Николай Бажанов - Рахманинов

• Название: Рахманинов
• Автор: Николай Бажанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Книга посвящена Рахманинову Сергею Васильевичу (1873–1943) — выдающемуся российскому композитору, пианисту, дирижеру.

---

Дела с Демянским по-прежнему шли из рук вон плохо. Старик хвалил его выше меры и не скупился на пятерки, а Сергей плыл по волнам и не знал, куда они его принесут.

Понемногу он начал позволять себе небольшие вольности с нотным материалом. Потом, осмелев, стал «подправлять» Шуберта и Мендельсона. Стариков не мешает освежить маленько, снять с них паутину!

Наконец — он и сам не понимал, как это у него получается, — принялся выдумывать что-то свое, подражая тому или другому из стариков. И в конце концов герой осмелел до того, что начал импровизировать при гостях Марии Аркадьевны, выдавая свои экспромты за неизвестные и редко исполняемые сочинения «отцов музыки».

— Однажды он попался. Вернувшись с катка, застал у бабушки незнакомую очень полную и красивую даму. Они говорили по-французски. Бабушка тотчас же усадила внука за рояль. (За такие концерты он не в счет получал новый двугривенный.)

— Это что же такое ты играл? — спросила гостья, шевельнув бровью.

— Неоконченная пьеса Шумана… «Старая мельница», — не сморгнув глазом, объяснил музыкант.

— Как? Как ты сказал? — гостья звонко расхохоталась и взяла Сережу за ухо. — Ах, врун! Ах, болтунишка!..

Позднее он узнал от бабушки, что с ним говорила ее племянница — дебютировавшая недавно на сцене парижской оперы Фелия Литвин (Литвинова).

На святках он впервые побывал с бабушкой в Мариинском театре на «Аиде». Пели итальянцы. Блеск театральных огней, гром оркестра, неописуемая пестрота костюмов и мизансцен ошеломили Сергея. Вернувшись в полночь, он разбудил Олю и перед ее заспанными и восхищенными глазами изобразил, драпируясь в полосатую занавеску, Радамеса и Амонасро. Представление было прервано вмешательством няньки Теофилы.

Но сама музыка оперы, как это ни странно, оставила Сергея совершенно безучастным. Он, казалось, попросту не заметил ее.

Бабушка давно уже втихомолку готовила внуку подарок. Минувшей осенью она присмотрела маленькую усадебку Борисово в трех верстах от города, на самом берегу Волхова. Четырехкомнатный тесовый дом со службами, старыми елями и березовым леском. Покупка была не слишком выгодная, под вторую закладную, но разве мальчик не стоит того? Умница, музыкант, живая горячая душа и к тому же так хорошо учится!.. То-то будет ему раздолье!

Она таила секрет всю зиму, но на пасху проговорилась. С этой минуты он начал считать дни до мая и не давал бабушке проходу с расспросами: что в Борисове и как?

В угаре нахлынувших радостей Сергей опять забросил книжки. В начале мая 1884 года незаметно подошли экзамены, и он с позором провалился по всем обязательным предметам. Как оглушенный, он ходил по коридору, не зная, как быть. Проклятая зачетная книжка жгла его руки огнем. Наконец он тряхнул головой: «Эх, была не была! Еще раз…» На лестнице консерватории его окликнул женский голос. Он увидел Анну Даниловну Орнатскую. Они не виделись больше года, и, хотя Сережа очень любил ее, он постарался скорее отделаться от ее расспросов и увильнуть, как бы все не раскрылось! «Э, пронесет!» — думал он, шагая домой.

Но когда на другой день он вышел в прихожую на звонок и увидел бледную и расстроенную Анну Даниловну, он понял, что на этот раз «не пронесло».

Едва взглянув на Сережу, она спросила про Любовь Петровну, пришедшую еще с утра, и заперлась с ней. Земля ушла из-под ног у героя. Через несколько минут его позвали. Подходя к двери с замирающим сердцем, он услышал дрожащий от волнения голос Орнатской:

— Люба, я прошу тебя, будь же благоразумной!..

Глаза у Орнатской были заплаканы. Она глядела на Сережу с жалостью и гневом. Мать выглядела спокойной, но все лицо у нее было в красных пятнах. После долгого молчания она проговорила:

— Ну вот что… Про твои книжки мы поговорим потом. А про Борисово забудь. Будешь сидеть все лето в городе и заниматься. Ступай отсюда!

Чернее этого не было дня в Сережиной жизни.

Но к вечеру неожиданно приехала бабушка.

В окно глядела белая ночь. Сергей ждал. От горькой печали занималось дыхание. Как же так получилось? Эта первая ложь (от нее никому не было вреда!) далась ему легко, даже весело. Он сложил ее просто, как карточный домик. И он рухнул при первом дуновении ветра. Ах, какой стыд! Разве посмеет он теперь глянуть кому-нибудь прямо в глаза!

Сергей дождался все же минуты, когда бабушка осталась одна, и без слов излил свое горе у нее на коленях. Потому что ей одной на всем белом свете было дано все понять и все простить.

Позднее, дрожа всем телом, он лежал в постели, слыша возбужденные спорящие голоса бабушки, матери и тети Маши.

— Я беру все на себя, — сказала бабушка, повысив голос.

На третий день бабушка и Сергей уехали в Новгород, а Лена — в Воронеж к тетке Анне Аркадьевне Прибытковой.

Текла, бежала голубая вода, шелестел камыш, шли тучи, цвел иван-чай, и пел по утрам на пойме берестяной рожок.

Издалека среди темного тростника белела рубашка Сергея, слышался лай лопоухого рыжего пса, с которым он свел дружбу. С утра до вечера они кружили по зарослям и затокам в утлом челноке-душегубке. Он опрокидывался от малейшего неловкого движения. Тогда наперегонки добирались до берега вплавь. Пес старался изо всех сил, завывая от радости и пуская носом пузыри.

На берегу, если не было солнца, раскладывали костер и сушились. Случалось, правда, и продрогнуть, но… эка невидаль! Сергею шел двенадцатый год, а псу всего только четвертый.

В начале июня пришло ликующее письмо от Лены из Москвы, где она задержалась по пути в Воронеж. На пробе голосов ее сразу же зачислили с осени в труппу Большого театра. Сергей чувствовал, что и его судьба, по-видимому, клонится к Москве.

Одно за другим в Москву, в Воронеж полетели письма. Все складывалось как нельзя лучше. Казалось, невидимые кузнецы уже куют судьбу будущего музыканта.

Но вот однажды в сумерках зазевавшихся рыболовов настигла гроза. Бросив челнок, они опрометью понеслись по тропе. Туча шла с Ильменя, сотрясая землю, рваный край ее уже нависал над головами беглецов, а глухая черно-синяя глубина грохотала и вспыхивала ослепительным светом.

Еще издали, с опушки, он видел, как из борисовских ворот выехала пролетка с Гаврилой на козлах и во весь опор помчалась к городу. Кто бы это был? Запыхавшись и стряхивая брызги, он вбежал на веранду, потом в гостиную. За дверью в бабушкину комнату ему почудился плач. Но еще раньше он увидел на столе только что вскрытую телеграмму. Весь обомлев, он прочитал: «Лена скончалась. Выезжай немедленно. Василий».

Позднее бабушка Рахманинова рассказала ему, что в то лето Лена была неудержимо веселой, не жила, а горела, дыша и радуясь своему счастью, своему будущему. В конце июля она неожиданно занемогла. Приглашенные врачи установили злокачественное малокровие, а через три недели ее не стало.

Все пошло прахом.

Конец надеждам! Снова Петербург. С первых же дней угроза исключения вновь нависла над головой Сергея. С огромным трудом удалось Орнатской через консерваторских друзей добиться отсрочки. Его оставили с «последним предупреждением».

Но еще до первых морозов события приняли совсем неожиданный оборот.

3

Однажды, идя от Демянского, Сергей увидел на улице афишу, извещавшую, что в Большом зале на днях состоятся два экстренных симфонических концерта при участии известного пианиста-виртуоза А. И. Зилоти.

Александр Ильич Зилоти в семье — персона почти легендарная. Ученик Листа и Николая Рубинштейна, известный в России и даже за границей артист, в двадцать два года профессор Московской консерватории, и при всем том племянник Марии Аркадьевны и Сережин двоюродный брат.

Накануне концерта он прислал два билета с короткой шутливой запиской. Решили, что пойдут Сергей с матерью (хотя она была еще в трауре).

Вид знаменитого кузена на эстраде среди оркестра так поразил воображение Сергея, что он почти не слышал музыки.

В антракте мать повела Сергея в артистическую. До этого он встречал Александра Ильича всего два раза, и, когда голубоглазый великан, улыбаясь, шагнул им навстречу, он совсем растерялся.

Разговаривая с тремя собеседниками сразу, Зилоти поднес к губам руку Любови Петровны и ущипнул за ухо Сергея.

Прошло несколько минут, прежде чем он понял, чего от него ожидают. Он развел руками.

— Не знаю, Любочка, что и сказать! Меня буквально рвут на части. Ей-богу, не знаю…

— А все же мне хотелось бы, что бы ты его послушал… — сказала Любовь Петровна.

— Ну хорошо… — спохватился Александр Ильич. — Когда же? Может быть, завтра после пяти. Но не наверно…

На другой день Зилоти не приехал. Не было его и на третий. Любовь Петровна обиделась.

Откуда ей было знать, что через пять минут после разговора с ней Александр Ильич встретил директора консерватории Давыдова!