Эрвин Штриттматтер - Тинко

• Название: Тинко
• Автор: Эрвин Штриттматтер
• Издательство: Государственное издательство Детской литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Детская проза
• Год: 1956

Произведения классика литературы ГДР Эрвина Штриттматтера (1912–1994) отличает ясная перспектива развития, взгляд на прошлое из сегодняшнего дня, из новых исторических условий.

Своеобразный стиль прозы Шриттматтера таков: народность и поэтичность языка, лаконичность и емкость фразы, богатство речевых характеристик героев, разнообразие интонаций, неожиданность сравнений и метафор.

С первых страниц книга о Тинко подкупает неподдельной правдой и живой поэзией. В описаниях природы конкретность органически сливается с элементами сказочности. Все повествование окрашивает юмор, иногда злой, иногда мягкий, построенный на бесчисленных противоречиях между старым и новым.

---

Вечером, придя домой, дедушка хвастает:

— Видишь, вон он, друг-то у меня какой!

Наш почтальон не спешит. Он садится в кухне на скамью и улыбается дедушке с бабушкой.

— Неплохо бы вам меня кофейком угостить, — говорит он. — Да и от бутербродика я бы не отказался. Чтобы уж все честь честью. А то ведь, знаете, я почти каждый божий день натощак из дома выхожу.

— Черт тебя принес! Небось опять с каким-нибудь приказом? Чтоб тебе подавиться! — ворчит дедушка.

Нет, не приказ принес почтальон, а письмо. И дедушка и бабушка ему очень обрадуются.

Бабушка суетится. Она подогревает кофе, намазывает хлеб.

— А что, куры у вас не несутся разве? — спрашивает почтальон.

— Почему? — удивляется дедушка. — Или это нас за несдачу яиц в газете пропечатали?

— Нет, что вы! — Почтальон рассматривает бутерброд.

Бабушка поняла: она приносит из кладовой два яйца. Это большие августовские яйца, из припасенных на зиму. Бабушка опускает их в кофейник. Почтальон, отставив локти, негнущимися пальцами перебирает в своей большой сумке письма и приговаривает:

— За такое письмо почтальону и ливерной колбасы не жалко подать.

Бабушка волнуется все больше. Она снимает с головы платок и откидывает его себе на плечи. Дедушка, качая головой, задумчиво выскабливает землю из-под ногтей. Наконец почтальон находит наше письмо. Он вертит его в руках, долго насаживает очки на нос и проверяет адрес и получателя.

— Все правильно, — говорит он своим надтреснутым голосом и вручает письмо дедушке.

Бабушка срывается с места и, прежде чем дедушка успевает присесть, вырывает у него конверт.

— Вот ведь чертова баба!

Бабушка пытается разобрать, от кого письмо. Она щурит глаза и держит конверт на большом расстоянии от себя, но, так ничего и не разобрав, с грустным лицом снова отдает письмо дедушке:

— У тебя глаза-то поострее моих!

Глаза у дедушки хорошие, но вот почерк он что-то никак не разберет.

— Точно курица наследила! Разве порядочный землероб может такое прочитать? И когда же это люди научатся писать ровно, без этих закорючек! Будто бы сорняком строчки заросли!

И дедушка передает письмо почтальону. Никому и в голову не приходит, что я мог бы прочитать письмо.

Почтальон дожевывает кусок и снова нацепляет очки:

— Да, да! Письмо. А от кого письмо? От вашего Маттеса.

Бабушка хватается за плиту.

— Бог ты мой! От Ма… — Она бросается к почтальону и трясет его. — Да ежели ты нас, старых людей… ежели ты тут нам голову морочишь, пусть тебе хлеб наш поперек горла встанет!

Дедушка вытаскивает перочинный нож и осторожно разрезает конверт:

— Правильно я разрезал, Тинко?

— Правильно, дедушка.

— Иной раз ведь так заклеют, что и слова отдерешь разрываючи.

Бабушка от волнения присела посреди кухни прямо на пол.

— Уж не сон ли все это, Петер? Не сон, нет? — спрашивает она почтальона.

— Да что ты! Какой там сон! Того гляди, яйца вон лопнут! — И почтальон большой ложкой вылавливает яйца из кипящего кофейника.

Дедушка тем временем трясущимися руками достает письмо из конверта и молча передает его почтальону:

— Успеешь нажраться-то!

Почтальон скоренько откусывает еще кусок и опускает оба яйца в карман. Потом протирает очки, надевает их и, запинаясь, начинает читать:

— «Дорогие мои родители!

Пишу вам еще раз. Быть может, вы живы, а письмо, которое я вам написал два года назад, потерялось. Скоро я отсюда уеду…»

— Куда же это он собрался? — спрашивает дедушка, ерзая на стуле.

— Да помолчи ты!

— «Когда вы получите мое письмо, я, возможно, уже буду в дороге, и мой плен останется позади. Как бы хотелось застать вас в добром здравии! Хочется начать новую, лучшую жизнь. На своего Маттеса вы теперь не нарадуетесь. Я наконец понял, что такое родина.

Крепко обнимаю вас и до скорого свиданья!

Любящий вас Маттес.

P. S. Неужели Эрнст уже дома и перенял все хозяйство? Ну ладно! Скоро я сам все узнаю».

Бабушка всхлипывает, сидя на полу:

— Маттес, наш Маттес!

— Говорил же я вам, оближетесь, как прочитаете! — хвастает почтальон и подливает себе кофе.

— Ешь, ешь! Получишь и колбасу, — говорит дедушка, встает и направляется в кладовую.

Но что это? Он не знает, на какую ногу ступить? Неужто он ноги перепутал? Коленки у него дрожат, голова трясется.

В наш дом залетела бумажка. И всего-то на ней написано несколько слов! А она сразу все изменила. У бабушки щеки порозовели, будто сама радость их разрумянила. Старушка выходит на улицу и останавливает прохожих, чтобы поведать им о своем счастье. Покачав головой, они идут дальше и рассказывают о бабушкином счастье всем соседям.

Дедушка идет в хлев и засыпает Дразниле в ясли двойную порцию чистого овса. Услыхав, как мычит Мотрина, он и ей приносит целую охапку сена. «Жрите, барыни, жрите! Скоро Маттес приедет, он у вас русские повадки выведет! В доме достаток появится». Вечером старики беседуют о том, как оно все будет, когда дядя Маттес вернется домой.

В давние времена наш солдат и дядя Маттес были в ссоре. Оба хотели унаследовать наше маленькое хозяйство. Так и не помирившись, они отправились на войну. Дядя Маттес моложе нашего солдата. Он — любимчик дедушки. Это ему дедушка задумал передать усадьбу и арендный участок.

Оба брата работали на стекольной фабрике в Зандберге. И оба, придя с фабрики, трудились в поте лица своего на арендованном дедушкой клочке земли. Дядя Маттес спал в светелке, а наш солдат — в чулане на чердаке.

Бабушка не устает рассказывать, как оно все было и как теперь будет.

— А он мог бы взять себе в жены дочку Вильгельма, Кэте Кубашк, как ты думаешь? — спрашивает дедушка. — Девка ловкая, в теле, да и не с пустыми руками в дом придет.

— Я бы не прочь, — отвечает бабушка и трясется мелкой дрожью от радости. — Молодуху нам, ох, как хорошо бы! Да он и… — Бабушка задумывается. Она все подыскивает, какую бы еще девушку дядя Маттес мог бы взять себе в жены.

— Надо бы их всех к нам сюда позвать… когда он вернется, — предлагает дедушка.

— Что ты! Разве можно всех сразу! В своем ли ты уме? Надо по очереди: сегодня одну, завтра другую.

— А не пригласить ли нам Фимпеля-Тилимпеля? Вот и поплясали бы девки прямо тут у нас. Так их легче и выбрать.

Вот здорово! В нашем доме танцулька!

— Слушай, мать, нет ли у тебя кусочка папиросной бумаги?

— У меня-то? А зачем она тебе?

— Хочу поиграть на гребешке. Вдруг оно, как раньше, у меня выйдет — тогда ведь и деньги целы будут, незачем Фимпелю платить. В балансе оно что получается? На чем бы ты ни дудел, а плясать все одно можно. Это ведь тебе не мешки под картошку покупать! А Фимпеля только кликни — он живо всю коптильню очистит. — Бабушка и против такой музыки не возражает. Не каждый день в дом приходит письмо с хорошими вестями. Радость-то какая! Она и про хворь свою забывает. Из комода старушка вытаскивает листочек папиросной бумаги. Дедушка сдувает с гребешка пыль и волосы, накладывает на него розоватую бумажку и начинает дуть. Звуки получаются такие, как будто все соседские малыши забрались в нашу комнату. Дедушка блаженствует, закрывает глаза и с упоением прислушивается к своей музыке. Он играет вальс. Но это очень грустный вальс. А бабушка напевает:

Дева бледная прошла, там-тарам!
Видишь, в дол она спустилась, там-тарам!
Снежно-белое лицо, там-тарам!
По щекам слеза катилась, там-тарам!

— Там-тарам, там-тарам! — делает дедушка на гребешке.

В песне рассказывается о бледной девице, отправившейся искать цветок, который называется «верность мужчин». Девица ищет и ищет, но цветок никак не может найти, потому что «нет на свете верных мужчин, там-тарам»… Вот дедушка и перестал играть. Он хочет опустить последнюю строфу. Но бабушка скрипучим голосом поет песенку до конца:

Юною была и я,
Клятвам верила когда-то.
Ах, сладка, сладка любовь!
Но потом горька расплата.

— Когда Маттес приедет, мы эту песню петь не будем, — решает дедушка. — Надо какую-нибудь повеселей, а то девки все разбегутся. — И он снова начинает играть.

Бабушка старается отгадать, что это за танец. Отгадав, она кивает, подхватывает юбки и сначала только раскачивается, а потом и приплясывает, напевая:

Эй, ку-ку, пастушка,
В красной юбке покажись.
— В красной юбке… ах, нет, нет,
Здесь пастушки больше нет!

Туфли бабушка давно уже потеряла и теперь танцует в одних чулках. Дедушка левой рукой отбивает такт, хлопая себя по ноге. А мне неприятно, что бабушка пляшет. Я больше люблю, когда она спокойно сидит на припечи. Если бы люди увидели, как бабушка пляшет, они бы стали смеяться. Потихоньку я включаю радиоприемник. Музыка, словно ветер, врывается в нашу комнату. Бабушка, покачиваясь будто высохший листочек на ветру, бредет к скамье.