Эйлин Фэйворит - Героини

• Название: Героини
• Автор: Эйлин Фэйворит
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38739-7

Америка, Иллинойс, глухая провинция, забытая богом и людьми. Казалось бы, какой смысл держать в этой глуши частный пансион. Но оказывается, смысл есть: Анна-Мария и Пенни, ее тринадцатилетняя дочь, владелицы лесного жилища, привечают здесь временных постояльцев. Правда, все они весьма необычные. Это попавшие в беду героини знаменитых литературных произведений. Эмма Бовари, Скарлетт О'Хара, Фрэнни Гласс из сочинения Сэлинджера… Единственное, что вызывает у Пенни и Анны-Марии боль, это невозможность вмешиваться в судьбу любимых героинь книг, какой бы трагический конец их ни ожидал. Но однажды в беду попадает Пенни, и, кроме как от своих постояльцев, помощи ей ждать не от кого.

---

Я достаточно поднаторела во фразеологии феминизма, чтобы понять это. В тринадцать лет я считала Эмму абсолютно разумной женщиной. (Примерно такое же впечатление произвел на меня роман «Над пропастью во ржи»,[9] который я прочла в десятилетнем возрасте. Тогда я не понимала, что Холден близок к нервному срыву. Думала, что его положили в больницу потому, что подхватил грипп или пневмонию — из-за того, что долго стоял под дождем и смотрел, как Фиби катается на карусели.) Полеты фантазии, разочарования, резкие смены настроения — самые обычные симптомы переходного возраста. Я свято верила в то, что пока еще просто не придумали лекарств, чтобы вылечить многомесячную хандру или раздражительность.

Я проснулась, когда небо за окном начало розоветь. Страницы книги были заложены примерно на середине. Мне ужасно захотелось узнать, что же случится с Эммой дальше. Я начала лихорадочно перелистывать страницы. Эмма ввергла семью в огромные долги благодаря мсье Лере (в переводе с французского мистеру Счастливому!), местному негоцианту, который воспользовался слабостью мадам к нарядным платьям и красивой мебели. Но хуже всего было то, что женщина, живущая прямо подо мной и обожающая самый дорогой индийский чай, отравилась мышьяком.

Ее безобразная смерть потрясла меня: рвота, конвульсии, кровь из носа. Я не ожидала такого конца. Ее положили в гроб, предварительно обрядив в свадебное платье (Шарль настоял!), и изо рта вдруг потекла черная жидкость. Они старались скрыть, что это самоубийство, твердили о несчастном случае и добились-таки, чтобы ее похоронили на христианском кладбище. Впервые меня ужаснула судьба героини. Я не понимала, почему мама не вмешивается. Не понимала всей сложности и запутанности моральных страданий Эммы. Оставалось лишь надеяться, что она появилась в «Усадьбе» еще до начала настоящих проблем. Возможно, есть шанс спасти ее, удержать от связи с Леоном, предупредить о мсье Лере. Надо было что-то делать!

После ужина мать с Эммой удалились в гостиную. Я пожелала им спокойной ночи и пошла к себе. На полпути я остановилась и прислушалась, касаясь рукой стены, оклеенной бархатными обоями в полоску. Разговор шел вполголоса, но мне удалось различить имя Родольф, произнесенное с любовью и нежностью. Я тихонько спустилась вниз, пересекла прихожую и подкралась к двери, ведущей в гостиную. Дверь была открыта, и я осторожно заглянула в комнату.

Они сидели ко мне спиной. Мама уютно устроилась на диване, Эмма расположилась в кресле-качалке. Я пригнулась и, стараясь двигаться бесшумно, прошмыгнула в комнату и спряталась за диваном. Было слышно, как мама хрустит попкорном.

— Он такой внимательный и утонченный, — сказала Эмма.

— Что вы говорите, — отозвалась мать.

— Возможно, он просто боится сломать мне жизнь. Ему невыносимо видеть, как женщина в моем положении оступается… и оказывается в беде.

Я прищурилась, кивнула. Итак, она прибыла в «Усадьбу» после того, как Родольф отказался бежать вместе с ней.

— Возможно, — сказала мама.

— Но разве он не понимает, что этим просто убивает меня? Нет, мнение общества меня больше не интересует. — Она обхватила голову руками, вцепилась пальцами в длинные черные локоны. — Как вы думаете, он вернется?

— О… трудно сказать. Хотите еще попкорна? — Мама протянула Эмме мисочку, но та жестом отказалась от угощения. Как и большинство героинь, она мало ела.

— Но как он мог бросить меня, если обещал, что будет любить до гроба?

— Об этом сейчас не стоит беспокоиться. Вам надо развлечься, поменьше думать о нем.

— Меня развлекают лишь мысли о Родольфе. Почему он уехал? Это же надо — сунуть записку в корзину с абрикосами! В жизни больше не притронусь к абрикосам!

Сидеть было неудобно, у меня затекли ноги. Еще меня грызло беспокойство: Эмма скорбела об уходе Родольфа целых сорок три дня. Стало быть, нам предстоит терпеть все это еще полтора месяца?

— Я говорила, что все для него сделаю, все! Называла его своим королем, своим идолом! Говорила, что я его рабыня, его наложница…

— Может, ему надо подумать?.. — предположила мама.

— Подумать? Но о чем? О чем это он вдруг решил подумать, хотела бы я знать!

— Не могу вам сказать, о чем думает Родольф.

Я едва сдержалась, чтоб не подсказать маме.

Разумеется, ей было известно о мыслях Родольфа. У нас, читателей, есть грандиозное преимущество: мы имеем доступ к самым потаенным мыслям самых различных персонажей. Родольф решил бросить Эмму, только и всего. Об этом написано в двенадцатой главе. Ему надоели дурацкие любовные игры в рабыню и повелителя. Даже Шарль Бовари называл Родольфа «немножко плейбоем». Да, там был еще один показательный момент: из окна Эмма видит, как карета Родольфа проезжает через городскую площадь. Понимает, что он бросает ее, и тут же брякается в обморок.

— Ну хорошо, тогда попробуйте представить себе, что вы — это он, — сказала Эмма. — Вы бросили женщину. О чем бы вы подумали?

— О том, что мне одиноко.

— Правда? Вы считаете, он скучает по мне?

— Послушайте, я же не могу думать и говорить за Родольфа…

— Я могу! — С этими словами я выскочила из-за дивана. — Родольф больше никогда к вам не вернется! И вы должны его забыть!

Мама побледнела, вытаращила глаза и открыла рот от изумления. Я понимала: ее страх не наигранный. И дело тут не в словах, а в том, что эти слова произнес ребенок. В мамином мире дети знали свое место и помалкивали. Она закашлялась и выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок.

— Пенни Мария! — Мама вскочила с дивана, попкорн веером разлетелся по всей комнате. — Что ты несешь! — Она повернулась, встала на диван на колени и перегнулась ко мне через спинку.

— Забудьте вы об этом Родольфе! — взвизгнула я. — Он просто использовал…

Мама с размаху влепила мне увесистую пощечину. Я отлетела и опрокинулась навзничь. Мама перелезла через спинку дивана, зажала мне рот рукой и вытолкала из комнаты. Я заревела. Никогда прежде она не поднимала на меня руку, никогда не била по лицу. От пощечины левая щека горела, как обожженная. Я попятилась в коридор. Никогда прежде я не видела маму в такой ярости — ноздри раздуваются, глаза превратились в узкие щелки.

— Только посмей еще хоть раз…

Она по-прежнему крепко зажимала мне рот ладонью, и тогда я высунула язык и лизнула солоноватую ладонь, пахнущую попкорном. Она тут же отдернула руку.

— Пенни, о боже!

— Ты меня ударила! — прошипела я.

— Никогда не вмешивайся в…

— Но я не могу сидеть и смотреть, как человек разрушает собственную жизнь!

Обе мы говорили жарким шепотом.

— Ты должна.

— Почему? Потому что ты поступаешь так же?

— Потому что нам не дано ничего изменить. Не наше это дело.

Я отвернулась и начала подниматься по ступеням, но мама схватила меня за руку.

— Это опасно!

— Опасно ничего не делать. — Я вырвала руку, сложила пальцы в импровизированный пистолет и направила его себе в лоб. — Хочешь, чтоб она покончила с собой?

— Я не вправе менять ее жизнь. Ее судьба предрешена.

— Слабое оправдание. Мы можем ей помочь.

— Думаешь, мне легко их выслушивать? Я так им сочувствую! Так переживаю! Я жалею их.

— Их жалеешь, а родную дочь по щекам лупишь.

Мама закрыла лицо руками. Покачала головой и привалилась к стене. Медленно, с силой провела руками по лицу. От этого кожа натянулась, и мама стала похожа на привидение. Затем сползла по стене вниз и уселась на корточки.

— Это больше не помогает. Ты стала слишком взрослой… ты…

— Что я? — Я снова заревела, вернее, зарыдала — громко, взахлеб, с подвыванием. Почему-то сильнее всего в тот момент меня потрясло то, что мама больше не считает меня маленькой. — Что со мной не так?

В тот миг мне больше всего на свете хотелось, чтобы она сказала: «С тобой все в порядке». Но мама молчала, слезы катились по щекам к подбородку, а она даже не пыталась утереть их. Смотрела в потолок, избегая встречаться со мной взглядом. Затем произнесла:

— Все не так. Теперь с тобой все не так.

Глава 7

Я все больше привязываюсь к Конору * Радости обмана * Я ревную * Мужская ярость * Бегство

В ту ночь мне казалось, что лес пахнет как-то по-особенному — слишком влажной была земля, слишком резкий аромат источали деревья. Кричали совы, среди ветвей порхали летучие мыши. Конор позволил мне подержать поводья. Мы синхронно поднимались и опускались в такт лошадиному бегу. Когда мы прибавляли скорость, он клал руки мне на бедра, когда ехали медленнее, убирал их. Он заметно расслабился с тех пор, как я пообещала выманить Дейрдре из дома в лес. Пока что мы неплохо ладили, хотя я и не собиралась выполнять обещанное. Я испытывала радостное возбуждение от того, что вожу за нос взрослого мужчину. И еще не терпелось поделиться впечатлениями с мамой. На этот раз я заставлю ее вмешаться в судьбу героини! Меня не переубедить. Я ощущала себя тайным агентом, узнавшим об истории Дейрдре и получившим задание спасти девушку, и не собиралась брать пример с матери и оставаться в стороне.