Сергей Смирнов - Хроника лишних веков (рукопись)

• Название: Хроника лишних веков (рукопись)
• Автор: Сергей Смирнов
• Жанр: Научная Фантастика

Рукопись этого романа предоставлена автором для http://publ.lib.ru

---

Вспышка! Вместо Демарата — темное пятно в глазах… и посреди пустого ковра — тяжеленькая серебристая шкатулка… была… теперь — вся расплавленная…

Эта воображаемая картина ясно и навсегда отпечаталась в моей памяти. Я ее себе слишком четко представил.

Демарат же остался в бытии, и я прозрел: он не сгораем… этот сейф, полный древних тайн.

— Они не тронут тебя, — пророческим гласом изрек я. — Ты — свой.

Демарат то ли с печалью, то ли с облегчением уронил голову вперед — и поразил меня ровненькой плешью в нимбе седин… как будто показал мне еще одно, потайное, пустое лицо — истинно бесстрастный лик мага.

— Не ты привел варваров в сферы богов, — возвестил я не ему, а тем, кто смотрел на него через объективы моих глаз.

Демарат кивнул и поднял взгляд на меня. Лицо, человеческое его лицо, мутно окрасилось, и он словно помолодел. Лоб прям, нос тонок и свиреп, щеки и губы без мякоти и изъяна. Плёночка мрамора под плёночкой воска. Безжалостно красив был в молодости.

— Вот досада, — сказал он и вздохнул, и посмотрел с усталой любовью на Нису…

…и она приняла его взгляд, как объятия… всколыхнулась, пленительно выставив плечо и откинув назад голову. Он только что вернулся к ней издалека, прямиком со дна Аида. А она, не зная, где был ее хозяин и любовник еще пару мгновений назад, она легко догадалась: далеко, очень далеко.

Привычным падением гипостратег повалился набок, и Ниса успела подхватить его голову и устроить у себя на ногах.

— Я испробовал все на своей шкуре, — сказал он оттуда весело и безразлично. — Я знаю, что чувствуешь, когда раскаленное железо проникает в твое собственное мясо… когда стрела пробивает грудную клетку… Согласись, очень любопытно узнать, как тебе, когда сгораешь весь в мгновение ока.

— Еще приятней сыграть в кости с самим Зевсом Вседержителем, — намекнул я.

— Ты прав… хотя порой скука одолевает быстрее. — Демарат поднялся, и вновь на несколько мгновением мы остались только вдвоем в неземном, кромешном пространстве. — Но я помогу тебе найти того, кого ты ищешь.

— Ищу не я, — поспешил я отбояриться: мол, и я не я и лошадь — не моя.

— Разницы нет, — сказал, отрезал Демарат. — Раз у тебя нет выбора… Я постараюсь помочь и, может быть, в тот день… — Он подмигнул мне и указал на шкатулку.

— Не знаю, как тебя благодарить… — развел я руками.

И мы, рассмеявшись, свалились с темных высот на землю.

— Ни слова больше, — приказал гипостратег. — Только поэзия, женщины и вино.

— Одно — последнее, — уперся я. — Как у висельника…

— Как у распятого христианина? — уточнил гипостратег.

В великомученики я не годился — да и не к месту было.

— Чем все же не угодила вам Империя, которую вы с таким старанием возводили латинскими руками? — поспешил я.

Демарат поморщился сначала.

— Пытались построить храм справедливости… Платонову республику без тирана… — вздохнул он. — А стала получаться, как в еврейских преданиях, Вавилонская башня.

— Уж поверь мне, Демарат, этот фокус будет повторяться с завидным постоянством, — честно разочаровал я его.

Но он уже и не думал грустить.

— Значит, поэзия, женщины и вино, — с тем большей утвердительностью изрек он.

Трижды заходили крепкие, загорелые ноги, и крепкие, загорелые руки ставили на ковер бокастые кувшины.

Демарат грустно и протяжно читал Анакреонта, Алфея и кого-то еще, кого я в гимназии не проходил. Я тоже подхватил было на память Анакреонта, но потом перескочил на русский, на Тютчева и, кажется, все стихи подряд кончал одним и тем же:

Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.

Видно, запало в душу. Ниса танцевала нам, изображая Айседору Дункан. Ни дать, ни взять — декадентская вечеринка эпохи падения Римско-Российской Империи… и мне снилось сладостное, а потом довольно муторное и, наконец, тошнотворное качание на волнах, в которых не отражалось ничего…

Толчок теплого, жидкого хаоса подбросил меня вверх. Забытый огонек был слаб, почти сер, я кинулся кружить в сумраке, потеряв направление к выходу и, не совладав с собой, выплеснул на ковер залп кислятины.

Сумрак колыхнулся, дохнул мне в лицо холодом.

— Господин, прими помощь!

Меня тащил за локоть наружу телохранитель Демарата.

Я поскользнулся, он вытащил меня сквозь парчовые складки вон.

Ночная прохлада немного освежила меня.

Телохранитель, держа копье острием в звездное небо, терпеливо и привычно дожидался конца моих мук. Так, наверно, он всегда дожидался, пока хмельной перебор отпустит его хозяина. Потом он участливо спросил:

— Господин, воды?

Я не успел ответить — глиняная плошка сама оказалась у меня в руках.

Хотелось хлебать шумно, по-свински… Зато сразу полегчало.

Я долго смотрел на звезды.

Внизу, среди военного стойбища, разряжено колыхались устало-оранжевые пятна костров, что-то сонно звякало, невидимо пофыркивали кони. Ночь стояла низко, слоем в человеческий рост, густо чернея между слабыми сполохами костров. Под ногами едва фосфоресцировала земля, а выше ночи, по земному бордюру небес, медленно кружила предрассветная бледность.

— Утро скоро, — поблагодарил я телохранителя еще и за то, что он не мертвел, стоя рядом с «посланцем богов».

— Скоро, господин, — ответил бесстрастный телохранитель. — Я провожу господина.

Я зяб и мелко постукивал зубами, но в ту минуту хотелось позябнуть еще.

Я успел сделать всего один шаг к шатру, когда телохранитель позади меня жутко всхрапнул, обжигающе дохнул мне в затылок и упал на меня, сбив с ног.

Что-то впилось мне в шею сзади… Будто этот великан вцепился мне в шею, как волк.

Но вдруг тяжесть тела, придавившего меня, пропала, а спустя миг и сам я вознесся над землей.

Я успел увидеть в сумраке: телохранитель Демарата лежал на земле с простреленной шеей. Это ее острие кольнуло меня сзади, как вампирский зуб.

Небо свернулось в овчинку, вмиг окутало меня, и мир затрясся, загремел копытами. Куда-то опять уносила меня судьба.

Потом неведомая сила швырнула меня на хрустящую солому — и солома тоже сразу двинулась куда-то в сторону.

Раздался глас на ломаном греческом:

— Высунешь голову — отсеку!

Я прозрел во мраке: меня украли! Унесли, перекинув через седло судьбы, бросили в кибитку и повезли. Куда? Не важно… Главное, убивать явно не собирались.

И мало того, что не собирались — еще накормили и напоили. В наглухо закрытую кибитку бросили несколько лепешек, кусок вяленого мяса и большой бурдюк.

Из бурдюка на меня, а потом в меня полилось крепкое пиво… и так в продолжении многих дней я был заложником неведомых сил и успокоительного запоя. Похоже, меня держали пьяным намеренно — опять же, с целью помешать точному прицелу.

День проходил за днем — и все они отличались от ночей только короткими росчерками света, проникавшего в щели полога.

Время потерялось совсем. А пространство… Однажды вдруг я услышал всего одно слово, произнесенное явно нечаянно, от чувств, потому как говоривший сразу осекся. И это слово на миг воссоздало вокруг меня разом всю вселенную.

— Данувий! — произнес некто вовне тьмы.

Дунай!

Меня везли на восток.

Полусонное хмельное сознание отозвалось эхом. Дунай! Я протрезвел мигом. Дунай! Уже, считай, Австро-Венгрия! Я оказался гораздо ближе к России… К России! Я так и подскочил на своей уже затхлой, вонявшей подстилке.

Голова страшно заболела, но к России все равно было гораздо ближе — это главное!

Да, именно в ту минуту ясно образовалась моя безумная идея: вернуться в Россию за много веков до ее рождения! Верую, ибо абсурдно! До основания Москвы — семь веков. Что ж из того? Воробьевы горы на месте, на Пречистенке — глухая чащоба, но своя, все родные места!.. Может, удастся пробраться южнее — к Киеву… Киева нет, но какие-то селения славянские в тех места должны быть. Всё свои же! Кто там? Поляне? Языка не знаю… Он вроде как еще даже не древнерусский… Ничего — выучу быстро, не японский же! Могу подвизаться знахарем… фельдшерские курсы, видать, неспроста кончал… Научусь гнать спирт для военно-полевой антисептики и не только. Знаю ромейское наречие, оно же греческое. Могу наняться толмачем к какому-нибудь князю. Научу своих, как вести дела с ромеями. Поеду послом в Царьград! Каково!

Пусть кану в темную древность — зато с каким шиком…

В таких полухмельных мечтаниях я провел еще некую эпоху, некий эон в первозданной тьме и очнулся, лишь когда вонь наружи усилилась настолько, что стала забивать вонь, что скопилась внутри и уже стала привычной.

Дорога наружи стала подергиваться — и несколько раз донеслись гортанная речь, похожая на перекличку воронов в сыром осеннем небе.