Сергей Воронин - Встреча на деревенской улице

• Название: Встреча на деревенской улице
• Автор: Сергей Воронин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

В книгу лауреата Государственной премии имени М. Горького Сергея Воронина вошли новые повести и рассказы. Как и в прежних книгах — «Роман без любви», «Дом на бугре», «Камень Марии» и других, — писатель остается верен главной теме своего творчества, его привлекает своей неповторимостью внутренний мир современного человека, сложность и разнообразие человеческих взаимоотношений, судеб, характеров.

---

Но Лешка на его слова не обратил внимания и, легко потряхивая чемоданом, направился к своему дому — наискосок от автобусной остановки.

Мать была дома, чистила картошку. Сидела, склонив седую голову. Лешка постоял на пороге открытой двери, подождал, пока мать своим материнским сердцем почувствует его, — не почувствовала, хотя в последнее время часто думала о нем.

— Привет и солнце! — громко, так что Ксения вздрогнула, сказал Лешка и размашисто прошел через кухню к матери.

Мать вскрикнула, вскочила, засуматошилась, увидя сына, тут же заплакала, выговаривая ему, что совсем забыл ее.

— Как же забыл, когда тебе во какой подарок привез! — доставая из чемодана целлофановый пакет, ответил Лешка. — Ну-ка, подставляй плечи. — И он накинул на нее тонкий шерстяной платок. — Оренбургский, маманя, тот самый, про который в песне поется. По дяди Петиному совету действовал. Как? — Он отошел на шаг и оглядел мать, маленькую, раньше времени усохшую женщину с голубыми, как осколки стекла, глазами.

Она сразу же обессилела и оттого, что нежданно свалился пропавший сынок, и оттого, что не забыл ее, думал о ней, коли привез такой щедрый подарок. Сама она себе давно уже ничего не покупала — не на что было. Донашивала старье.

Потом Лешка достал из чемоданчика небольшой пакет. Вскрыл его и положил на стол пачку бумажных салфеток.

— Это чтоб с полотенцами не возиться, — пояснил он, — вытер губы или руки и брось. Никаких стирок. Эх, жаль, дядя Петя не поехал со мной. Вот человек! — Он порылся в бумажнике и показал матери карточку, на которой был снят с дядькой лет сорока пяти. На дядьке была шляпа с перышком и такая же черная кожаная куртка, как у Лешки. Он приветливо улыбался всем, кто на него глядел.

— Вот он и есть дядя Петя, — восторженно сказал Лешка, — настоящий хозяин положения. Я ему заместо родного сына и вместе с тем лучший друг его и товарищ.

— Дай бог ему здоровья, — глядя на сына и дядю Петю, сказала мать.

— За его здоровье не волнуйся. Знает, как жить. — Лешка достал из чемодана кружок колбасы, батон и бутылку водки. — Давай, маманя, сразу договоримся. Я проездом. На одне сутки. И дальше.

— Да ты что, сынок! — вскрикнула Ксения.

— Учти, маманя, говорю только один раз. Таков закон у нас с дядей Петей. Сказал — отрубил. Считаю родственным долгом позвать крестного. Сходи за ним, а я пока сполоснусь с дороги.

Крестный явился сразу. Его можно бы и не звать, сам бы пришел — Репей уже сказал ему.

— Крестничка бог послал! — крикнул он еще у порога.

— Проходи, проходи, крестный! — вставая навстречу, сказал Лешка и троекратно расцеловался с ним. — Садись, отметим такое дело. Ты, маманя, тоже.

— Ой, сынок, да чего уж я-то... — но тут же послушно села.

Крестный поглядел с веселой усмешкой на крестника, на его козлиную бороду и принял стопку с водкой.

— Ну что ж, значит, с возвращением, — сказал он.

— Точнее, со свиданием, — поправил Лешка и пояснил: — Возвращения не будет.

— Это как же?

— Давай, давай, двигай. Позднее объясню.

Крестный вплеснул в широко открытый рот водку и взял кусочек колбасы. Рассмотрел его, понюхал и стал есть.

— Как живете, хлеб жуете? — деловито спросил Лешка, промокая салфеткой губы.

— А чего нам делается. Нового председателя поставили.

— А старый где?

— Сняли.

— За что?

— А нам не сказывали. Того сняли, энтого поставили.

— Свой, чужой?

— Чужой. А ты чего, разве не насовсем?

— А на кой мне? Чего у вас делать-то?

— Ну, дела-то много. Только, конечно, если у тебя свои планы...

— Точно. Надо жить, как птица! — категорично сказал Лешка и положил перед крестным бумажную салфетку.

— Это в каком же смысле? — спросил крестный, не обратив внимания на салфетку.

— А в таком, что все эти ваши дома с дворами, со всякой животиной — заблуждение. Ничего этого не надо. Человек должон быть свободным, как птица.

— Так ведь ей, птице-то, много ль надо? Поклевала, и спи на ветке. А человеку как без дома? Ты чего-то не того, крестничек.

— Того, того. Тебе бы послушать дядю Петю, он бы тебе враз все растолковал. Вон, вишь, с чем я прикантовался сюда, — Лешка показал на чемодан. — Тут и все мое хозяйство. А в нем, считай, ничего и нету.

— Так чего ж хорошего-то? Пять лет блуждал и ничего не скопил? — осуждающе усмехнулся крестный.

— Это смотря как поглядеть, — ответил Лешка и вытащил из внутреннего кармана куртки пачку бумаг. — Во, видишь?

— Ну.

— Аккредитивы. Куда ни сунусь, везде дома. Потому как деньга есть.

— Ну это само собой, если деньга. А если нету?

— А такого со мной положения быть не может.

— Если не секрет, много у тебя деньги этой?

— Хватает.

— Остался бы, сынок. Женился бы... — сказала Ксения и заплакала.

— Кстати, жениться тоже совсем необязательно, — тут же отрезал Лешка, — зачем своя баба, если на каждой стройке можно не хуже найти.

— Так это ж нехорошо, — построжал крестный и даже отстранился от стола. Но Лешка тут же налил ему в стопку, и крестный принял прежнее положение. — Это разврат называется, — все же осуждающе сказал он.

— Ну да... грех.

— Да. Ты не кобель, а человек. А человеку надо себя вести достойно.

Лешка помолчал, собираясь с мыслями, почесал бороду.

— Тут я не знаю, как бы тебе половчее ответить. Вот дядя Петя сразу бы тебя довел до ума. Вот он... ну, давай выпьем.

Выпили.

— Ешь, ешь колбасу-то. Специально взял кружок со стройки. У нас там знаешь какое было обеспечение! Вот, говорят, на БАМе еще лучше. Туда махну завтра. Дядя Петя, поди-ка, там уже. А у вас есть ли такая колбаса?

— Ну откуда же... Нам никакой не завозят.

— Ну вот, а ты говоришь — разврат. Чтоб жить по-настоящему, надо пользоваться самым что ни на есть лучшим, что есть в стране. Мы с дядей Петей самые выгодные стройки берем. — Лешка остро взглянул на крестного. — Вот ты чего видишь в нашем Кузёлеве?

— А чего? Мне всего хватает.

— Хватает, — передразнил крестного Лешка. — Чего ты видел-то в своей жизни? Бананы ел?

— Не.

— А ананасы?

— Не знаю такого.

— Тогда и молчи. А то еще тоже — шьешь разврат. Я вот гляжу на тебя, и мне тебя жалко, что ты всю жизнь проторчал здесь и ни хрена не видел.

— Ты бы не меня, а матку пожалел.

— А чего ее жалеть? У нее все в порядке.

— В порядке? А то, что ты ее совсем забыл, это как? — строго спросил крестный и подвигал седыми бровями.

— Где ж забыл, если приехал навестить? Не то говоришь, крестный, жизни не знаешь. Ты вот вроде домовой мыши, а я — как птица. Куда хочу, туда лечу. Она знаешь страна-то какая — хошь на юг, хошь на север. Везде стройки...

— А чего это ты меня домовой мышью обозвал? — отстраняясь от стола, с обидой сказал крестный. — Кака така я тебе мышь?

Лешка разлил остатки и ласково сказал:

— Ты не так понял. Это не то что ты мышь, а в сравненье, чтоб яснее было, как жить, Это дядя Петя так сравнивает. Так что не обижайся. Вот мышь и птица, — ясно, какая разница? Вот я к чему.

Крестный молча выпил, не глядя на Лешку. Видимо, обиделся.

— И что ж, ты долго так, сынок, будешь пропадать? — спросила Ксения, глядя с грустью на сына.

— А это уж на всю жизнь запланировано. Лучше не придумаешь. — Лешка опять достал аккредитивы. — Все с собой. Тут вершки, а в другом, потаенном месте — корешки. Вот пойду сейчас в сберкассу и все их в валюту превращу.

— И много выйдет? — полюбопытствовал крестный.

— Сказал, хватает, значит, хватает.

— Тогда бы хоть матке оставил толику. Чего ей пенсия? Тридцать рублев. А человек она нездоровый.

— Это можно. Я вот привез ей оренбургский платок, про который в песне поют. Ну-ка, покажи, мамань, пусть крестный посмотрит.

Ксения прошла к комоду, достала платок.

— Вот, смотри, кум, какой гостинец мне. — Ксения накинула на плечи платок и с укором сказала ему: — Не забыл меня сынок. Помнил. Так что ты зря на него...

— А я ничего, кума. Так, к слову пришлось... Значит, ты не расположен оставаться?

— Нет. Я тут проездом. На БАМ подамся.

— По какой же специальности работаешь?

— Механизатор. И на бульдозере, и на самосвале могу, на экскаваторе. Что-ничто, а в месяц триста, а то и поболе зашибаю.

— Не пьешь?

— В меру. Да и то, если только с дядей Петей, а так нет. И без водки удовольствиев хватает.

— Это каких же? — заинтересовался крестный.

— Кино, бабье, ну и сам по себе отдых.

— Это хорошо, что ты не пьешь-то. — Крестный закурил.

Закурил и Лешка.

— Чего по вечерам делаете? — спросил он.

— Передачи смотрим. Вот купил бы матке телек, сидела бы и тоже смотрела. А так скучает.

— Что ж, это можно. Надо только аккредитив сменить. В Гдове есть телеки-то?

— А как же, хоть и цветные.

— Как, маманя, тебе надо цветной?

— Да уж и не знаю, какой хочешь. А то и верно, Другой раз така хмара навалится, что не знаю, куда себя и девать.

— Ну что ж... На попутке сейчас сгоняю в Гдов, и порядок.