Стефан Жеромский - Пепел

• Название: Пепел
• Автор: Стефан Жеромский
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

«Пепел» Стефана Жеромского – один из наиболее известных польских исторических романов, повествующих о трагедии шляхты, примкнувшей к походам Наполеона. Герой романа молодой шляхтич Рафал Ольбромский и его друг Криштоф Цедро вступают в армию, чтобы бороться за возвращение захваченных Австрией и Пруссией польских земель. Однако вместо того, чтобы сражаться за свободу родины, они вынуждены принимать участие в испанском походе Наполеона.

Показывая эту кампанию как варварскую, захватническую войну, открыто сочувствующий испанскому народу писатель разоблачает имевшую хождение в польском обществе «наполеоновскую легенду» – об освободительной миссии Наполеона применительно к польскому народу.

В романе показаны жизнь и быт польского общества конца XVIII – начала XIX в.

---

Второй ужасающий залп… Дым вырвался из сплошных стен и струйками вился в воздухе… Несколько десятков трупов осталось на мостовой. Офицеры выстроили солдат повзводно и, держась у самых стен, поспешили назад, к воротам Сан Энграсия. Там они спрятались за разрушенными монастырскими стенами. Оказалось, что ворота завалены неимоверным количеством мешков с землей, образовавших гору во всю их высоту. Батальону второго польского пехотного полка было приказано оттащить эти мешки. Солдаты мигом взялись за работу, радуясь, что хоть минуту можно не идти приступом на глухие, дымящиеся стены. Работал там и Цедро. Потаскав добрый час огромные sacs à terre,[513] он валился с ног от усталости. Весь в поту, грязный, он почти ослеп от дыма и пыли. Тяжело дыша, Цедро сел на мешок и вытянул ноги. Ни единой мысли в голове… Где он. что делает? Что это за мешки, зачем они тут? Страшный рев пушек ударяет то в лоб, то в темя. Раздирающие душу предсмертные стоны… Где это он?

Рядом, у самой стены, расхаживал взад и вперед в фиолетовой ее тени маленького роста офицер, щуплый, худой брюнет с красивыми глазами. В руке он держал обнаженную шпагу. Цедро устремил на офицера налившиеся кровью глаза; он не был уверен, что в самом деле видит его, может, это ему только вспомнилось событие, к которому был причастен такой человек. Офицер остановился около него и с иронической улыбкой что-то сказал. Среди грома выстрелов, стремительного напора воздушных волн, стука саперных кирок в соседние стены, криков о помощи, предсмертного хрипа и полных тоски призывов и стонов Цедро его не расслышал.

Он вскочил на ноги и вытянулся в струнку.

– Откуда вы взялись, улан с тонкой талией? – крикнул ему на ухо капитан.

– Откомандирован в батарею капитана Гупета.

– Понятно. Вы устали?

Цедро воззрился на него в удивлении.

– Ваше лицо мне знакомо, я слышал о вас, пан Цедро.

Кшиштоф отдал по-военному честь.

– Мы с вами дальние родственники. Меня зовут Выгановский.

Ружейные залпы и новая пушечная канонада со стороны Альхаферия прервали разговор. Через минуту Кшиштоф опять сидел на мешках, а офицер расхаживал вдоль стены.

«Называйся себе как хочешь, шут полосатый, – размышлял Цедро. – Тоже мне родственник…»

Цедро невольно бросил взгляд в сторону развалин монастыря и снова увидел засыпанные подвалы. Из-под обломков вылезали люди. Оборванные, в окровавленных лохмотьях. Лица страшные, глаза издали смотрят на него. Ах, что это за глаза!

«Выгановский… – шепчут губы, – дальний родственник… Цедро… Ха, ха! Цедро! Нет уже, брат, Кшиштофа Цедро. Был, да весь вышел, братец, нет его… Да, да, нет…»

Юноша недолго мог предаваться таким меланхолическим размышлениям. Его опять позвали таскать мешки; пришлось схватить с товарищами первый попавшийся мешок и тащить его в невыносимый зной. На площади Сан Энграсия мешки развязывали и песок высыпали в кучу.

«Любопытно, – думал Цедро, со смехом бегая взад и вперед, как лошадь по кругу, – каким парням придется снова насыпать этот песок в мешки? Уж не нам ли самим?»

Как только баррикада за воротами была разобрана, солдаты разбили молотами огромные железные засовы и настежь распахнули ворота. Сорок четвертый полк хлынул в улицу, на площадь, в монастырские дворы. Все, кто еще не погиб под обломками стен, умирали теперь, пронзенные штыками. Монастырь Сан Энграсия был оставлен только тогда, когда в нем не осталось в живых ни одного защитника.

Вся французская армия собралась тогда в колонну, чтобы ворваться в центр города и дойти до моста. С площади Сан Энграсия расходились три улицы. Первая тянулась на запад, к площади и воротам Кармен, мимо монастыря Сан Хосе дель Кальсас. На север шла главная артерия города, улица Сан Энграсия, выходившая на Калье дель Коссо и вместе с улицей святого Хиля (от Коссо до моста) разделявшая город на две почти равные части. Третья улица вела на восток, в сады и переулки, к воротам Квемада.

Войскам надо было идти прямо, на улицу Сан Энграсия. Вызвали саперов в осадном снаряжении, с кирками, и всей массой двинулись на стену, преграждавшую узкую щель. Как только кирки ударились со звоном о камни баррикады, осаждающие войска очутились в сущем пекле. С крыш, с чердаков, из немногочисленных окон и бойниц, с каждого этажа и чуть ли не из-за каждого выступа полетели вниз камни, куски железа, полились бочки кипящего масла и воды. Дымки ружейных выстрелов вспыхивали всюду, даже вырывались из-под земли, из окон подвалов.

Французы и отряды поляков били в стену штыками. Они долбили ее, впивались в выемки ногтями и цеплялись за выступы ногами, как по ступеням карабкались вверх по вбитым в углубления карабинам. Как только поперечную стену удалось разбить сверху, солдаты в огне и дыму, под градом обломков стали голыми руками вырывать отдельные камни.

Прежде чем испанцы успели перебить первые ряды, вся баррикада была снесена штыками и превращена в груду кирпича и известки. Разъяренный отряд захватчиков ворвался в узкую щель улицы, точно снаряд, начиненный людьми и выброшенный адскою силой.

Месть толкала захватчиков вперед. Яростный, слепой гнев гнал их железным бичом. Но не успели они выскочить на верхушку разбитой баррикады и показаться на улице, как из глубины ее грянул по ним пушечный залп. Дрогнули и стократно повторили рев орудий огромные, темные здания без окон, монастырские стены, колокольни и башни церквей. Первому захватчику картечью разорвало в клочья голову и грудь. Река алой крови полилась по камням в плоские водостоки. Улицу по всей длине преграждали брустверы. Камни, вывороченные из мостовой, плиты мрамора и порфира, кучи вырытой земли образовали как бы исполинскую лестницу, ведшую вниз.

Места, не прегражденные баррикадами, были изрезаны рвами. За первой батареей виднелась пониже вторая, за второй – третья. Четыре ближайших переулка с левой стороны улицы Сан Энграсия и три следующие с правой были перегорожены ровной стеной, которая поднималась выше первого этажа. Все двери и окна были заложены камнями. Волосы встали дыбом у охваченной воинственным пылом обезумевшей толпы захватчиков. Ей предстояло идти в эту узкую щель, уходившую в облака. Вся улица казалась чуть заметной трещиной между высоченными каменными стенами. Полоска пламенеющего неба едва виднелась между карнизами крыш. Такого наполеоновские захватчики на широкой земле еще не видывали. Они стиснули зубы, зажали в руках карабины и ждали команды. Одним прыжком ринулись они к зияющим на взгорье жерлам пушек. Добежали. Увидели живых людей в этих живых стенах. Увидели хладнокровных, спокойных канониров, забивавших новый заряд. Под натиском толпы канониры не обратились в бегство. С безмолвным, неустрашимым, холодным презрением защищались они банниками. На приказ сдаться ответили молитвой на отход души и смертельными ударами. Поверженные в прах, защищались ножами, выхваченными из-за пояса. Умирая от ста штыковых ударов в одну грудь, кусали руки и лица живым и мертвым, как собаки, когда обезумев от дикой любви к родному дому, они защищают его от врага. Окровавленные трупы их, исколотые и растерзанные штыками, после прохода победоносной коты французов повисли с раскинутыми руками на лафетах, колесах и осях пушек, как лоскутья изодранного знамени.

Первый полк привислинской пехоты и батальон семидесятого полка, под командой генералов Вердье и Лакоста перешли через первый вал H бросились на вторую батарею. Едва отряды, устилая трупами улицу, миновали один из переулков, как на них из-за баррикады бросилась толп» испанцев. Пришлось теперь драться на все стороны под непрекращавшимся ни на одно мгновение обстрелом с горы.

Кшиштоф Цедро в улицу Сан Энграсия ворвался под непосредственной командой генерала Лакоста. Вскоре, однако, самим ходом сражения он был отброшен к другим частям. Ошеломленный, оглушенный канонадой, он, как в глубоком сне, мчался вместе с другими вперед и все жался при этом к стенам огромных домов. Он перебрался через рвы и валы первой батареи и вдруг через разрушенную баррикаду попал в третий переулок, сворачивавший с улицы Сан Энграсия влево. Разведчики первого полка еще дрались там с испанцами. Он тоже кинулся в толпу. Часть защитников была перебита в проломе баррикады, остальные, израненные и исколотые, рассеялись, и только из верхних окон все еще стреляли. Кто-то из старых солдат посоветовал незаметно, у самых стен, продвигаться за проломом по переулку до следующего угла. Кшиштоф вместе со всеми остальными так и поступил. Прижавшись спиной к стене и все время держа на курке палец, он подвигался шаг за шагом вперед, то и дело поглядывая, откуда может настичь его пуля. Окна во всем переулке были внизу заделаны до половины, так что в любой момент, когда появлялась где-нибудь шапка, дуло ружья или сверкали пылающие черные глаза, можно было ожидать выстрела.

Наконец солдаты добрались до угла. Они шли перпендикулярно главному направлению атаки. От перекрестка под прямым углом, параллельно улице Сан Энграсия, шел узкий переулок в сторону францисканского монастыря. Насторожившись, солдаты услышали громкий шум в конце третьей стороны этого квадрата, которая должна была соединяться с улицей Сан Энграсия. Там еще бежали по одиночке раненые испанцы, тащились те, у кого уже подкашивались ноги.