Маргарет Хаббард - Полет лебедя

• Название: Полет лебедя
• Автор: Маргарет Хаббард
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-01918-6

Чудесная история мальчика Ханса — Ханса Кристиана Андерсена — предстает на страницах книги М. Хаббард подлинным полетом лебедя.

Живо, ярко и с юмором автор описывает жизнь Великого Сказочника: его подчас болезненное одиночество, ежедневный труд и редкие минуты отдыха, его разочарования и триумфы…

---

— Присаживайтесь, герр, здесь где-то должен быть стул, — зевая, произнесла она, пытаясь найти на кровати чепец, который был у нее на голове, когда она лежала. Она отбросила с лица волосы и вновь зевнула.

— Если бы вы пришли с утра, господин… Я всегда с утра себя лучше чувствую.

Ханс Кристиан с трудом обрел дар речи.

— Мама! Мама, неужели ты не узнаешь меня? — крикнул он и бросился перед ней на колени.

Последние лучи угасающего дня осветили его поднятое вверх лицо. Анна-Мария вытянула руку и дотронулась до его щеки. Медленно на лицо женщины легла улыбка, на мгновение превратив ее в мать его детства.

— Ханс Кристиан, это не можешь быть ты! Нет, не можешь быть! — прошептала она и начала плакать.

В эти дни слезы Анны-Марии всегда были наготове. Она обняла сына и стала гладить по спине, словно он вновь был ребенком.

— Мой мальчик вернулся домой к своей старой матери, — тихо мурлыкала она, продолжая плакать и гладить сына по голове. — Мой Ханс Кристиан! Он теперь великий человек, мой мальчик. Она говорила, что так и будет. Она говорила, что Оденсе будет гордиться им. И это так и есть. Я показывала твои письма всем, кто умеет читать. Да, мы гордимся тобой, гордимся! — она разомкнула свои объятия и откинулась назад на кровать. Но ее руки по-прежнему оставались на его плечах, а в глазах появился слабый блеск.

— Ты теперь богат, Ханс Кристиан, — продолжила она. В ее голосе слышался странный стон. — Ты говорил, что когда будешь богатым, то дашь мне денег. Есть у тебя немножко для твоей старой матери?

И ее рука легко скользнула в его карман.

Ханс в ужасе отшатнулся. Почему его мать вела себя как нищенка? Его родная мать!

— Я работала не покладая рук, стирая чужое белье возле реки, чтобы у тебя всегда был кусок хлеба. Разве ты забыл об этом? — мрачно проворчала Анна-Мария. — Если бы не я, тебе бы пришлось остаться здесь и научиться какому-нибудь ремеслу. А теперь, когда ты стал богат и знаменит, ты готов забыть меня!

— О, нет, мама! Нет! Я пришел помочь тебе! — заявил Ханс. Но все же предпочел отойти от кровати и сесть за стол, чтобы сохранить между ними определенное расстояние.

— Ты должна вернуться со мной в Копенгаген. Там я смогу устроить тебя. Я не богат и, возможно, никогда не разбогатею, так как мои труды пока не приносят мне много денег. Но мы могли бы жить вместе…

— С какой стати мне покидать Оденсе, — рявкнула Анна-Мария, и Ханс отшатнулся назад, словно от полученного удара.

— Ты не дашь мне денег! Нет, тебе не забрать меня из деревни, где я родилась, в большой город. Мне там будет плохо. Нет, я не поеду! Но ты же дашь мне денег, Ханс Кристиан, иначе я буду говорить в тавернах и на улицах, что мой сын не помогает своей старой матери, которая так хорошо всегда к нему относилась.

— Но я же говорю тебе, мама, что хочу помочь. Ты не должна жить в таких отвратительных условиях! — воскликнул Ханс Кристиан.

— Дай мне денег, и я буду жить комфортно, — сказала Анна-Мария, сопровождая свои слова просящим жестом.

Ханс Кристиан отрицательно покачал головой. Его мать поднялась с кровати и поковыляла в его сторону. Лицо было бледным и больным. Анне-Марии удалось все же дойти до стола, и она из последних сил облокотилась на него.

— Ты не знаешь, Ханс Кристиан, как я жила эти последние годы. И этого я тебе не скажу. Йоргенсена, черт бы его побрал, интересует только он сам. Я теперь мою бутылки для аптекаря, и он дает мне немного денег, чего еле хватает на хлеб. Но это не твоя забота. Нет! Возвращайся назад в Копенгаген, обедай с королем, носи свои прекрасные одежды и общайся со своими знатными друзьями! Не волнуйся о том, что твоя старая мать умирает с голоду в Оденсе! Чем скорее она развяжет тебе руки, тем лучше.

Она упала на стул и уронила голову на руки. Анна-Мария вновь плакала, но на этот раз тихо, почти беззвучно.

Ханс Кристиан почувствовал такую неприязнь, которой не испытывал никогда раньше. Его мать стала ему чужой. Она больше не любила его. Ей от него были нужны только деньги, и все. На полу появилась мышка. Она выбежала из своей норки и посмотрела на него яркими стеклянными глазами. Должно быть, это пра-пра-правнучка той мышки, которая танцевала для него в лунном свете.

Анна-Мария начала дремать. Мышка махнула хвостиком и исчезла. Ханс уже было вытянул руку, чтобы разбудить мать, но передумал. Зачем это нужно? Она вновь начнет говорить на ту же самую тему. Он не мог дать ей денег, чтобы она продолжала вести прежний образ жизни. Если бы только он мог обсудить все это со своей старой бабушкой! Эта мысль часто приходила к нему в голову за последние годы, но никогда не проявлялась с такой силой, как сегодня. Он взял свою шляпу и вышел.

Ханс Кристиан шел посередине улицы. Соседи и их в спешке прибежавшие друзья казались молодому человеку белыми пятнами, налепленными на заборы, и ему даже не хотелось поздороваться с ними. Натянув шляпу поглубже, он старался как можно быстрее достигнуть площади у собора Святого Кнуда. Добрые мужчины и женщины сохраняли понимающее молчание, давая ему пройти, до тех пор, пока он не оказался вне пределов слышимости. У них будет еще достаточно времени обсудить это происшествие. Их сердца были наполнены жалостью к сыну Анны-Марии.

Молодой человек так спешил, что казалось, он преследовал определенную цель. Каково же было его удивление, когда неожиданно для себя он оказался на краю сельского кладбища. Сердце Ханса Кристиана разрывало отчаяние, и ему так хотелось увидеть бабушку, что ноги бессознательно принесли его к той части кладбища, где обычно хоронили бедняков. С одной стороны возвышался буковый лес, отбрасывающий тень на серые надгробья, казавшиеся бесцветными глыбами в лучах заходящего солнца. Он не знал, какая из могил была его бабушки. Если бы он мог найти ее, то опустился перед ней на колени, и тогда, возможно, ее дух мог бы спуститься с небес и как и прежде успокоить его.

Он чиркнул спичкой, пытаясь в ее свете прочитать надписи на надгробьях. Но у бабушки наверняка не было надгробного камня. Бедняки не удостаивались такой чести. Ханс стоял, пристально глядя на маленькое пламя. Внезапно оно начало становиться все больше, и больше и внутри него появилась его старенькая бабушка. Она стояла, улыбаясь ему и протягивая свои руки. Ее глаза говорили о том, что она счастлива там, где находится, но ее улыбка была приглашающей.

— Бабушка! — громко крикнул Ханс.

Дуновеньем ветерка задуло маленькое пламя.

Быстро он зажег новую спичку. Видение больше не появилось, хотя он держал огонек до тех пор, пока чуть не обжег себе пальцы.

Ханс Кристиан снял шляпу и поднял голову к небу. В такие моменты Бог всегда казался ему далеким. Только в моменты радости Ханс чувствовал Его присутствие возле себя.

— Дорогая бабушка, жаль, что ты не можешь помочь мне! — сказал он.

Ветерок пробежался по кронам деревьев, но никто не ответил ему. Его бабушка вновь вернулась на небеса. Молодой человек развернулся и побрел через тьму.

Мадам Иверсен сидела в своем саду и ждала его. Он упал возле ее ног и прижался своим горящим лицом к мокрой от росы траве. Кроме шума воды, бьющейся о камни, ничто не нарушало вечерней тишины. Было уже поздно, внучки спали.

Прошло немало времени, прежде чем Ханс Кристиан заговорил.

— Я должен заставить ее поехать со мной в Копенгаген.

Вдова спокойно кивнула.

— Ты сказал ей об этом? — Затем после паузы старая женщина сама ответила на свой вопрос: — Она не поедет. Она не сможет покинуть Оденсе.

— Но она убивает себя здесь, — вырвалось у Ханса. — Вы понимаете это! Я не могу уехать и оставить ее в таком состоянии! Но самой горькой для меня мыслью является то… — он заколебался. Но молчание вдовы было понимающим, а вечерняя мгла скрывала его лицо. — То, что я был рожден таким низким существом.

Он услышал невольный вздох мадам Иверсен, но быстро продолжил, словно какая-то неведомая сила вытягивала из него слова.

— Вся моя жизнь была борьбой против моего рождения. Я был вынужден жить в грубой и безобразной действительности, хотя стремился к прекрасным вещам. Найти мать опустившейся ниже последнего уровня человеческого достоинства — вот каков ответ на все мои амбиции! Как я могу возвыситься над тем, что является мне родным? Как?

В горле старой дамы пересохло, и руки ее тряслись, но она постаралась ответить как можно спокойнее:

— Не сможешь до тех пор, пока сам не захочешь этого. Я здесь сидела до темноты и вязала шапочку для своей самой младшей внучки. Вчера я закончила пару носков для ее отца. Обе вещи сделаны из одной и той же шерсти, но они имеют разное предназначение. Носки будут спрятаны под штанами, а шапочкой будет наслаждаться не только сама малышка, но и другие.

Дама взяла его голову обеими руками и прижала к себе. Ее белый фартук так же служил разным целям, одной из них было утирание детских слез. Она провела рукой по соломенным волосам, которые казались седыми в вечерних сумерках.