Ж Лонге - Террористы и охранка

• Название: Террористы и охранка
• Автор: Ж Лонге
• Жанр: История

---

Гапон, находившийся под постоянной полицейской угрозой, проявил в эти дни почти сверхчеловеческие усилия. Он работал без сна и отдыха, переходил с одного митинга на другой, произносил десятки речей в один день, воодушевлял массы своим страстным и ярким словом, зажигал их своей верой и крепко спаивал ее для общего выступления. Он был вездесущ и всеведущ. Его призывы и распоряжения получались одновременно во всех концах рабочих окраин. В воскресенье 9 января он приглашал их в Зимнему дворцу, чтобы передать царю петицию, в которой говорилось о нужде и унижениях рабочего люда и о его скромных требованиях. В красноречивом и сильном письме к министру внутренних дел князю Святополку-Мирскому, в котором он излагал цели и условия манифестации, он просил царя явиться народу, "обеспечивая ему неприкосновенность его особы".

Петиция начиналась следующими словами: "Государь! Мы, рабочие и жители г. Петербурга, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.

Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам.

Мы и терпели, но нас гонят все дальше и дальше" омут нищеты, бесправия и невежества; нас душит деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению.

Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот, мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немного просили. Мы желали того, без чего не жизнь, а каторга, вечная мука.

Первая наша просьба была, чтобы хозяева вместе с нами обсудили наши нужды, но и в этом нам отказали- в праве говорить о наших нуждах; находят, что за нами не признает закон такого права. Незаконны оказались также наши просьбы уменьшить число рабочих часов до 8 в день, и устанавливать цены на наши работы вместе с нами, и с нашего согласия рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией завода, назначить чернорабочим и женщинам плату за их труд не ниже 1 руб. в день, отменить сверхурочные работы, лечить нас внимательно и без оскорблений, устроить мастерские так, чтоб в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега, копоти и дыма

Все оказалось, по мнению наших хозяев, противозаконно. Всякая наша просьба - преступление, а наше желание улучшить наше положение - дерзость, оскорбительная для наших хозяев. Государь, нас здесь больше 300000 - и все это люди только по виду, только по наружности, в действительности же за нами, как и за всем русским народом не признают ни одного человеческого права, даже говорить, думать, собираться, обсуждать наши нужды, принимать меры к улучшению нашего положения.

Всякого, из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса, бросают в ссылку, карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть рабочего, бесправного, измученного человека, значит совершить тяжкое преступление.

Весь народ, рабочий и крестьянин, отдан на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, не только совершенно не заботящихся об интересах народа, но попирающих эти интересы".

И петиция перечисляла целый ряд социальных и политических требований, которые свидетельствовали о широком размахе движения: свобода слова, печати, личности и собраний; всеобщее и обязательное обучение, ответственность министров перед народом, всеобщая политическая амнистия, восьмичасовой рабочий день, права рабочих союзов и коопераций, государственное страхование, уничтожение косвенных налогов и постепенную национализацию земли.

Стройными, сомкнутыми бесконечными рядами, с женами и детьми, рабочие, неся вперед царские портреты и взятые из церкви хоругви, с пением молитв "Спаси господи, люди твоя" двинулись к Зимнему дворцу. Ясный, солнечный день ярко сверкал на покрытых снегом улицах. На всех лицах была написана глубокая сосредоточенность и решимость. Во главе шествия между двумя священниками выступал сам Гапон. Масса любопытных и праздных зрителей тесным кольцом окружала сомкнутые ряды рабочих, и, по мнению некоторых, на площади Зимнего дворца и на прилегающих улицах было не менее 300 000 человек.

Трагическая развязка манифестации всем памятна в Петербурге была стянута значительная военная сила. Великий князь Владимир Александрович тщательно подготовился к предстоящему побоищу. Мирно и спокойно, без оружия, в глубоком молчании народ продвигался к царскому дворцу, как вдруг на него со всех сторон были направлены ружейные дула. Без всякого предупреждения, без приглашения рассеяться, по толпе были даны один за другим ряд залпов. В паническом страхе, с раздирающими криками, толпа бросилась бежать, усеивая площадь тысячами раненых и убитых, среди которых было много детей, женщин и стариков.

Царь "победил" народ. Но в это кровавое воскресенье народ потерял последнюю веру в царя.

Гапон успел скрыться. На другой день он обратился к рабочим с вдохновенным посланием, в котором он навеки заклеймил "царя Каина", убившего своих братьев. Почти с пророческой силой, предавая проклятию Николая Романова с его ненавистным отродьем, он заклинал товарищей рабочих помнить, что отныне их спаивает пролитая вместе кровь.

И этот-то человек, на которого смотрели как на народного героя, должен был в скором времени потерять и свое доброе имя и свою чистую славу. Съедаемый честолюбием, озлобленный и раздраженный теми затруднениями" на которые он наталкивался в среде революционеров, выбитый из колеи и деморализованный специфическими условиями изгнания, потерявший живую связь с пролетарскими массами, которые вознесли его несоразмерно с его личными способностями на недосягаемую высоту и в соприкасании с которыми он раньше черпал всю свою силу, падкий на лесть и удовольствия и развращенный шумихой известности, Гапон без руля и без ветрил вступил в бесчестную связь и оказался игрушкой в руках тех, кого он хотел, может быть, сам обмануть.

Вопрос о том, был ли Гапон агентом-провокатором в прямом смысле этого слова,- вопрос, который многие оспаривают. Но так или иначе, с достоверностью известно, что во время своего изгнания в Париже и Ницце он находился в постоянных сношениях со старым искусившимся в интригах графом Витте, от которого он получал значительные суммы. После его возвращения в Россию в 1906 г. в революционных организациях к нему стали относиться со все более возрастающим недоверием. Трагический конец Гапона тесно связан с биографией главного героя нашей книги. Мы к нему вернемся позже.

ВЕЛИКИЙ ПРОВОКАТОР

Глава I. ПЕРВЫЕ ДОГАДКИ

Разоблачение Азефа, как гром из чистого неба, поразило оцепенением общественное мнение всего цивилизованного мира. Раскрытие в начале января 1908 г. неслыханной измены в центре партии социалистов-революционеров, фактически установленное соучастие высших чинов царской полиции в самых крупных террористических покушениях, надолго приковало внимание всех слоев общества к имени "великого провокатора". Дело Азефа быстро приняло размеры настоящей "политической Панамы", новой "Дрейфусиады" русского самодержавия. Одним из наиболее активных разоблачителей провокаторов в этот период является тогда еще считавший себя тоже революционером В. Л. Бурцев1.

Уже с давних пор, во время изучения им истории освободительного движения, Бурцев заинтересовался ролью агентов-провокаторов, содержимых царским правительством в рядах его злейших врагов. Он совершенно правильно приписывал им страшное, самое губительное влияние на дело революции. Борьба против провокации и смелое беспощадное расстройство русской политической полиции стало почти главной целью его деятельности в последние годы. Благодаря исключительно благоприятному стечению обстоятельств ему удается получить сперва от Бакая, потом от Л. Меньщикова сведения о невероятных чудовищных преступлениях правительственных агентов.

С 1905 г., под впечатлением беспрестанных неудач, постигавших партию социалистов-революционеров, и в особенности пораженный странными условиями, при которых многочисленные террористические акты проваливались в последнюю минуту, несмотря на то, что партия располагала могущественными средствами и пользовалась всеобщим сочувствием, Бурцев с недоумением и тревогой останавливается перед этим загадочным бессилием "боевой организации". Невольно в его уме возникают смутные подозрения. Скорее чутьем, чем расчетом, он доходит до мысли о том, что в самом центре террористической организации свила себе гнездо провокация. Гибель целых отрядов, неожиданные аресты лиц, которым, казалось бы, не грозила никакая опасность благодаря совершенно верным убежищам, заставляют Бурцева все более и более укрепляться в правильности своих догадок. Но все же это одни догадки. Он точно блуждает в потемках, чувствуя темным, но безошибочным инстинктом присутствие врага. Но кто этот враг? Как открыть его? Как изобличить его? И Бурцев принимается за странную работу. Он подвергает тщательному анализу деятельность самых крупных вождей партии, осторожна взвешивая и оценивая все, что ему известно из их жизни, не пренебрегая ни одним мелким поступком, ни одним случайным событием, которые могли бы навести его на какой-нибудь след. Вот что он сам рассказал нам об этих тягостных поисках, когда ощупью, наугад