Н. Пинегин - В ледяных просторах

• Название: В ледяных просторах
• Автор: Н. Пинегин
• Издательство: ОГИ
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94282-526-3

В 1912 г. известный гидрограф и исследователь Г. Я. Седов предпринял на шхуне «Святой мученик Фока» экспедицию к Северному полюсу. В состав экспедиции входил и Николай Васильевич Пинегин (1883–1940), художник, неутомимый полярный исследователь, автор первого документального фильма об Арктике. По следам отважного, но трагически закончившегося путешествия к Земле Франца-Иосифа написана эта увлекательная книга.

---

Едут шведы — никого не нашли, и мимо Немецкого проехали бы, да заметили один карбас [118], плохо спрятан был, остановились и всех сонных порезали: ни один человек, ни ребенок не остался, оленей закололи; только двое уснувших караульщиков уцелели, они и рассказали»…

Они и рассказали… И представляется, как могли рассказывать эти два лопаря каким-нибудь кильдинским — таким же прячущимся человечкам: «Пришли мы, проснулись, а все до одного зарезаны».

Слушатели замерли; пронесся вздох: «худо, в вараки уходить надо»…

Дикий крик раздался в воздухе.

— Что это?

— А не знаю, много по ночам голосу разного бывает по тундрам, — отвечает староста, — кричат!

— Так кто же — птица, зверь? — добиваюсь у флегматичного старика.

— Нет, а может и птица, только и без их много в вараках живут.

— Кто же еще там?

— Разные есть. Много у нас местов есть, где родясь никто не ходил, пахты [119] разны.

— Ну?

«Так там и живут. Тоже вроде как люди. Разны есть в камнях, так белые большие, без всего ходят, немые.

А где лес пахты, в таком месте маленькие люди: на земле водятся. Голые ходят, деньги есть у них. «Чакли» зовут наши… Один колдун (у него сын сейчас жив, лет 20-ти, Елисей) много денег достал от них. Один раз пошел в пахту дикаря [120] промышлять — убил одного, сруб поставил [121], пошел дальше, увидел: человек маленький-маленький идет за ним и все так же, как он, делает. Потом спрятался. Пришел Елисей к срубу, а там из прутьев тоже сруб сделан маленькой и мышь в нем лежит… Все так же делал чакли…

Пошел колдун другой раз на пахту, взял он каши с собой, ложку взял и ноори [122]. Сел на тундру — кашу ест, ложкой хлебает и каньги завязывает, обе ноги одной веревкой обертывает. Потом пошел, кашу оставил, ложку оставил и одну каньгу с ноори тоже оставил. Сидел день за камнями, и пришел через день чакли.

Стал кашу есть, ноги в одну каньгу поставил и завязывает. Как завязал, колдун и подбежал, а чакли бежать не может: обе ноги в одну каньгу поставил и завязал ноори!

Так его и поймал колдун. Завязал руки веревкой и говорить: «Не пущу, пока деньги не дашь»! — Пошел чакли в гору; долго, день, больше ходил, принес деньги.

«Мало!» — говорит колдун.

Ходил, ходил чакли — еще принес.

«Мало — еще!» — говорит колдун.

Чакли головой качает: нет, значит, больше.

«Поди еще принеси, тогда отпущу».

Заплакал чакли. Ходил маленький человек, порато [123] долго ходил, — денег не нашел; и принес кусок красного сукна.

Колдун деньги на три части делил: одну ему, две себе взял; кабы все взял — ничего бы не было: в камень деньги рассыпались бы.

В тундре порато таких местов есть, где чакли водятся: варака, пахта придет такая — пройти там нельзя — там и живут; в стороне у Имандры чудь еще под землей живет»…

Выйти на волю, посмотреть на загадочный лес, где такие чудеса в наши дни творятся… Тихо стоит он — и не слышно больше странного крика какой-то ночной птицы, не видно ни чакли, ни каких «живущих однако» других существ. Сквозь пестрящую чащу несется один царящий шум водопада, и тонет в нем бульканье вблизи токующего глухаря. Налетит предутренним дыханьем ночи ветерок, колыхнет ветвями — прошепчет что-то лес, громче загрохочет подогнанный водопад, скрипнет старая сосна… А кругом белая ночь заволокла все, закутала волшебным флером, испустила туманы у алого заката…

Шумит, скачет, беснуется водопад.

На скале, посредине его, старый крест… Не валится. Древние надписи испещряют его диковинным узором, и не разобрать ничего из вязи, смешавшейся с зеленью моха в одно загадочное… Ни понять, ни прочитать, кем, когда поставлен.

А под ним, говорят, лежит колдун большой, самый большой колдун, и все хотел встать, пока лицом вниз не положили и крест не поставили…

«Был колдун, говорят, — самый большой, — много делал делов, много колдовал… Такие дела делал, что нельзя говорить про иные — умереть можно от страху… И все его боялись, царь боялся делов его. Как луда [124] в падуне крепкий был, а помер. Как помирать захотел — говорит: «Похороните меня в камне посередине падуна, только до полуночи довезите туда, — а то встану». Умер. Наняли мужики лопаря. Запряг он оленей, повез — везет, гонит оленей, а боится — не довезти до полуночи! Звезды на полночь пошли, а далеко еще до падуна… Птицы полночные закричали, звезды на полночь стали — падуна нет еще, — олени бросились. Оглянулся парень — колдун встает из кережки [125]. Испугался парень, закричал от страху и полез на дерево. Влез на вершину, а колдун внизу дерево грызет. Трещит дерево, щепки летят — скоро упадет. Закричал лопарь: «Зачем грызешь — свет уже»! Скрылся колдун. Слез с дерева парень, подошел к кережке, а колдун лежит, как не вставал и кережка завязана… Похоронили. Долго колдун кричал, пока землю валили, и все встать хотел. Похоронили колдуна лицом вниз…

Нашептывает, напоминает ворчливый падун сказки о том, каких чудных дел свидетелем пришлось статься ему, а слушать некому, кроме меня, — лишь нерпа внизу в пучине пены встанет, поднимет головку с умными человечьими глазами и опять скроется, чтобы несколько минут спустя послушать у другого каскада.

Сыро. Тепло.

Тянет взгляд к недвижимой прозрачной пелене струй воды, перевитой искрящимися золотыми нитями, к кружеву пены над нею и к черным лоснящимся головам полированных скал внизу, как нерпа ныряющих и выставляющих свои мокрые лбы. Какая мощь, какая силища!..

А колдун лежит себе спокойно, там, где чернеет мшистый крест. Лежи, великий колдун, — лежи спокойно! Сейчас о тебе хоть сказки остались. И верится этим сказкам, так вяжущимся и с крестом твоим, и лесом, и мшистыми белыми камнями в нем, и всем мирным, милым, не лгущим народом твоим…

Спи пока спокойно, колдун! О тебе еще рассказывают сказки, — но пройдет десяток-другой лет, наверное, поставят над тобой динамо и заставят пару белых могучих водяных коней, что так бурно сейчас прыгают вокруг тебя, вертеть ее и посылать электрический ток куда-нибудь, где «чакли» берегут золото, серебро и свинец в неприступных теперь пахтах… Что останется тогда от твоего креста, великий колдун, и от всех «делов» твоих?

Кто вспомнит о тебе в полночный час у шипящей машины. Кто расскажет сказку?..

Сказки, встречающиеся в настоящем очерке, все записаны мною со слов переводчиков в разное время путешествия по Лапландии в 1909 году дословно, сделаны лишь кое-где исправления невозможных, непонятных оборотов речи переводчиков, плохо владеющих русским языком, кроме того, вставлены необходимые объяснения названий.

Примечания

1

Г. Я. Седов — сын рыбака-хуторянина из местечка Кривая Коса на берегу Азовского моря. Родители его были неграмотны, не хотели учить и сына. Только в 14 лет мальчик вымолил позволение посещать приходскую школу. По окончании школы (16-ти лет) он попал приказчиком в бакалейную лавку помещика Фролова. В темном углу, между мешками с товаром, проводил мальчик досуги. В это время, рассказывал Седов, он пристрастился к чтению, особенно к книгам о путешествиях. Из книг Седов узнал о величине мира, стал бредить заморскими странами. Когда исполнилось ему восемнадцать лет, Седов услышал от прохожего моряка, что есть в Ростове-на-Дону мореходные классы, там «можно доучиться до капитана». Скопив немного денег, Седов тайком от хозяина и родителей убежал из лавки. Где пешком, где прячась в товарном поезде, добрался юноша до Ростова, в короткий срок подготовился к вступительным экзаменам и поступил в мореходные классы. Полуголодным учился Седов весь первый год. Летом он нанялся матросом на пароход, плававший по Черному морю, и заработал денег на зиму. Так, зимой занимаясь, а по летам зарабатывая деньги на зиму, Седов блестяще окончил мореходные классы. Молодой «штурман» долго не мог найти работы. Когда пришел в Добровольный флот записываться на вакансию простого матроса, ему сказали: «Вы трехсотый кандидат». Наконец, нашлось место капитана маленького черноморского парохода. Дальше перевозки керосина между Батумом и Новороссийском шли мечты Седова. Из первого же жалованья отложил он изрядную сумму на покупку книг: нужно учиться дальше. В 1900 году Седов поступил охотником во флот, через полтора месяца сдал экзамен на чин морского прапорщика и поехал в Петроград пробивать себе дорогу. После тяжелых хлопот Седову разрешено было держать экзамены за курс морского корпуса. В 1901 году Седов, произведенный в «поручики по адмиралтейству», был прикомандирован к Главному Гидрографическому Управлению и назначен в экспедицию Северного Ледовитого океана. Плавания в Ледовитом океане осуществили юношеские мечты, но полного удовлетворения не доставляли. Работать по казенным образцам кипучей натуре невесело: сделать больше — значит «выслуживаться», — косые взгляды, «выскочка». Удовлетвориться тем, что полагается, нет силы. Седов стал стремиться к самостоятельным путешествиям. После японской войны (во время ее Седов командовал миноноской в Николаевске-на-Амуре) представился случай по поручению Гидрографического Управления отправиться для исследования реки Колымы на дальнем северо-востоке Сибири. Это путешествие длилось около года. В следующем 1910 году Седов исследовал, снял на карту и сделал промеры Крестовой губы на Новой Земле. В 1912 году приступил к организации экспедиции к Северному полюсу. После окончания ее Седов предполагал начать в широких размерах исследование Сибирского побережья Ледовитого океана. Все, имевшие общение с Седовым, знают, что с его смертью Россия потеряла человека исключительной энергии, воли и недюжинных способностей, далеко не развернутых до конца. Печатные труды Седова: «Право женщин на море», Петербург, 1906; «Путешествие на Колыму в 1909 году», «Записки по гидрографии», 1917, т. XLI, вып. 2-й.; «Экспедиция на Новую Землю», «Новое Время», февраль 1911 г.