Владимир Маяковский - Пощечина общественному вкусу

• Название: Пощечина общественному вкусу
• Автор: Владимир Маяковский
• Издательство: Издание Г. Л. Кузьмина
• Жанр: Поэзия
• Год: 1912

«Пощёчина общественному вкусу» — первый поэтический сборник кубофутуристов (поэтическая группа «Гилея»), вышедший 18 декабря 1912 года.

Прилагавшийся к сборнику манифест, через четыре месяца повторно выпущенный уже как листовка, отрицал все прежние эстетические ценности и в нарочито эпатажной форме заявлял о разрыве с существующей литературной традицией. Текст манифеста был сочинён Бурлюком, Кручёных, Маяковским и Хлебниковым в течение одного дня в гостинице «Романовка» в Москве.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Жалко его. И где его лицо? Оно искажено судорогой, и не узнаем мы в нем его. О, несемте ласково его, страждущего, в ближайшее жилище.

И ласковыми заботами постараемся отвратить неотвратимый удар страшного рока.

И где божественная гонительница?

Ее нет, как нет ее гончих собак. Кончена охота.

К тебе же, гордой, мы затаили беспощадную месть. И лишь неизвестное нам сердце Милого мешает растерзать тебя мечами и умчать тебя, окровавленную и преследуемую, в рощи.

Ночной дозор. Кто здесь в латах и с мечами в позднее время? И кто лежащий с опаленным цветком и лицом, искаженным от мук, на земле? Уж не Девий ли это бог! Да, это он! Да будет ему известно, что за великую распрю, внесенную в наши семьи, он обречен на смертную казнь, но что в его воле, — так как никому не ведомо, кто он, божественной ли он природы или нет, — подчиниться суду или не принять его.

Девий-бог (слабым голосом, тихо). Я не принимаю казнь.

(Начальник дозора и все склоняют головы.)

Начальник дозора. Вам же, латницы, повелено прекратить ночные сборища и вернуться в ваши семьи и быть снисходительней к земным юношам и быть ласковей до их домогательств. Сейчас же можете перенести его в частное жилище и ухаживать за ним и исполнить все, что повелевают вам сострадание и ваша природа по отношению к тому, над которым тяготеет рок. Идите, княжеские и царские дочери, в ваши жилища.

Воины дозора. О, прекрасное зрелище! Прекраснейшие девушки знаменитейшего племени в латах и с мечами и с шишаками на голове, озаренные пламенем колеблемых светочей!

Мы думали, что только в сказках и божественных истинах возможно это. Но и невозможное бывает. И тот жалкий, жалкий! Несчастный, несчастный! Вчера счастливейший, сегодня несчастнейший из смертных, лежащий на земле с лицом, поднятым к небу, и с кудрями, смешанными с грязью.

Учитесь, люди, горечи земного, даже когда оно личина!

Но беремте носилки, чтобы отнести его в ближнее жилище.

Пятое

(Башня-пристройка.)

Любава (перечитывая письмо). «Вчера я встретилась с безумцем, который протянул мне цветок. Испуганная нечаянным движением светоча, я спалила осторожно цветок и, вероятно, испугала его, потому что он испустил стон, похожий на те, которые издаются во сне. Может быть, это был Девий-бог. По крайней мере, за ним стояло много девушек в латах со светочами в руках, столь прекрасных и знатных, что я могла пройти мимо них только с потупленными глазами. Они же бросали на меня взгляды ненависти и презрения. Если это тот отрок, о котором я так много слышала, то я, вероятно, заслужила взгляды.

„Страшно мне бродить одной по тропинкам судеб“, — как говорил мой учитель.

Вчера я встретилась еще с одним юношей (это было до того) и сегодня жду с ним новой встречи. Сердце сладко бьется. Хотя я на той высоте и на той тропе, откуда падают только со смертью. Всего лучшего, Зорелюба. Передай также лучшие пожелания брату Сновиду и попроси его приехать, чтоб быть свидетелем моего счастья или несчастья.» Всё. О старушке Весенние Глазки не упомянула, но это потом.

Достаточно ли на мне чистое платье? И достаточно ли я прибрала свои волосы? И что все это значит?

Ведь не по своей же воле юноша с повязанными глазами шел ко мне, презрев столько опасностей, из темной рощи, где под изображениями богов его подстерегали, может быть, убийцы. Так и мое сердце не покоится ли в чьих-то сильных руках? Но оно доверчиво и не бьется сильнее обыкновенного.

Что будет, что будет сегодня? Не надеть ли мне другое платье? Нет, в детстве меня приучали к скромности, и то платье, которое на мне, не превышает моих понятий о строгом и благородном вкусе. Пойду такой, какой я одета сейчас. (Запирает на ключ дверь и идет по дороге). Мне нужно пройти мимо города на холме по тропинке среди рощ сосен и дубов, где храм Черной Смерти.

О, какое страшное имя! Но почему только сейчас заметила я его? Только произнесла, и уже все окрасилось в темный цвет и стало мрачным. Нет, нельзя быть такой ветреной. Вот и подъем на гору. Но кто это, предшествующий толпе старцев и детей, со взором прекрасным и страшным, нет, не страшным — ужасным? Отчего его черный взгляд прикован ко мне?.. Почему черты его исполнены какого-то совета бежать и каким-то гневом? Почему его глаза исполнены той же ненавистью, которой горели вчера глаза девушек в латах. Или бежать мне, страшась этого взора? Или бежать мне без оглядки и с протянутыми вперед руками по склону зеленого холма от этого взгляда? Или бежать мне? Но ведь это он! Это он! Что так страшно изменило его взгляд? Нет, с горькой решимостью замкну свое сердце и пойду навстречу неумолимому взгляду и встречу его поцелуем, как с утра велит мое сердце. Ты, сияющий вдали! Я иду к тебе. Но не та же ли толпа девушек показывается там? И не этот ли вчерашний стоит там со взглядом ужасным и вот опускается на колени и поникает волосами до земли и снова встает, закрывает лицо руками и смотрит глазом ужасным и плачет? И почему кто-то машет руками с отчаянным видом — тот самый дальний?…

И почему какая-то хромая уродливая старушка, со взором злобным, стремится с поля пересечь мне путь и кричит, чтоб я остановилась, явно желая опередить меня. Нет! О, как прекрасен Девий-бог, ныне стоящий без повязки, с лицом печальным и впереди своих хранительниц!

И для того ли я вчера отвергла его мольбы, чтоб сегодня отказаться от того, кому я была верна вчера и сейчас?

И кто все превзошел собой? Но для чего все нарастает печаль и бешенство в печальных и одиноких глазах и искривляется страданием? Он замедляет шаг, задерживая ноги явно, чтобы дать старухе, горбатой и уродливой, опередить меня; но я сама устремляюсь вперед, я сама поспешаю навстречу ему, убыстряя шаги к нему, единственному, допустившему такое соревнование. Но я ближе, но я вижу, как загораются глаза такой силой прощенья, такой любовью, после которой самое ужасное простимо и легко.

О, я вспоминаю обряды Чумноуста и, гордая, иду навстречу им. Только отчего рыдает Девий-бог, поднося к голове руку, и слезы на глазах девушек в латах?

Прочь, прочь, костлявая старушка, хватающая меня за руку… Ты видишь, я отталкиваю тебя, заставляю тебя со смехом падать на землю. Но ты задерживаешь меня, хватаясь за полу. Напрасно!

Хор присутствующих. Свершилось! О, почему не старец, не больной, не преступивший законов совести?

Почему красивейшая девушка, отвергшая, побуждаемого роком, домогательства Девьего-бога, его, который был равнодушен ко всем земным, бросавшим на его пути ожерелья, встречается ему на этом пути, неся «да» осужденному молчать.

Ее час сочтен!

Напрасно взоры всех говорили ей: «Беги!» Напрасно лица других изображали ужас и печаль. Напрасно дальний машет ей рукой, указывая ей путь жизни, последний из возможных.

Напрасно старалась опередить старая и тяготившаяся жизнью женщина!..

Она была осуждена!

О, плачьте, юноши: одной невестой стало меньше.

О, плачьте, девушки: одной сестрой стало меньше.

Ныне она в руках жрецов, отравленная вечно молодым лобзаньем Чумногуба, переданным ей ужасно из уст в уста юношей. Ей дадут противоядие, и на полчаса она будет весела и жива. А юноша уже мертв. Мертвый лежит он у ее ног. Кончен данный ему срок быть не мертвым. Так кончилась игра двух смертных.

Девий-бог. Вы, сердцами которых я, пренебрегая, играл, вы, бывшие свидетелями ужасной ночи, вы, охранявшие меня от ночных убийц!

Я поведу вас на вершины гор, и на хребет моря, и в ущелья подземного царства. Я буду будить вас на утренней заре и, баюкая, усыплять на вечерней. Морская волна не сумеет более точно отразить звезды, чем я ваши желающие души.

Лишь следуйте за мной, как за вождем.

Лишь помогите мне отмстить за смерть милой.

Отряд латниц. Слышите, слышите, какие призывающие к битве звуки умеет он извлекать из своей тростниковой свирели?

В него вселился кто-то другой, так как он не похож на себя. Вот он бежит, преследуемый проклинающими жрецами, по крутой дорожке вверх. Какие доспехи на нем! Какое копье в его руке. Нет, это только так кажется. Это солнце золотит его кудри.

О, смотрите, смотрите, скачет по гребню горы олень, и его снова преследует гонительница с двумя собаками на привязи.

То не страшная ли охота воскресает перед нами?

Но что делать с теми, кто попытается противоборствовать меди мечей отравленными чумой устами?

Бегите вы, Отвага, Улыбка, Сила, напрягая колени, вслед за ними и делайте, что вам подскажет ваше сердце, не тщетно переменившее прялку на железо.

Мы же попытаемся противоборствовать показавшимся убийцам, но нам кажется, что среди них и собравшиеся цари нашей страны.

Уж не исполняется ли древнее пророчество: «Мор омертвит, падая, склоны гор, когда поцелуи восстанут на мечи, противоборствуя»?