Валериан Скворцов - Срочно, секретно...

• Название: Срочно, секретно...
• Автор: Валериан Скворцов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1987

В состав сборника входят три политических детектива: В. Скворцова «Одинокий рулевой в красной лодке» — о событиях в странах Юго-Восточной Азии после «грязной войны» США во Вьетнаме; Н. Дежнева «Международный чиновник» — о преступных действиях транснациональной корпорации в одной развивающейся стране; В. Мельникова «Свидетель из Нинбо» — о том, как милитаристская Япония еще в 30-х годах проводила на территории оккупированной Маньчжурии первые эксперименты с бактериологическим оружием.

---

Он взял направление к одиночным пальмам. За ними начинался лес, в котором деревья образовывали хороводы вокруг болотистых бочагов.

Лишь к половине восьмого Палавек выбрался к обжитым местам. Высокое небо голубело, как фарфоровое блюдо, по кромке которого вдоль далекого горизонта Будда набросал знакомую с детства роспись. Казалось, протяни руку — и пальцы коснутся перламутровых квадратиков затопленных рисовых полей, серых от солнца и ливней домов на сваях. Палавек ощутил, как стосковался по этой земле.

На проселке близ Чемиланга его подобрал переоборудованный в автобус «джип», набитый рабочими, ехавшими по домам с каучуковых плантаций. Пятница у мусульман считается выходным. В Чемиланге Палавек пересел в автобус на Хатъяй, где целый час просидел с наслаждением на деревянной скамейке перед загоном для боя быков. Тряся горбами, бурые и черные бычки сшибались с глухим стуком почти безрогими лбами под вялые крики подсадных болельщиков. Палавек купил билет на самолет до Бангкока, указав в опросном полицейском листке в качестве цели путешествия «поиск клиентов для лекарств собственного приготовления». Заодно разменял в кассе пятисотенные банкноты, поскольку одна такая вызвала панику в пампушечной, хозяину которой пришлось собирать сдачу по всей улице.

До Бангкока Палавек проспал. Из аэропорта Донмыонг он ехал в кондиционированном автобусе, ожидая, что ветровое стекло вот-вот упрется в зачехленный хобот пушки, мотавшейся впереди на прицепе за трехосным грузовиком.

С набережной Чао-Прая узкая лодка с подвесным мотором доставила его до рынка на канале Данг. Перейдя пружинивший мостик, под которым сновали плоскодонки, превращенные в плавучие прилавки, Палавек разыскал дощатый домик с коричневой дверью, стоявший вплотную к железнодорожной ветке Вонгвьен-Яй. Рев автомашин с магистрали Прачад Таксин-роуд почти не доносился. Зато грохот прошедшего пассажирского поезда заложил уши. Ветхие постройки вокруг шатались, дребезжали стекла.

Палавек узнал «нужного» человека. Тот стоял перед ним, глядя поверх очков, сжимая в одной руке листки машинописного текста, а другой придерживая щеколду. За спиной виднелись металлическая табуретка, какие расставляют в дешевых супных, и стол с обшарпанной пишущей машинкой. Не обращая внимания, склонившись над гитарой на полу, стриженая женщина пыталась подобрать мелодию, как разобрал Палавек, «Интернационала».

— Господин Пратит Тук?

«Искать тебя не пришлось», — подумал Палавек, услышав утвердительный ответ.

— Я — журналист. Собираю материал о жизни текстильщиков. Кое-что у меня есть с комбинатов в районе Рангсит. Вы не могли бы принять меня на пятнадцать-двадцать минут? Читателей волнует ваше недавнее выступление относительно положения там...

«Значит, два выстрела», — подумал он, когда женщина подняла лицо от гитары и пристально всмотрелась. Ее лоб пересекала упавшая прядь.

Снова прошел поезд, сотрясая пол и стены хибарки. Палавек отметил, как внезапно налетал грохот состава.

Он не слушал, что говорил Пратит Тук, остановивший на какой-то только ему видимой точке в пространстве косящие глаза. По внешности — учитель начальной школы. Босой. Грубоватое крестьянское лицо. Седина. Пальцы испачканы пастой от шариковой ручки.

— Рангсит, — говорил Пратит Тук, — это район с населением, большинство которого находится на пути к полной пролетаризации. Если ваши цифры объективны, то отметьте в статье прежде всего этот факт. Молодые рабочие и в особенности работницы на тамошних текстильных фабриках отдают заработную плату родителям, занятым в сельском хозяйстве. Таким образом, деревенский ростовщик сосет также и из города, а предприниматель участвует в разорении крестьянства. У вас хватит духу написать так? От какой вы, кстати, газеты? Кто порекомендовал прийти сюда?

Следовало бы задать эти вопросы с самого начала. Наивность и сущее ребячество. Но и запоздалая бдительность предусматривалась Майклом Цзо. Палавек открыл атташе-кейс. Пратит Тук игнорировал крокодиловую кожу дорогого портфеля. Листок рекомендательного письма лежал поверх браунинга.

— Вот письмо от лидеров Федерации работников транспорта, подписанное также в комитете по вопросам трудовых отношений. Я из «Нейшн ревью»...

Крышку атташе-кейса он не опустил. Сколько ждать: десять, двадцать минут, час? Ходили разговоры, что этот человек фанатик, что у него большой авторитет в профсоюзах, что у него четвертая жена, которая помогает в драке за власть, развернувшейся в конгрессе труда. Политикан. Проходимец. Велеречивый болтун, обманывающий работяг. Как все ему подобные... Палавек подавлял в себе жалость. Может, ты станешь новым Кхоем, а то и Пол Потом? Пожалуй, нет... Не распаляйся, это их дело. Майкла Цзо и Пратит Тука. Ты — только вода...

— Военные обещают не переворачивать столы политических деятелей, если эти деятели пользуются поддержкой масс, — сказала женщина. Голос напористый, дребезжащий. — Кого они имеют в виду под массами? Забитых крестьян, люмпенов, согнутых нуждой на предприятиях в Рангсите? Молодчиков из полувоенных формирований «красных быков» или одурманенных шовинизмом сельских скаутов?

Она — первой, потому что опаснее.

Состав стремительно налетал.

Браунинг действительно имел мягкий спуск — Палавек почти не слышал своих двух выстрелов. Он вытянул из пальцев Пратит Тука листок рекомендательного письма. Не оглянувшись, прикрыл дверь.

Пустую улочку жгло солнце, клонившееся к закату.

3

Необъяснимая расточительность домовладельца — потолочный вентилятор месил перекаленный воздух, лестничная площадка, над которой шуршал пропеллер, соединялась с балконом на переулок, примыкавший к Сукхумвит-роуд. Обмякнув на цементе, под ветерком, едва доходившим с потолка, парень в рваных шортах возлежал перед проходом на четвертый этаж.

— Как поживаете, сэр? — осведомился по-английски Бэзил. Шесть маршей лестницы дались нелегко. Воротник лип к шее, ремень резал бедра.

Оборванец приоткрыл глаза. Осоловело посмотрел поверх своих стоптанных шлепанцев, свисавших с грязных ног на ящике из-под пива. Через секунду, потеряв шлепанцы, был на ногах.

— Где квартира Кхуна Ченгпрадита?

— Чан тай као чай... — Не спуская глаз с белого, парень наклонился, на ощупь отодвигая ящик. По-тайски слова означали «не понимаю».

— Я говорю, где живет Кхун Ченгпрадит? — повторил на кантонском наречии Бэзил.

— Говорите не быстро...

— Чего уж, медленно ли, быстро... Все равно ведь не поймешь, — буркнул на этот раз по-русски Бэзил.

Заготовленная в гостинице бумажка с переведенным портье на тайский вопросом размякла в кармане, буквы расползлись, однако парень разобрал. Бродяга оказался грамотным. Махнул рукой — мол, иди следом — и, шаркая подобранными шлепанцами, поднялся этажом выше, крикнул несколько слов через решетчатую дверь.

Об решетку сплющили мордашки с глазами-черносливами девчушки-близнецы в европейских платьицах. Стройная тайка в хлопчатой пижаме и розовых папильотках появилась из боковушки. Набрала условное число на замке и сдвинула решетку.

— Что вам угодно, мистер? — спросила она на чистом английском языке.

— Не могли бы вы мне помочь, мадам? Я разыскиваю мистера Кхуна Ченгпрадита, моего друга...

— Он живет здесь. Вы — мистер Бэзил Шемякин?

— Да. Я оповещал открыткой, что зайду сегодня, в субботу. Ведь телефона у вас нет. Кхун дома?

— Он предупредил. Я — его жена. Скоро должна уходить и потому, извините, не приглашаю. Вы найдете мужа где-нибудь у пагоды Ват По, на базаре или у массажистов. Как только его выпустили из Бум Буда, он ни на минуту не остается на месте, бегает по городу и наслаждается свободой. На мужской лад, конечно...

Бум Буд была бангкокской тюрьмой.

— Прошу извинить, — сказал Бэзил. — Я остановился в гостинице «Виктори». Если мы разминемся, будьте любезны попросить мужа позвонить туда.

— Да, конечно. Всего доброго.

На площадке под вентилятором Бэзил остановился в размышлении. Ехать искать или не ехать? Оборванец стоял рядом, выжидая, когда европеец уберется из его «спальни».

— Вот тебе монета, — сказал по-русски Бэзил, — разыщи такси. Такси, понял? Давай... — А сам свернул носовой платок в жгут и подсунул за воротник.

Бестолковый грамотей подогнал «тук-тук» — трехколесный мотоцикл с крышей, под которой пассажир сидит за водителем, глотая выхлопные газы. Хозяин транспортного средства вымученно улыбался бесцветными губами человека, обретающегося среди уличного чада...

Они с треском пронеслись вдоль тротуара Сукхумвит-роуд, мимо обшарпанных домов, облепленных, будто флагами расцвечивания, пестрым текстилем в лавках. После тряпье сменили вывески, налезавшие одна на другую, вместе с тайскими и английскими надписями пошли китайские и японские иероглифы, индийская и арабская вязь. Но все это благополучие тогда, весной 1983 года, представлялось не столько вызывающим, как бывало, сколько взывающим.