Чарлз Робертс - Последняя охота Серой Рыси

• Название: Последняя охота Серой Рыси
• Автор: Чарлз Робертс
• Издательство: ТЕРРА-Книжный клуб
• Жанр: Природа и животные
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00061-8

Автор книги Чарлз Робертс (1860–1943) получил мировое признание благодаря своим рассказам из жизни природы. Звери и птицы глухих канадских лесов стали героями его произведений. Они растут, охотятся, защищаются от врагов, спасаются от зимней стужи. В рассказах, переведенных на русский язык Н. Чуковским, во всей полноте жизни предстает Ее Величество Природа, природа, которая требует ныне человеческой заботы и внимания.

---

Мать тюленя часто исчезала надолго. В этой холодной воде ей необходимо было много рыбы, чтобы утолить голод и согреть свою красную кровь. Рыба водилась в изобилии у этих берегов. Здесь богатство, скрытое в море, восполняло бесплодную пустыню берега. Но рыба была быстра и осторожна. Ее нужно было ловить поодиночке в этой родной для нее стихии, необходимо было ее перехитрить и перегнать. Поэтому пушистый комочек часто голодал, оставленный матерью. И когда наконец она появлялась, неуклюже всползая по скалистому склону и ежеминутно останавливаясь, чтобы осмотреться, когда ее круглая блестящая голова показывалась на краю выступа, детеныш приходил в восхищение. Но он радовался не только тому, что его сейчас накормят, и не оттого, что кончалось его одиночество. Какое-то смутное предчувствие волновало его, когда в ответ на ласки матери он прижимался к ее влажным лоснящимся бокам, покрытым солеными каплями. Он чуял связь между этими каплями и бесконечной чарующей пляской волн за порогом жилища.

Когда маленький тюлень стал еще несколькими днями старше, он заинтересовался пушистым существом, похожим на него самого, только ростом немного поменьше, которое лежало на другой стороне пещеры. Он раньше не заметил, что это узкое убежище служило домом двум семьям. Так как нрав у него был общительный, он очень благосклонно посматривал на внезапно открытого соседа. Одобренный кротким взором Пипа, тот тотчас же привстал на своих ластах и неуклюже с большими усилиями пошел знакомиться с ним. Оба детеныша были слишком наивны, чтобы церемониться, и слишком доверчивы для того, чтобы испытывать робость, а поэтому через несколько минут они в большом восторге кувыркались друг через друга.

Возвратившись домой, мать незнакомца нашла их в самых товарищеских отношениях. Она была меньше и моложе матери нашего Пипа, но взгляд ее был столь же приветлив, и так же каплями стекала соленая вода с ее шкуры. А потому, когда ее детеныш начал сосать ее грудь, Пип смело# потребовал, чтобы с ним поделились этим угощением. Молодая мать угрожающе заворчала и, недовольная, отползла в сторону. Пип, однако, не мог верить, что ему отказано всерьез. Он был так настойчив, что добился своего. Когда через полчаса вернулась мать Пипа, плотно поевшая рыбы и благодушно настроенная ко всему миру, она нисколько не рассердилась, увидев, что другая тюлениха кормит ее ребенка. Она принадлежала к племени тюленей, водящихся на отмелях, и в противоположность своему сварливому родственнику, крупному тюленю-хохлачу, всегда склонялась в пользу мира и добрых отношений. Ничто не могло зажечь пламя гнева в ее доверчивых глазах — разве только нападение на ее детеныша. Но если бы кто-нибудь обидел Пипа, она готова была вступить в борьбу с самой морской змеей. Не колеблясь ни минуты, она подошла к молодой тюленихе. И с тех пор в пещере завязалась дружба двух матерей.

Неделю или две спустя ветер стих, и солнце наконец посетило острова. Наступило то время года, которое дальше на юге называется индейским летом. В эту пору слабого прибоя вдоль выступа скал лежали тюлени и грелись на припеке. В восторге и упоении весело кричали чайки и рыболовы и ссорились из-за лакомых кусочков добычи. Только медведи, не любящие, как всем известно, тепла, перекочевали дальше на север. Море отливало всевозможными красками от опаловой и сиреневой до бледно-синей. Даже высокие темные и мрачные скалы над зачарованным морем оделись в голубую дымку. Это была пора томной лени, беспечности и полного забвения опасностей. И как раз в это время суждено было молодому тюленю получить первый урок страха.

Он лежал возле матери в двенадцати футах от пещеры. В нескольких шагах от него грелся на солнце его маленький товарищ по пещере — одинокий, так как мать его стремительно бросилась вниз по склону, чтобы поймать раненую рыбу, только что прибитую водой к берегу. Когда она достигла воды, над скалами пронеслась огромная тень. Она видела, как другие матери, взглянув вверх, бросились к своим детенышам, чтобы прикрыть их своим телом, смело обнажая клыки. Она увидела своего малыша на залитом светом открытом пространстве. Беспомощный, с тревогой и изумлением он озирался вокруг. Он видел, что мать приближается к нему и, привстав на своих слабых ластах, с криком бросился к ней. В это время в воздухе над ним раздался страшный шум крыльев. Весь дрожа, он припал к земле. Через минуту ветер пахнул тюленю прямо в лицо, и два громадных темных крыла распростерлись над дрожащим телом. Большие, изогнутые когти схватили его за шею и спину. Послышался прерывистый писк, похожий на плач ребенка, и нежная его жизнь угасла. Мать Пипа, оказавшаяся рядом, подняла свои ласты и ударила ими хищника. Она достигла лишь того, что получила резкий удар крепким концом крыла по морде. Этот удар ослепил ее. Затем, устремившись с края откоса, орел небрежно взмахнул крыльями и с безжизненно болтавшеюся у него в когтях жертвою полетел через море, по направлению к темным утесам. А вдогонку ему вдоль выступов раздавался лай тюленей.

Пип, которого так близко коснулась смерть, часами не отходил от матери, ища у нее защиты даже и после того, как она отвела его обратно в пещеру. С этого времени его кормили две матери. Осиротевшая мать с этих пор полюбила его так же нежно, как и его собственная. Окруженный заботами, сытый, он быстро рос и скоро был крупнее всех других своих сверстников на выступах скал. От страха он скоро освободился, но урок принес свои плоды, и он стал внимательно осматривать небо, пытливо изучая каждый взмах крыльев, если они оказывались больших размеров, чем крылья баклана.

Вскоре после этого ужасного случая пушистая шкурка Пипа начала изменяться. Пух постепенно выпадал, а из-под него быстро пробивался наружу прямой, плотный подшерсток. Это раздражало его кожу и заставляло его тереться спиной и боками о скалу. В изумительно короткое время у него выросла такая же шерсть, как у матери — желтовато-серая, с неправильными темными пятнами, с розовато-желтоватым оттенком под брюхом. Как только окончилось это превращение, доставившее матери Пипа большую радость, его привели к самой окраине воды, куда ему никогда раньше не разрешалось ходить.

Хотя он с любопытством следил за волнами и любил их соленый запах, он все же в страхе отшатнулся назад, когда плеснул первый гребень волны и окатил его. Этот первый шлепок по лицу оказался холоднее, чем он ожидал. Он повернул, намереваясь немного выше подняться на скалы и там подумать, прыгать ему в воду или нет, хотя в воде была его вторая мамаша. Она весело плавала в нескольких футах от берега и ласково звала и манила его к себе. Ему очень хотелось присоединиться к ней, но только не сейчас. Вдруг его настоящая мать, находившаяся как раз позади него, внезапно просунула морду ему под бок, и от толчка ее он покатился прямо в глубокую воду.

К своему величайшему изумлению, он тотчас же всплыл вверх. И сразу понял, что может двигаться в воде гораздо лучше, чем на суше. Однако он поспешил возможно скорее вернуться на сушу. Тогда мать, ожидавшая его у самого края, безжалостно отпихнула его обратно. Чувствуя себя обиженным, он повернулся и поплыл к своей второй матери. Тут к нему присоединилась и первая. Через несколько минут обида прошла, и он почувствовал блаженство. Здесь было его место, а не там, на скалах, где он лежал распростертый, беспомощный. Он плавал, ныряя, и метался, как рыба: он двигался в безудержном детском восторге. Он попал в родную стихию. И после этого он неохотно возвращался домой, в пещеру, и спал бок о бок с одной из своих матерей на открытых скалах, на несколько футов выше уровня прилива.

Вскоре началась бурная погода, предвестница осенних штормов. С севера ветер нагнал снег, который ложился широкими слоями на скалы. Казалось, ветер вот-вот поднимет островки и унесет их вдаль. Огромные валы, то зеленые и черные, то свинцовые, с грохотом рушились на скалы, точно хотели раздробить их на части. Скалы содрогались от непрерывного грохота. За снегом по пятам следовали предвестники полярной стужи. Льдом покрылись все лужи, оставленные отхлынувшим приливом. А когда рокочущие волны вновь набегали на скалы, они приносили с собой куски льда и снега, крутя их словно в гигантской маслобойке.

Прошла неделя-другая такой непогоды. Тогда тюлени, не такие пылкие любители шторма и сильных холодов, как их полярные сородичи «лысуны» и «хохлачи», почувствовали себя недовольными. Скоро некоторые из них, помоложе, следуя какому-то внезапному влечению, покинули свои скалы, бичуемые штормами, и направились к югу. Пип, благодаря своим двум матерям, заключившим союз, будучи больше и сильнее любого из своих сотоварищей, присоединился к этим переселенцам.

Они плыли вперед, держась в полумиле от берега, о который с шумом разбивался прибой. Они, конечно, могли бы плыть и дальше от берега, но в этом не было особенной надобности, так как рыба, служившая им пищей во время путешествия, любила мелкие места. Гибкое, гладкое и закругленное туловище тюленей, утолщенное лишь у передних ластов и сильно суживающееся к хвосту и к морде, гибкая мускулатура и хорошо развитая нервная система способствовали изумительной быстроте их движений. Поэтому, хотя им и некуда было торопиться, они плыли с быстротой моторной лодки.