Светлана Демидова - У каждого свое проклятье

• Название: У каждого свое проклятье
• Автор: Светлана Демидова
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3401-1

Замужество Марины было обречено с самого начала — они с Павлом Епифановым расстались сразу после свадьбы, потом снова сошлись, потом умер ребенок… И это оказалось лишь малой толикой тех несчастий, что одно за другим обрушивались на семейный клан Епифановых. Годы шли, а дела семьи становились все плачевнее. Павел начал тихо спиваться, а между Мариной и его младшим братом Алексеем вспыхнул страстный роман. Когда муж трагически погиб, она вышла замуж за Алексея, но и он ненадолго пережил брата. Тогда-то и вспомнились слова о каком-то проклятии, наложенном на семью почти восемьдесят лет назад. Марина решила найти корни этой истории и снять проклятие с семьи.

---

— Что «но»? — выкрикнул Толмачев.

— Но не отдали, когда представители советской власти обратно в город уехали.

— Как не отдали?

— А так! Не отдали, и все! Ничего, мол, не знаем… никаких драгоценностей не только не брали, но и не видели… И посоветовали попадье, как сейчас говорят, особо не выступать, а то ведь милиционеров можно и вернуть, если что… В общем, за это муж Пелагеи, отец Захарий, и проклял семейство Евдокии, похоже, как в книгах пишут, аж до седьмого колена.

— Послушайте, Константин Макарович, а не сочинили вы это… от скуки? — возмутился Саша. — С какой стати мой отец стал бы показывать вам такое компрометирующее письмо?

— Ну… Ивана-то оно не компрометировало. Это же не он припрятал чужие ценности.

— Вашу, Саша, бабушку Евдокию, похоже, это тоже не должно компрометировать, — поспешила хоть как-то успокоить Толмачева Марина. — Она во времена раскулачивания наверняка ребенком была.

— А вот тут вы ошибаетесь, — возразил ей Пирогов. — Она именно потому письмо Ваньке и оставила, поскольку в конце жизни мучилась тем, что они совершили. Конечно, попадья оставляла ценности родителям Евдокии с братьями… простите… имен я не запомнил… Но они, то есть родители, часть вещиц сразу продали, чтобы немного поправить свое хозяйство. Так… слегка… чтобы в глаза особенно не бросалось. Остальное решили поделить между детьми, которые тогда были вообще-то и не такими уж малолетками. Им уж было лет по двадцать с небольшим. Вполне достойный возраст для принятия определенных решений.

— Вы думаете, что они принимали какое-то решение? — опять встрепенулся Саша.

— Не думаю. Знаю. В письме четко было обозначено, что только младший брат Федор был возмущен поступком родителей. Он доносить на них никуда не пошел, но от своей доли отказался, а потому то, что ему причиталось, Евдокия и Матвей поделили между собой.

— Так вот почему Федор предупреждал Галину Павловну не связывать свою жизнь с сыном Матвея Епифанова! — всплеснув руками, воскликнула Марина.

Александр Толмачев выскочил из-за стола так стремительно, что в сторону отлетел стул. Саша подскочил к отцу Дмитрию, схватил его, что называется, за грудки и с отчаянием в голосе крикнул:

— Димка, гад! Ты это знал и ничего не сказал! Наши дети гибнут… А ты… Негодяй!

Марина тоже смотрела на красавца мужчину уже с ужасом и неприязнью. Похоже, он рассказал ей далеко не все, что знал. Отец Дмитрий между тем отцепил от своего джемпера руки Александра и спокойно сказал:

— Не знал я, Саша.

— Врешь, паразит! У самого ни жены, ни детей, а мы… У меня, ты знаешь, сыновья пропадают! Ты, бездетный, даже представить не можешь, что это такое!

— Да, ты прав, я, к сожалению, бездетный, но это вовсе не означает, что не могу понять вашего горя, — невозмутимо ответил отец Дмитрий. — Я же уже говорил и Марине Евгеньевне, и тебе, что узнал о существовании семейного проклятия совсем недавно. А о том, что оно, похоже, обошло моего деда, который отказался присваивать чужие ценности, вообще только сейчас понял. Честно говоря, я даже подумывал, что мне не удалось создать семью именно из-за этого проклятия. Но даже если бы не считал себя заинтересованным, все равно сделал бы то, что сделал.

— И что же ты такого сделал?! — все еще на грани истерики выкрикнул Саша.

— Для начала я хотел выяснить, где находилась эта Окуловка, но… в общем, не осталось никаких сведений. Даже на фотографии… — Отец Дмитрий перевел глаза на Марину: — Помните, Марина Евгеньевна, я вам ее показывал? Даже на ней не написано, где семья фотографировалась. Только год, и все… А после того как поговорил с Татьяной, я сделал запрос в Епархиальный архив об отце Захарии из села Окуловка.

— И что?

— Пока ничего, но… Этих Окуловок в России — пруд пруди. И еще Акуловок… Словом, я продолжаю поиски.

Отец Дмитрий опять сел на свой стул и обратился к Пирогову:

— Константин Макарович, а как вы объясните тот факт, что Татьяна была в курсе всего? Откуда она знала и имя Захария, и Пелагеи?

— Да… все очень просто… — махнул рукой Пирогов. — Когда мы разговаривали обо всем этом с Иваном, Маша как раз собиралась нашу подопечную купать. Она ходила из ванной комнаты в Татьянину и обратно несколько раз, не запирая дверь. Вот та и ускользнула. С тех пор началось: цыпки да цыпки. Но… — Константин Макарович обвел всех присутствующих глазами, — Машенька не в курсе. Я ничего ей не рассказывал про драгоценности, поэтому она действительно не знала, о чем Татьяна выкрикивает.

— Неужели Марию Петровну ни разу не заинтересовали имена Захарий и Пелагея? — удивился отец Дмитрий.

— А вот представьте, что Татьяна при нас только пару раз произнесла имя Пелагея, и все! Разве поймешь, что у этих сумасшедших в голове! Машенька спросила меня, не знаю ли я, о какой Пелагее идет речь. Я сказал, что не знаю. Маше даже в голову не пришло, что я от нее что-то утаиваю. Мало ли что Татьяна выкрикивала. Порой такую несуразицу несла…

— Ваша жена даже не спрашивала, зачем приезжал Иван Толмачев и о чем вы с ним разговаривали?

— Ну… почему же… Я рассказал ей про Татьяну… что она все-таки не моя дочь… Сказал и то, что Иван обещал увеличить плату за ее содержание, если мы все-таки согласимся за ней ухаживать.

— И Мария Петровна согласилась?

— А почему бы нет?! Деньги еще никому не мешали, тем более что к Татьяне мы уже привыкли… особенно она привыкла, Машенька…

— Вы, значит, продали сапфировое колье? — опять спросил отец Дмитрий.

— Нет. Продавать я наотрез отказался. Где бы я его продал? У меня и связей таких нет. Не в ломбард же такую ценность нести… Я сказал Ивану, что возьму только деньгами.

— Ну и?

— Ну и он уехал. А потом вернулся с большими деньгами. Очень большими. Собственно, дом на эти деньги был достроен… по-другому, в общем… в два этажа, с пристройками… И машина куплена… Ну… сначала, конечно, другая, не та, что вы сегодня видели… Не думаю, что вам есть за что меня осудить.

— Да мы и не за этим приехали, — сказала Марина.

Пирогов, взглянув в глаза Марине, усмехнулся:

— А я ведь сразу тогда понял, что вы с Александром пытались обвести меня вокруг пальца. Я очень хорошо знал его отца, Ивана, а потому был в курсе того, что ни у каких родственников не может быть к нему имущественных притязаний.

— Почему же тогда не вывели нас с Сашей на чистую воду? — удивилась она.

— А зачем мне это нужно? Мы с Машей вас ни в чем не обманули. Я просто умолчал кое о чем, и все.

— Ничего себе: кое о чем!! — опять возмущенно воскликнул Александр. — Речь идет о проклятии, а ему — «кое-что»!!

— Действительно… Константин Макарович… это как-то… — проговорила Марина.

— Я не воспринял это всерьез. Проклятие… Бабкины сказки какие-то… — улыбнулся Пирогов.

— Ничего смешного не вижу! У меня дети гибнут!!! — прорычал Саша и вцепился обеими руками в рубашку пожилого мужчины.

Отец Дмитрий с трудом оторвал его пальцы от фланелевой ткани и усадил брата обратно на стул.

— Ну… не знаю… — пробормотал Константин Макарович. — У меня вот детей нет… и без всякого проклятия…

— У каждого свое проклятие… — заметил отец Дмитрий. — А проклятие священника — это вообще очень серьезно… если, скажем, анафема… Константин Макарович, а Иван Толмачев не рассказывал вам, живы ли сейчас какие-нибудь родственники Захария и Пелагеи из села Окуловка? Можно ли их как-нибудь найти? И еще… Остались ли хоть какие-нибудь их вещи? Может быть, хоть церковные?

Константин Макарович пожевал губами, допил из чашки совершенно остывший чай и сказал:

— Иван Толмачев оставил мне письмо… для сына…

— И вы… до сих пор… — прошептал побелевшими губами Саша. — Да как же вы могли…

— А вот так и мог! Ванька мне сказал, чтобы я это письмо отдал Александру только в том случае, если он о нем спросит.

— Как же я мог спросить, если о нем не знал… Ерунда какая-то… — все так же растерянно проговорил Александр и беспомощным взглядом обвел собравшихся за столом.

— Я тоже спросил Ивана, как сын может спросить о письме, если не знает, что оно для него написано.

— Ну и что он ответил? — выдохнула Марина.

— Он сказал, что письмо особое… то есть оно понадобится Сашке только в том случае, если проклятие и впрямь существует. Понимаете, сам Иван тоже не очень в него верил. Конечно, в его семье происходили несчастья, но их было не больше, чем у других. Я его об этом спрашивал. Ванькины дед с бабкой… ну те… которые, собственно, и затеяли присвоить чужую собственность, оба умерли от тифа, но тогда полдеревни вымерло и без всякого проклятия. Тетя Дуся, их дочь, ничем особенным не болела и умерла своей смертью. Ее муж был жуткий алкоголик, с перепою и помер, ну так… пол-России пьет… То, что Татьяна неудачная получилась… тоже ведь немало таких убогих-то… Уж Иван повидал всяких, пока растил больную дочку.