Ольга Подъёмщикова - «...Что не знают перо и бумага»

• Название: «...Что не знают перо и бумага»
• Автор: Ольга Подъёмщикова
• Издательство: Новый мир журнал № 10
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 0130-7673

---

Ольга Подъёмщикова «…Что не знают перо и бумага»

Вступление. Андрей Коровин

«Так это вы Ольга Подъёмщикова? — удивленно спрашивали читатели тульских газет, когда видели ее впервые. — Мы думали, вы гораздо старше. У вас такие мудрые статьи. И вы никого не боитесь…» Она и правда никого и ничего не боялась. Жесткий бескомпромиссный журналист с поэтической душой, она писала стихи на полях своих репортажей и была готова в любой момент прийти на помощь незнакомому человеку. Профессию журналиста она понимала как профессию спасателя. Стихи же были ее личным спасательным кругом.

Ольга родилась в Туле в семье с дворянской родословной. Ее деда со стороны матери, Георгия Гузеева, готовил к поступлению в институт Лев Толстой. Дед со стороны отца был главным архитектором Тулы, принимал активное участие в подготовке обороны Тулы в 1941-м и сохранил в тайнике своего дома стратегические планы города, использованные по окончании осады для восстановительных работ. Семейных легенд и преданий у Подъёмщиковых накопилось не на одну книгу. Увы, ее уже некому написать.

Ольга Подъёмщикова была замечательным журналистом, ее репортажи были востребованы центральными «Комсомолкой» и РИА «Новости», она возродила епархиальную газету и сделала ее журналом («Тульские епархиальные ведомости»), вела передачи на радио и телевидении.

Однако личная жизнь, в отличие от успешной карьеры, складывалась не столь удачно. Юной студенткой она влюбилась в поэта Сергея Белозерова и поехала за ним в ссылку на станцию Зима Иркутской области. Словно бы оправдывая прозвище «последняя декабристка», Ольга впоследствии активно участвовала в правозащитном движении.

В Зиме родилась ее единственная любимая дочь, умершая в десятилетнем возрасте. Вслед за дочерью ушли из жизни ее духовный наставник о. Ростислав Лозинский и мама. Жизнь превратилась в душевный ад, который закончился в ночь с 5 на 6 октября 2000 года. Тайна гибели Оли и двух ее коллег во время пожара в чужом доме в деревне Алёшня Тульской области до сих пор не разгадана. В нынешнем году Ольге Николаевне Подъёмщиковой могло бы исполниться пятьдесят лет.

Андрей Коровин

* * *

Огни кораблей и бессонница, запахи моря.
Хромая, спустился закат по спине Аю-Дага
туда, где скитаются души, с забвением споря,
где сказано всё, что не знают перо и бумага.

Огни кораблей — вы глаза моей давней печали.
Души властелины — кому вы мигаете странно?
Вдыхаю, как пёс, этот воздух ночной на причале,
скитаюсь без дома, без пристани и — беспрестанно.

Волна по-собачьи крадется лизнуть тебе руку.
Огни кораблей — будто звёзд умирающих пламя.
И все, что люблю в этой жизни, — ветра, и разлуку,
и запах прибоя, и тёмную рябь под ногами.

1994

Ночные письма

1

Так и бывает, что любишь ты прошлое,
в прошлом ты помнишь лишь только хорошее.
Утром проснёшься, глаза отирая,
будто бы в море купался в ночи.
Помнишь — мечтали о Бахчисарае
и о Керчи?
Помнишь, ты помнишь волошинский дом,
набережную, наш двор за углом?
Дерево-пудель, летучие мыши…
Было ли с нами хоть что-то потом?
Было ли что-нибудь чище и выше?
Так приглядишься нежнее и пристальней —
только и было: вокзалы да пристани,
дальних костров очарованный дым,
южная ночь, городок Старый Крым.
И я боюсь, это непоправимо —
то ощущенье вины и печали,
горькое, как коктебельские вина,
что мы на пристани пили ночами.
Непоправимо, невозвратимо…
Как восхитительна эта свобода —
будто бы в небо, будто с обрыва,
будто в морскую терпкую воду.
Ставши чужим, не суди, не неистовствуй,
если и вспомнишь — то только хорошим.
Помнишь ночные прогулки по пристани
и возле пристани мелких рыбёшек?
Ну ничего, дотянуть до рассвета —
уже недолго: вспомню невольно…
Эти минуты точно монеты,
что из ладони падали в волны.
Мы их бросали тогда при прощанье
и обещали приехать, вернуться.
О, эти детские обещанья…
Утро. Рассвет.
Возвратиться. Проснуться.

2

Ты за меня не бойся,
слова мои тихи.
И я не плачу больше —
пишу тебе стихи.

Все у меня как прежде,
копаю и полю
свой огород в надежде,
что папу прокормлю.

Семейство стало мало —
легко кормить сейчас.
Нет Анечки и мамы,
и ты оставил нас.

И каждый день мой ярок,
и тесен каждый миг.
Ты знаешь, мне в подарок
прислали столько книг!

Мне славно жить на свете,
и в комнате уют.
И новые кассеты
не о тебе поют.

Не сетую, не плачу —
ты этого хотел.
Прощай. Пора на дачу.
На даче много дел.

1997

* * *

Был дом. Была мама.
Был запрет возвращаться домой поздно.
А над домом прямо, над крышей прямо,
висели гроздьями звёзды —
тяжёлые, белые, как яблоки недозрелые.

И стучали по крыше, чтобы кто-нибудь вышел
и загадал желание. Зная заранее,
что желаний у нас мало —
их исполняет мама.

Я всегда одного и того же желала:
чтобы мама не умирала,
чтобы жизнь в нашей жизни совсем ничего не меняла —
разве этого мало?

А потом я еще желание загадала:
чтобы можно было домой возвращаться поздно.
Если б я знала,
что только его и исполнят звёзды!

1980

Из цикла «Анечке»

* * *

Снова пришло время дерев и трав.
Снова листва и птицы, и мир — как был.
Просто ушла в землю, землею став.
Просто ушла в небо в биенье крыл.

Не прерывается пуповина. И связь двух душ
нам не нарушить, отняв тебя от груди.
Нету роднее места, чем эта глушь
возле твоей могилки. Я скоро, жди.

Так и живу. Там, где кроны качает лес,
вижу тебя. И твой голос зовёт вдали.
Ты ко мне руки протягиваешь с небес.
Я тебе душу протягиваю с земли.

1994