Н. Пинегин - В ледяных просторах

• Название: В ледяных просторах
• Автор: Н. Пинегин
• Издательство: ОГИ
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94282-526-3

В 1912 г. известный гидрограф и исследователь Г. Я. Седов предпринял на шхуне «Святой мученик Фока» экспедицию к Северному полюсу. В состав экспедиции входил и Николай Васильевич Пинегин (1883–1940), художник, неутомимый полярный исследователь, автор первого документального фильма об Арктике. По следам отважного, но трагически закончившегося путешествия к Земле Франца-Иосифа написана эта увлекательная книга.

---

Полярная ночь! Темная, озаренная только отраженным от снега светом звезд, торжественная… Но разве только?.. Почему она кладет печать на все твои мысли? В чем ее загадка? Взгляни в глаза ночи. Со всеми живыми мыслями, с шумом крови, с трепетанием нервов, со всем, что есть в тебе живого, — взгляни пристальнее в глубь ее черных очей. О, как песок в прибое растают твои старые мысли о человеке — властителе природы, растворится гордыня, нервы запоют созвучием аккордам ночи, и неосознанные еще думы наполнит ее темная власть.

19 ноября. Вьюга и ветры — вот чем угощает нас изо дня в день полярная ночь. Сегодня во время метеорологических наблюдений я отбился от каната, предусмотрительно протянутого Лебедевым на случай сильных бурь. Что-то больше получаса с залепленными глазами блуждал я по сугробам, пока случайно не наткнулся на собачьи будки.

23 ноября. Тепло, слабый южный ветер. 21 ноября кают-компания огласилась хоровыми песнопениями. Дирижировал Лебедев. Его разносторонние способности не имеют предела. Он прекрасный наблюдатель-метеоролог, на него можно положиться. Из мертвых будок своей постоянной хозяйственной заботливостью он создает что-то уютное. Теперь Лебедев занят усовершенствованием снежного домика для перемены лент самопишущих приборов и сооружает какие-то сложные снежные коридоры, соединяющие новую постройку с многострадальным дождемером.

Сегодня в числе обеденных блюд — собачьи котлеты — «для любителей». Юган и Линник давно уже по собственному почину стали готовить котлеты из собачины (Седов, убедившись в полной негодности некоторых архангельских дворняжек, приказал убить их: бессмысленно расходовать провизию на собак, негодных и обреченных на гибель из-за неприспособленности к климату). Оба собакоеда уверяли, что мясо очень вкусно. Сегодня желающие могли убедиться. Заведующий хозяйством уверял:

— Все его кушали, будьте покойны, все, кто петербургскую колбасу покупал, смею вас уверить!

В конце концов попробовали все. Если б не было доподлинно известно, что едим мясо вертлявого Волчка, котлеты можно бы принять за обыкновенные. Однако, что касается меня — собачиной питаться, пока нет крайности, не собираюсь: остается в силе брезгливое чувство, хотя организм и просит мясной пищи. Вот великие события последних дней. Если б к ним прибавить «великое истребление клопов», оставленных на память прежними обитателями «Фоки», да еще бесконечный преферанс, то наша жизнь в эту темную пору была бы исчерпана во всем ее разнообразии.

24 ноября. Хорошая мягкая погода при 9 °C. Долго гуляли у мыса Столбового. Наши прогулки получили прозвище: «ходить за песцами». Первое время мы действительно осматривали капканы — увы, даже песцовых следов не стало с темнотой, скоро и капканы убрали; но «за песцами» продолжаем ходить: все стараются гулять возможно больше. Отсутствие солнца и недостаток мясной пищи начинают сказываться: все чувствуют слабое недомогание.

27 ноября. Метель с З.-Ю.-З. ветром. Время тихо тянется и при хорошей погоде, а во время штормов — угнетающе. Круглые сутки сидим на «Фоке», наш день отличается от ночи тем, что днем горят керосиновые лампы.

Признаюсь: раньше, читая отчеты разных полярных экспедиций, я подозрительно относился к описаниям гнета полярной ночи. Мне казалось, что авторы бессознательно сгущают краски. А в криках восторга, раздававшихся при первом появлении солнца, чудились некоторая театральность, или, по крайней мере, самовнушение.

Но — прошло всего полтора месяца, как ушло солнце, а я уже почти способен понять, что можно закричать от радости, когда солнце, милое солнышко пошлет приветный луч просидевшему три месяца в тюрьме-берлоге на корабле, совсем не приспособленном к зимовке.

Мы-то находимся в условиях несравненно лучших, чем какие-нибудь из искавших Франклина [58]. На «Фоке» изобилие провианта, тепло, сухо, каждый имеет определенную систематическую работу, есть библиотека, музыкальные инструменты, можно развлекаться на разные лады. А самое главное — все здесь по доброй воле. И все-таки… С каждым днем слышишь больше и больше вздохов о солнце. Мы становимся солнцепоклонниками. Тоска по солнцу не имеет в основе тоски от безделья. Наблюдая, нельзя не заметить, что в самом деле лица всех участников экспедиции осунулись и побледнели.

Доктор Кук в отчете об экспедиции «Бельжика» объясняет недомогания в полярную ночь подневольной малоподвижностью и отсутствием необходимого организму солнечного света. Кук все недомогания называет «полярной анемией» и считает, что этой болезни подвержены все без исключения зимующие в полярных странах.

Доктор Шарко, два раза стоявший во главе французских экспедиций в южнополярные страны, замечал на себе и на спутниках действие полярной ночи приблизительно в таких же формах, как и мы. Но он считает все недомогания следствием употребления консервированной пищи. При осаде Севастополя среди союзных войск, питавшихся исключительно консервами, по его словам, наблюдалась совершенно такая же болезнь. Он называет ее «консервной болезнью» (maladie de conserves) и приходит к выводу, что эта болезнь не что иное, как первоначальная стадия цинги. При неправильном питании она переходит в настоящую цингу. И цинга и «консервная болезнь», по его наблюдениям, излечиваются мясной диетой. Джексон, перезимовавший три зимы на Земле Франца Иосифа, считает, что цинга вызывается отравлением птомаинами — продуктами разложения мяса [59], зараженного бактериями.

Мы сопоставляем все эти наблюдения зимовавших до нас с собственными недомоганиями. Слово «анемия» начинает входить в моду.

30 ноября. В полночь вышел делать наблюдения и… очутился под дождем! Невероятно. На носу — декабрь, а здесь под 76° теплый дождь! Температура воздуха ниже нуля -3 °C при свежем С.-З. ветре. Но очевидно, слои более теплого воздуха — не высоко над землей: дождь лил ливмя, а крупные капли его, не успевая замерзнуть, омывали грешного «Фоку» и застывали уже на мачтах, снастях и вантах. Сегодня весь такелаж покрыт толстой коркой льда, везде блестят сосульки. Когда налетает порыв ветра, кусочки льда валятся со звоном. Бедным псам попадают славные щелчки — собаки с визгом убегают прочь с палубы.

3 декабря. Готовимся полным ходом к морскому празднику 6 декабря. На мою долю досталась декоративная часть. Теперь моя келья завалена холстом, париками, бородами из раздерганного манильского троса и подобной дребеденью. Хлопоты по бутафории, приготовление костюмов и тайные репетиции — чуть не единственная работа экспедиции в этот момент. Но они занимают время и развлекают всех — что и требовалось.

6 декабря. Штиль, — 12 °C, к вечеру Ю.-Ю.-З. ветер. Совсем слабый отблеск зелено-желтой зари. Вступаем в ряд праздников: сегодня — первый — праздник моряков. Программа дня: иллюминация, салют из китобойных пушек, завтрак, сон и обед. Кают-компания разукрашена до неузнаваемости гирляндами бумажных флажков и фонариков. Книжные полки и станки для ружей затянуты флагами.

После завтрака под гром пушек зажгли на палубе огни. Горящие плошки (консервные жестянки, наполненные медвежьим жиром) везде: по бортам, на мачтах и вантах. У сходней пылающие бочки из-под керосина. Отблески огней скользили по снегу, изборожденному бурями, играли на мертвенно-белых берегах и слабо замирали на отдаленных торосах. Если какой-нибудь бродяга-медведь наблюдал издали наше празднество, он, вероятно, составил о человечестве представление, как о породе, производящей страшный шум и склонной к чудачествам.

Кто-то еще осенью вспомнил, что среди моряков существует обычай справлять праздник Нептуна — «крестины» переходящих экватор или полярный круг впервые. Правда — полярный круг у нас далеко позади, при переходе его не было времени заниматься крещением, но теперь, — отчего не подурачиться: времени слишком много. Придумано целое действие в стихах с остротами и злободневными намеками.

Началось оно пушечным выстрелом. Режиссер поясняет:

— Это лед у борта лопнул! Смотрите, смотрите!

Стоим и видим: из-за борта лезут ряженые в костюмах из рогожи. Сначала один — это герольд Морского Царя, объясняют нам.

Под кудельной бородой не сразу узнаешь мягкие черты Лебедева. Роль свою он ведет так хорошо, как будто только вчера оставил профессию актера. Нарочито напыщенно он декламирует:

В полунощной стране,
Где царство вечных льдов,
Где море стынет ледяное,
Подвластны все великому царю —
Полярному Нептуну.

Кто, дерзкий, преступив границы,
Пред стужею Борея не трепещет?
Над всем и всеми здесь — могучая Нептуна воля.
Кто Нансена три года по морю носил,
Сковавши «Фрам» цепями ледяными?
«Жаннету» дланию всесильной кто
В ничтожные осколки превратил?
Всем памятна судьба жестокая «Франклина»!..

Так ведайте ж вы, смертные,
Что час и ваш уж близок!
Вы вторгнулись в полярные владенья
И дерзостно нарушили покой и вечное молчанье.
Наш грозный царь разгневался,
Сегодня явится и призовет к ответу вас.
О, горе, кто противится ему!
Явите ж полную покорность
И подданство полярное примите!

Снова удар пушки. Под пронзительный вой рожка пожаловал сам Царь Морской с царицей и царевной, за ним свита: два черта. Царскую фамилию вахтенный пропустил, а чертей — нет: