Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

• Название: Прощайте, серебристые дожди...
• Автор: Анвер Бикчентаев
• Жанр: Детская проза

Обе повести рассказывают об уфимском мальчике Азате Байгужине и других подростках, проявивших смелость и отвагу во время Великой Отечественной войны. Поздней осенью 1942 года мальчишка оказался на военной дороге. Совсем один! Прослужив по року судьбы денщиком у полицаев, Азат попадает в партизанской отряд и становится адъютантом командира Оксаны Белокурой. Нелегкие испытания, выпавшие на долю маленького героя, воспитывают в нем мужественного защитника Отечества.

---

— Цыц, старая! — прикрикнул Одноглазый. Горбатая бабка не унималась. Она повалилась лицом вниз и стала биться, исступленно клеймя полицаев. Отчаявшейся бабке, наверно, было все равно — что жить, что нет, потому что угоняли ее единственную внучку Дусеньку.

— Уймись, старая, слезами горю не поможешь, — сурово сказал учитель. — Будет и на нашей улице праздник.

Старший полицай так и перекосился от злобы, а Верзила сделал вид, что ничего не слышал.

Бабку будто током ударило: она вздрогнула, встряхнулась, вскочила на ноги, словно молодая, в вытерла слезы.

Маринка и в этот трудный час осталась атаманшей. Сорвав с головы пуховый платок, она укутала им Дусеньку.

Учитель не удержал свою дочь ни словом, ни жестом Он лишь кивнул головой, безмолвно одобряя ее благородный порыв, хотя прекрасно понимал, что Маринке самой теперь нелегко будет в пути… Ведь пронизывающий ветер не щадит никого — ни гордого, ни красивого!

Азат набрался мужества и подошел к Маринке.

— На, возьми, — сказал он. — Хватит тебе хоть на первый случай, — добавил он, отдавая пять кусочков сахара, весь свой НЗ.

— Спасибо.

— Если встретишь мою маму — ее арестовали гестаповцы, — расскажи ей обо мне.

— Где же я ее встречу?

Он неопределенно махнул рукой на запад:

— Она, должно быть, тоже где-то там…

— Прощай, — сказала Маринка и даже попыталась ему улыбнуться.

КАК ПЕРЕХИТРИТЬ ОДНОГЛАЗОГО

Юному денщику этот день казался очень долгим. Ветер, принесший холод, резко изменил направление. На улице потеплело. Но даже южный ветер не порадовал Азата.

Конвоиры, по всей вероятности, задержались в дороге. Поэтому начальник холминской полиции один коротал вечер. Съежившись на постели в своей каморке, Азат слушал, как полицай горланил песню о ямщике и ворочался с боку на бок. Азату не спалось. Все мысли его были с Маринкой и ее друзьями.

Из полудремотного состояния его вывел сильный удар в бок. Вскрикнув от боли, Азат вскочил на ноги. Перед ним стоял Одноглазый.

— Дрыхнешь, лентяй! — напустился он. — Изба холодная. Чай остыл.

Денщик кинулся исполнять приказание. Пока он таскал дрова и затапливал печь, Верзила, поеживаясь, сидел на своей койке, подняв воротник шинели. Он, очевидно, простудился в дороге. Глухой кашель одолевал его.

Азат суетился возле печки, стараясь как можно быстрее напоить полицаев чаем.

— Подумать только, сто тысяч пленных оставили на Волге! — вдруг воскликнул Одноглазый, ни к кому не обращаясь. — Вот тебе и хваленая армия великого рейха!

Он заметался по комнате, как загнанный зверь. В таком состоянии Азат видел Одноглазого впервые.

Подавая Одноглазому чай, Азат думал: «Неужели это правда? Если уж старший полицай мечется; значит, не без причины».

Маленький денщик невольно заулыбался. Заметив довольное выражение на лице Азата, Одноглазый вне себя от негодования заревел:

— У-у, зараза, чему радуешься! Пошел прочь, болван!

В каморке Азат сам себе хозяин. Тут даже можно посмеяться, только негромко.

Немного придя в себя, он уже раздумывал над тем, как сделать, чтобы все село узнало о большой победе Советской Армии на Волге, чтобы у всех был великий праздник.

Азат с нетерпением стал ожидать подходящего момента, чтобы ускользнуть из-под надзора полицаев и посоветоваться с учителем. Вот кто даст ему наилучший совет!

Но как отлучиться из участка? Одноглазый сделался особенно подозрительным, словно чувствовал нетерпение денщика.

Уже наступил вечер, а маленький денщик все еще не сумел выбраться на улицу. Старший полицай ни на минуту не спускал с него глаз.

«Нет уж, дудки, — сказал себе Азат, приняв какое-то решение. — Я не я, если не перехитрю Одноглазого».

— Больному все хуже и хуже, — громко сказал Азат, стоя над постелью Верзилы. — Ему бы сейчас медку или кипяченного молока с маслом…

Верзила промычал что-то невнятное. Ему, пожалуй, было не до молока. Одноглазый прислушивался к словам денщика.

— Подойди сюда, маленький шаман! — приказал он. — Ты, может, пытаешься заговорить болезнь? Ну, чего стоишь, вылупив глаза? Бегом, говорю, несись за молоком. Одна нога здесь, другая там!

Мальчишке только это и надо было! Он пулей вылетел из дому.

УЧИТЕЛЬ

Даже на улице он не сбавил шага: ведь из окна за ним может следить дотошный полицай. Только повернув в переулок, Азат осторожна оглянулся: как будто все в порядке, Одноглазого не видно.

Других людей Азат вовсе не боялся. Он спокойно проводил глазами двух девушек возвращавшихся с речки. Они несли в корзинах выстиранное белье. Не опасен был и подслеповатый старик, сидевший на завалинке.

Поэтому Азат, не мешкая, сразу же направился к дому учителя.

Он потянул к себе уже знакомую дверь. Учитель сидел за столом и читал толстую книгу. Он, конечно, не ожидал Азата и поднял голову, как только мальчишка переступил порог.

— Ах, это ты, — сказал он, откладывая книгу, — опять принес важное известие?

— Да.

— Что-нибудь о Марине?

— Нет.

Азат еще не умел утешать людей. Тем более такого человека, как учитель.

— Я пришел вам сказать: наши взяли сто тысяч пленных где-то на Волге.

— Знаю, — подтвердил учитель. — После этого, идя по пятам противника, наши войска уже освободили Харьков. Мне порою чудится, что я уже слышу далекую канонаду.

Учитель закрыл лицо руками. Азату стало невмоготу. Ему показалось, что Маринкин отец беззвучно плачет.

— Я очень сожалею, что сейчас рядом со мной нет ни Маринки, ни Данилы, — глухо заговорил учитель. — Они сумели бы разнести радостную весть по селу. А тебе спасибо, что не забыл меня.

…Молоко Азат достал у хромого старосты. Масло — у его сына. Теперь можно и возвращаться.

На обратном пути Азат рассуждал: «Что сделала бы на моем месте Маринка? Или, например, Данила? Они бы не растерялись, как я…»

Каждый раз, когда Азат открывал входную дверь полицейского участка, его взгляд невольно останавливался на приказах и распоряжениях оккупационных властей.

Бедная дверь! Чего только она не изрекала, каких только угроз не расточала:

«Ввиду весьма тревожного состояния, созданного безумцами партизанами…», «Хождение без пропуска — недопустимо…», «Освобождение, как правило, исключается…», «Лиц, уличенных в сочувствии партизанам…».

Короче говоря, за все полагалась высшая мера наказания — расстрел. От этого страшного слова пестрело в глазах, от него подступала тошнота к горлу.

Только когда больной требовал его к себе, Азат отвлекался от двери, изрыгавшей угрозы, на какое-то мгновение забывал ненавистное слово «расстрел!».

Больной пылал в жару и бредил.

Когда, бывало, Азат простуживался, мать его всегда лечила, горячим молоком. Полицай стонал, высоко подняв небритый подбородок, и кашлял, содрогаясь всем телом. Денщик с большим трудом поил больного.

Именно в поздний ночной час, когда во всем полицейском участке бодрствовал только один Азат, в его голове созрел план действий. «На этой двери, пожалуй, найдется место и для моей листовки», — решил он.

Мальчишка вздрогнул, представив себе, какое рискованное дело он затевает. Здесь можно ошибиться лишь один раз, так же как только один раз ошибается сапер.

— Надо попытаться! — прошептал Азат. — Хотя попытка и… пытка. (Если уж он забрал что-нибудь в голову, хоть убей — не отступит.) На моем месте Маринка, пожалуй, сделала бы то же самое.

Мальчишка не опасался полицая. Верзила в таком состоянии беспомощен, а другие вряд ли придут среди ночи…

Крадучись, он подошел к шкафу, где хранились свечи. Долго топтался в дверях, пока рискнул перешагнуть порог. Осталось незаметно проскользнуть во двор и бесшумно спуститься в подвал.

КОНСПИРАТОР ОШИБАЕТСЯ ОДИН РАЗ

Булка, наверно, подумала: несут еду. Она довольно заворчала, увидев своего приятеля. Даже взвизгнула от радости, толкаясь холодным носом в его живот.

— Вот что, дружок, — проговорил Азат нарочито бодрым голосом, — я сейчас займусь одним опасным делом, а ты мне поможешь. Идет? Тебя ведь не нужно учить, как охранять важные объекты? Инструкцию знаешь? Только на этот раз требуется быть вдвойне бдительным. Чуть что — сразу подавай сигнал.

Собака, словно поняв Азата, растянулась у входа, насторожив уши.

Пошарив руками, Азат нащупал ящик, куда можно было поставить зажженную свечу. После этого он разгреб мусор и извлек заветный чемодан.

Чемодан был крепко-накрепко перевязан ремнем из сыромятной кожи. Тугой узел никак не поддавался.

Немало пришлось повозиться, пока дрожащими от волнения руками Азату удалось откинуть крышку.

Перед изумленным взором мальчишки открылся целый клад. Холщовые мешочки были туго набиты шрифтом. На каждом мешочке фиолетовыми чернилами была написана буква или цифра. Некоторые обозначения расплылись, и их было трудно разобрать.