несколько крупных, не с Россию, правда, но с США точно, и в их числе Комрайн, а вот Сайтана была вроде Дании, оказывается, они с Риэлем ее едва ли не всю прошли за короткое время.

Об истории ей рассказывал Риэль, и теперь Женя не так боялась попасть впросак в разговорах с аборигенами. Комрайн был государством мощным, влиятельным, с твердой королевской властью и стабильной экономикой: и сельское хозяйство тут процветало, и промышленность, и наука. И магия. Последняя война закончилась еще до рождения Риэля сокрушительным поражением врага, с которого даже контрибуции брать не стали – просто раскатали соседа по бревнышку и так бросили. Мелкие конфликты можно было не учитывать. Бунты случались, но случались редко, потому что тайная полиция работала не хуже ЧК и ФБР вместе взятых. Для поддержания порядка использовались все методы, девизом было классическое «цель оправдывает средства», вот как, например, превентивный разгром неведомого ордена, которому зачем-то понадобилась рыжая женщина со светло-карими глазами.

– Прости, Женя, – тихо сказал Риэль. – Наверное, пора рассказать тебе о моей жизни. Если я просто скажу тебе, что такое тан Хайлан, трудно будет понять.

Женя оторвалась от скользящих мимо красот, свернулась клубочком и положила ему голову на колени. Пусть он не видит ее лица. Так ему легче. И Риэль заговорил, ровным, без выражения голосом.

– Ты уже имеешь представление о том, каково мне было поначалу. Городской мальчик из хорошей семьи – и на улице. Я ничего не знал о жизни менестрелей и уж тем более о жизни бродяг, а первое время я был скорее бродягой. Да, я пел, играл, иногда мне бросали мелкие монетки, иногда просто кормили и разрешали переночевать в сарае… в деревнях было не намного легче, крестьяне Сайтаны жмутся в отношении еды. Кусок хлеба, миска каши или овощей, кружка молока – я это порой за счастье почитал. Но гораздо хуже было в городах. Там и без меня исполнителей хватало, к тому же я не был членом Гильдии тогда. Никто, правда, мальчишек не гоняет: все через это проходили когда-то, всем приходится начинать. Только вот никто не предложит выступать в ресторане или даже дешевом трактире. Хочешь заработать – пой на улице. Вот и пел. Часами. Уставало горло – играл, пока пальцы не начинали неметь. Виола у меня была не такая хорошая, как сейчас, струны пожестче, руки уставали сильно. Кто бросит монету, кто нет. Люди воспринимают уличных певцов как нищих, послушать не останавливаются и деньги дают просто из милосердия. Менестрели до таких не снисходят, если конкурентов не чувствуют. Кто и по шее настучит – вроде как хлеб отбиваю. Правда, мне везло, давали советы, говорили, что есть способности, даже талант, советовали вступить в Гильдию. А для этого нужен столичный город. И не в Сайтане. Через год бродяжничества я отправился в Комрайн. Королевство меня поразило: я, пожалуй, впервые увидел не озлобленные или равнодушные лица, а улыбающиеся. Толпа – улыбалась. Ты разве видела это в Сайтане? Отдельные люди – да, такие же, как везде, но когда собирается много, растет неприязнь, недоверие, озлобленность. Может, потому что разница очень велика. Сайтана – страна нищих и богатых, почти нет середнячков, таких, как моя семья. А в Комрайне… в Комрайне как раз мало нищих. Богатых, конечно, множество, но они далеко, высоко, им до нас нет дела. А средних – очень много. Как раз тех, кто готов не только слушать музыку, но и платить за это. А молоко и хлеб могут дать просто так. Увидят – худой, голодный юноша, ну грех не накормить, не последнее отдают. В Сайтане люди не злые. Просто бедные. Я думал, что попал в рай. В Сайтане, случалось, сутками крошки во рту не было, здесь – крайне редко. Я приходил в деревню, ждал вечера, когда люди вернутся с полей, и начинал петь прямо посреди улицы, и жители собирались, слушали, благодарили… Денег не давали никогда, нет лишних денег у крестьян, зато я куда чаще бывал сыт и ночевал под крышей. Случалось, даже в дом пускали или горячей воды ведро давали.