Владимир Щировский - Танец души:Стихотворения и поэмы.

• Название: Танец души:Стихотворения и поэмы.
• Автор: Владимир Щировский
• Издательство: Водолей
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9796-00120-5

Одним из вершинных достижений русской поэзии в 1930-е годы стало творчество В.Е.Щировского (1909-1941). Поэт, оказавшийся столь социально чуждым советской власти (он был сыном сенатора), работавший в провинции то сварщиком, то электриком, то попадавший за решетку, погиб в Керчи под бомбежкой в 1941 году; чудом уцелела часть его архива. В книгу вошли все сохранившиеся произведения В.Щировского, а также краткие воспоминания о нем А.Н. Доррер, подруги жены поэта. Второе издание существенно дополнено материалами, которые лишь недавно стали доступны.

---

«В милом доме, доме старом…»

А. Н. Рогозиной

В милом доме, доме старом
Пахнет тестом и угаром,
Угли звякают в печи.
В дополнение картине
Был бы кстати легкий иней,
Свечи, вздохи, куличи,
Юность, несколько объятий,
Да стишки из хрестоматий,
Банты, фанты, флирт, рояль…
Только вот – весны, вина ль,
Ничего теперь не жаль.
Будьте кроткою девицей,
Черноглазой, круглолицей,
Вроде тех, которых я
Знал на утре бытия.
Ешьте, спите и учитесь,
К вам придет красивый витязь,
Ясен оком, ликом чист,
Инженер специалист.
Вы полюбите друг друга,
И потом курорты юга
Посетите, впавши в брак.
Ведь всегда бывает так.

И хоть это скучновато
Только надо жить как все,
Скромно видя луч заката
На девической косе.

Вот и я во время оно
Не любил дневное лоно
Худенькой моей страны,
Пил вино и видел сны…

Только тело исплясалось,
Всё прошло и даже жалость,
И теперь – весны, вина – ль
Ничего уже не жаль.

1928, Харьков

«Взглянув на модное пальто…»

Александру Владимир. Науману

Взглянув на модное пальто,
Скажи лукаво и сердито,
Что в мире ново только то,
Что было хорошо забыто.

И что смеются без конца
Над нашей маленькой печалью
И наши старые сердца,
И наши рукава и тальи.

Но всё же, подойдя к окну,
Ты галстук завяжи прилежно
И выходи гулять, луну
Любя растерянно и нежно.

И, будто май тобой открыт,
Бреди сквозь легкий холод мая,
На невский голубой гранит
Улыбки Фауста роняя.

1929, Петербург

«Мудрая топится печь…»

Мудрая топится печь,
Время проходит. Ужель
Может взманить и увлечь
Лишь достижимая цель?

Шорох в углу. Как и нам,
Крысам известна чреда
Жизнь опаляющих драм
Славы, любви и труда.

Сумерки в старом саду,
Но не скрипит турникет.
Здесь не гуляют в бреду,
Здесь не играют в крокет.

Здесь с неученым котом
Ты постучишь у дверей,
И, дорогая, потом
Станешь женою моей.

Благословим в тишине
Страшных дорог произвол,
Ибо пришла ты ко мне,
Ибо к тебе я пришел.

Старчески ясно любя,
Стану я петь и молчать,
Буду Татьяной тебя
Или Людмилою звать.

Черная каша и щи,
Комната, книга, жена.
Больше судьбы не ищи,
Эта судьба найдена.

1929, Петербург

ЗЕЛЕНЫЙ ОГОНЕК

Екатер. Ник. Рагозиной

Иногда, томим земной поклажей,
Я бреду, совсем не чуя ног –
Вдруг на высоте шестых этажей
Заблестит зеленый огонек.

Сквозь ночные, гадкие туманы
Детским светом поманят меня.
Я ли откажусь от кроткой взманы
Милого, зеленого огня?

И тогда, как Божие творенье,
В вещий миг зачавшись и поспев,
Возникает в тучном поле зренья
Некий романтический посев:

Ясно вижу я, в восторге хмуром
Уличных не видя благ и зол,
Лампой под зеленым абажуром
Благолепно освещенный стол.

Там, в своей пленительной квартире,
Что до слез напоминает рай,
Та, моя, единственная в мире,
Царь-Девица разливает чай.

Сестры вкруг стола сидят и братья,
И кипит праотчий самовар,
И покрой ее земного платья,
Как весна, неизмеримо стар.

И ее земные разговоры,
Как цветы, бесцельны и просты,
И ее не посещают воры,
И ее не гневают скоты.

И в ночи, зеленым детским светом
Робкого в окошке огонька,
Кажет путь она своим поэтам
И манит, манит издалека…

И когда, отбыв земное лихо,
Тело свой преодолеет срок,
Полетит душа легко и тихо
На зеленый милый огонек.

1929, Харьков

ПОЭТ И МУЗА

Дрова сгорели. Денег нет.
И Музе говорит Поэт:
«Я мерзну, дорогая Муза.
Ужели Ты велела так –
Чтоб безлюбовно и кургузо
Скроили мне земной пиджак?
Земные зимние костюмы
Для пения мне столь нужны –
А ты мне протянула юмор
С жеманной примесью луны.
Вот – слезы по лицу размазав –
Я Достоевского прочел…
Я – не Алеша Карамазов,
Я нежен, мрачен, слаб и зол.
Я флирт и лира, в лик из клира,
Ты век и ветр, ты мир и миф.
Мне холодно, моя квартира
Меня страшит, во мгле застыв.
И право же – какого черта?
Меня давно томит мороз
И дым последнейшего сорта
Сих заунывных папирос.
Я целый месяц – слышишь, Муза –
Не привожу девиц к себе…
О, страшный вес земного груза
На поэтическом горбе!»
А Муза, ластясь и виясь,
Тихонько шепчет: «Нежный князь!
Премудрый отрок, смутный инок,
Не плачь из-за пустых лучинок.
Дитя мое, агу, агу,
Я милая, я все могу,
Все будет, все: дрова и слава…
Живи, как облака и травы,
Точись, как нож, и зрей, как рожь…
Вот ты померкнешь и помрешь.
И, одарен посмертной славой
При сладком пении скопцов,
Мой хмурый мальчик, мой кудрявый,
Придешь на мой любовный зов…»

Скребутся крысы. Гаснет свет.
Заплаканный молчит Поэт.

1929, Петербург

«Я верю – почему-то кто-то…»

Е.Н.Р.

Я верю – почему-то кто-то
Замкнул, как бешенство в вине,
В гробах — желание полета
И стуки заключил в стене,
Что, видимостями окутан,
Мир невидимкою летел,
Когда нам раб Господень Ньютон
Сказал о тяготенье тел.
Так, в наши дни, когда любовью
Никто не совершает чуд,
Когда проказою здоровья
Больные сборища орут
И в страшных спазмах словоблудья
Певцы забытых аонид –
Я собственной поверил грудью
В прекрасный вес надгробных плит.
Вот – выйдут завтра комсомольцы,
Заверещит автомобиль,
И грохнут толпы, ахнет пыль,
И дурочки наденут кольца,
И пудр и мыл повеет гниль,
И пыл строительства газеты
Распродадут по пятаку,
И пролетарские поэты
Спою свое «ку-ка-ре-ку», –
А я, к стене приникнув ухом,
Услышу мертвый стук часов,
Который слышится старухам
Во тьме ночной, как Божий зов.
И звук без эха, сир и вдов,
Войдет и в шуме обнищает…
И будет сказано без слов:
«То с асфоделевых лугов
Ваш город ветер посещает».

Август 1929, Харьков

ЭЛЕГИЯ О ПИСЬМАХ

А.В.Науману

Перебирал я на днях письма. Писем – тьма!
Милые разные почерки, подписи… Эх-ма!
(«Эх-ма» – междометье русское, выражает всегда тоску.
Выражение это свойственно нашему мужику.)
Вот подпись «Ляля» и с маленькой буквы написанное «Вы»,
Вот от кузины открытка, на ней изображены львы.
Содержание открытки гадкое: «Денег больше не пришлю».
Вот цикл писем, в которых пишут «люблю».
Вот письма вдовствующей дамы, в которую я был влюблен;
Их очень много. Перечитываю: какой инфантильный тон!
Вот письма поэтов умные, с эрудицией, но почерк – дрянь.
Вот еще письмо, нехорошее, почти непристойная брань.
Их много. Краски различные листков, конвертов, чернил –
Как много милых бывалостей я на черный день сохранил.
Вот теперь посижу, подумаю, погляжу в угловую темноту
И чье-нибудь письмецо пригожее, усмехаясь, перечту.
И грусть моя обыкновенная, людская о прошлом грусть,
Повапленная радужно, знаемая наизусть,
Скользнет по лицу капелькой, попробую – солоно на вкус.
Отложу я письма и отправлюсь на досветки здешних муз.
И Муза моя родимая споет мне, тиха, мила,
О том, как она из лесочка коров домой гнала,
И расспросит меня участливо, хорошо ли в себе таю
Я вечность свою случайную, нелегкую вечность свою.

26 октября 1929, Петербург

ЛАДОНЬ НА ГЛАЗАХ