Стефан Жеромский - Пепел

• Название: Пепел
• Автор: Стефан Жеромский
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

«Пепел» Стефана Жеромского – один из наиболее известных польских исторических романов, повествующих о трагедии шляхты, примкнувшей к походам Наполеона. Герой романа молодой шляхтич Рафал Ольбромский и его друг Криштоф Цедро вступают в армию, чтобы бороться за возвращение захваченных Австрией и Пруссией польских земель. Однако вместо того, чтобы сражаться за свободу родины, они вынуждены принимать участие в испанском походе Наполеона.

Показывая эту кампанию как варварскую, захватническую войну, открыто сочувствующий испанскому народу писатель разоблачает имевшую хождение в польском обществе «наполеоновскую легенду» – об освободительной миссии Наполеона применительно к польскому народу.

В романе показаны жизнь и быт польского общества конца XVIII – начала XIX в.

---

– Что здесь случилось? – крикнул на него Ольбромский.

– Пана убили.

– Кто его убил?

– Солдаты.

– Какие солдаты?

– Немцы.

– Когда?

– Нынче утром. Пришли из Святой Екатерины. Набилось их полон двор, полон дом.

– Конница или пехота?

– Была конница, была и пехота.

– Как же все это случилось?

– Они приказали вельможному пану немедленно открыть амбар, риги, отдать им ключи от кладовой! Я сразу смекнул, что дело плохо. Пан позвал меня пальцем и, стиснув зубы, велел бежать на деревню за мужиками. Пускай, говорит, все идут на помощь с цепами, с вилами, с топорами. Я в дверь, а тут слышу, пан офицеров ругает, нехорошими обзывает словами и велит им сейчас же убираться со двора!

– Что ж, они ушли?

– Какое там… Когда я прибежал через сад от солтыса, они уже наступали на пана с саблями. Вельможный пан напоследок страх как разъярился. Побежал в комнатушку и дверь за собой запер. Хвать там пистолеты, двухстволку и через сад в амбар. Мне приказал принести мешки с порохом. Офицеры все за нами! Захлопнули мы дверь… Пан говорит мне: «Полезай наверх и пали из слухового окна». Влез я туда и не одного немца уложил. Тем временем они выломали дверь. Не мог уж он, бедняга, держаться…

– А ты не мог его оборонить, негодный!

– Да я оборонял, как мог…

– А деревня?

– Вышли мужики из хат, кое-кто даже бегом пустился сюда, да как взяла их целая шеренга на прицел, попрятались, сволочи, за заборами, а потом давай бог ноги. Гляжу я через дырочку в крыше, – дым! Риги горят, над домом клубы дыма поднимаются. Мать честная… Только вот амбар не могли поджечь… А когда уж кончился пан, вытащили они трупы своих за порог, зарыли и пошли на Кельцы.

– Где они их зарыли?

– Всех за амбаром…

Рафал, сам не зная зачем, пошел за амбар. Он увидел свежую могилу, высокий круглый холм.

На развалинах

Отряд улан под командой капитана Фиалковского, шедший во второй половине декабря тысяча восемьсот девятого года к Калатайуд и Сарагосе, получил задание уничтожить гверильясов в Арагонии. Партизан Порльера,[576] по прозванию Маркесито, перерезал все пиренейские дороги и перевалы, нарушал коммуникации французских войск, перехватывал почту и препятствовал снабжению армии. Молодой Цедро, находившийся в отряде, с интересом направлялся к старой Сальдубе. Места к северу от Бурвьедро он любил вспоминать, как родные. Прекрасные минуты пережил он в этих ущельях. И сейчас, в дождь, слякоть и вьюгу, он ехал туда так же весело, как и раньше. Ближайшей целью похода была уже Сарагоса. Он искал ее глазами на каждом повороте дороги, пронзал взглядом туман. Наконец старый Гайкось буркнул из другой шеренги:

– Видно уже, видно ее, поганую.

– В самом деле? А что же ты, старина, так ее ругаешь?

– Поганая и есть, пан подпоручик! Сколько там нашего народу покалечили в первую осаду! Сколько там улан пожрала земля, сколько их теперь гниет в воде!

– Ну, испанцев там тоже немало легло.

– Что мне до испанцев! Мало их тут, что ли? А наших – горсточка. Одного потеряем и то убыль навсегда. Чем дыру заткнешь? Их целая куча погибнет, а на ее место сейчас же другая вырастет…

Через минуту он прибавил таинственным шепотом:

– Сдается мне, паныч, что я открыл правду.

– Какую правду?

– Хоть они и христиане и правоверные католики, но только не иначе, как крещеные евреи.

– Что ты болтаешь?

– Я вам говорю! Я на поле уже не раз осматривал их трупы. Доподлинных евреев я не нашел, они, верно, при дедах-прадедах выкрестились. Одним словом, давние выкресты. Мне даже один француз-разведчик говорил в Толедо, как это все было, только он так тараторил, что я не мог всего понять. Да и откуда могло взяться столько этих гверильясов, если бы они не были из евреев?

От Ксалона отряд по Памплонской дороге помчался на восток посмотреть, что там сталось. В долине Эбро среди олив, в пустых когда-то домах видны уже были жители. За монастырем открылся широкий простор, так как почти по всей долине деревья были вырублены. Торчали одни пни. Только у подножия гор по обе стороны реки серели листья. У замка инквизиции отряд наткнулся на окопы, пересекавшие дорогу, которая вела к храму капуцинов. Эти бесконечные окопы были теперь пусты и заброшены. Кое-где только расхаживал французский часовой. Отряд стал подниматься в гору и прямиком через поля, перескакивая через рвы, доехал до Уэрбы. В одном месте через нее был перекинут на гору мост. Оттуда уланы выехали на дорогу в Бельчите, ведшую прямо к воротам Сан Энграсии. В изумлении и страхе весь отряд остановился, не дожидаясь команды.

Как и все другие дороги, например, дорога из Монте-Торреро в Сан-Хосе, или Валенсийское шоссе, дорога в Бельчите была трижды перерезана параллельными траншеями, непрерывно тянувшимися до самого берега Эбро. Стоя на горе, уланы смотрели на грандиозные укрепления французов. Прямо перед ними высились предмостные укрепления на Уэрбе, заслонявшие далекий горизонт. Справа, вокруг монастыря Сан-Хосе, вырисовывались зубцы, изломы, на первый взгляд причудливые сплетения апрошей, напоминавшие кривую течения лихорадки в истории болезни. Одна линия окопов спускалась вниз, почти перпендикулярно излучине Уэрбы, другая шла параллельно ей, а потом ломалась, делала длинные бешеные зигзаги, перескакивала через Уэрбу и чудовищным иероглифом змеилась по золотоносным полям на востоке, доходя до самого монастыря святой Моники. Повсюду виднелись крытые дороги, линии окопов, защищенных кошами, бастионы и минные подкопы… Еще дальше уходила линия второй параллели; не такая изломанная, как первая, она заканчивалась батареей, шесть пушек которой в свое время обстреливали мост и предместье за рекой. Такую же картину извилистых траншей и изогнутых валов представляли за рекой Эбро земляные укрепления к востоку от предместья. Все они лежали теперь заброшенные и мокли на осеннем дожде. Взрытая земля еще желтела. Великолепные монастыри точно ушли в землю. От монастыря Сан-Хосе остались одни колокольни и стены с пробитыми брешами…

Уланы молча подвигались по горе на восток до самой реки. Только там они въехали в город. Картина, которая открылась перед ними, когда, пропущенные французскими часовыми, они приблизились к воротам Дель Соль, превзошла все их ожидания. Земля, за монастырем святого Августина изрытая испанскими оборонительными укреплениями, развороченная предательскими фугасами, ободранные пушечными ядрами каменные стены, сожженные дома, жуткая пустота жилищ с обрушившимися фасадами, потолки, нависшие над пустыми комнатами, провалившиеся крыши… Проезжая мимо университета, уланы видели огромные проломы в стенах библиотеки, произведенные пороховыми минами. Через эти проломы и трещины на улицу рекою выливались книги. Улица Коссо была разрушена минами и контрминами. Уланы ехали, сдвинув на ухо шапки и грозно насупив брови. Когда они подъехали к концу улицы Сан Энграсия, капитан Фиалковский, под предлогом трудности проезда по изрытой местности и необходимости расспросить о местопребывании коменданта города, приказал отряду остановиться. На самом деле ему хотелось вместе с товарищами осмотреться кругом.

Улица Сан Энграсия – исчезла. На ее месте высились фантастические горы, напоминавшие картину, которая открывается с высоты Ронского ледника в Бернских Альпах. Монастырь францисканцев, развороченный минами, которые чудовищным кольцом охватили все его владения вместе с садами, до самого монастыря святого Фомы и с другой стороны до церкви Сан-Диего, лежал в руинах, превращенный в груду обломков и щеп. Сумасшедший дом, монастырь Иерусалимских дев и все дома квартала, вплоть до переулка Рекогидас, представляли собой необозримые развалины. Тут и там еще высились одинокие стены. Из них торчали балки, свисали оконные рамы, остатки дверей. Кое-где поднимались невыразимо угрюмые громады стен, у которых углы были подорваны минами. Грудно было отгадать, кому служили когда-то приютом их своды. Сейчас эти стены казались гниющими трупами. От всей этой чудовищной груды развалин несло трупным зловонием, так как мертвых никто не хоронил. Разлагаясь в летний зной, они воздавали теперь из-под развалин честь и хвалу победителям.

Цедро повернулся в седле, уперся рукою в бок и смотрел на развалины. Он ни о чем не думал. Ни одно воспоминание не пробуждалось в его уме. Юноша весь был во власти восторга. Изумленными глазами озирал он эти места, стараясь увериться в том, что титаническим усилием все это действительно свершено. Вырваны из земли такие стены, как во францисканском монастыре! В прах обращены камни, сложенные много столетий назад! Разрушено то, что пережило всех мавританских эмиров, всех правителей и королей Кастилии! Сокрушена гордыня арагонцев. Покоряющей силой разрушения, жестокой и властной красотой повеяло на юношу от дикой этой пустыни. Воинская гордость проснулась в душе его при виде поверженных в прах сооружений.