Василий Звягинцев - Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых

• Название: Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых
• Автор: Василий Звягинцев
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011

Три романа из цикла «Одиссей покидает Итаку».

Содержание:

Дырка для ордена

Билет на ладью Харона

Бремя живых

---

Зато и другую службу тоже попробуете. Настоящую службу. Мы уже знаем, что вы великолепный солдат, умеющий такое, что нашим бойцам и не снилось. Вот и постараетесь им помочь, поучить настоящей работе. А уж там, дальше, все будет соответственно.

Кстати, этот домик закреплен за вами. Казарменный режим здесь только по специальному приказу вводится. А с вашим новым командиром, если об остальном договорились, я вас сейчас познакомлю.

Тарханов по уже десятилетней привычке знал, что спорить и торговаться с начальством бессмысленно, прогадаешь в любом случае, а вот согласиться — никогда не вредно.

— Зовите, что же еще?

Однако то ли с мимикой Тарханов не справился, то ли с интонацией, но полковник среагировал сразу.

— Только очень прошу, держите себя в руках.

— Да о чем вы, командир? Не знаю, как кого, а меня с первого дня в училище научили гальюны зубной щеткой драить и не жужжать. До поры…

…Место, где Тарханов–Неверов оказался, действительно было весьма серьезной организацией. И учебно–тренировочной базой, и фортом, и, как Сергей очень быстро догадался, подходящим плацдармом на случай чего. Чего именно — не его дело.

По крайней мере, все оргштатные мероприятия он прошел за пару часов в том самом, господствующем над территорией здании синего стекла.

И был зачислен в отряд «Печенег–3». Действительно рядовым. Так и было записано в карточке: «Рядовой капитан Неверов».

Невзирая на низшую должность, целых три унтер–офицера помогли ему выбрать на складе положенное вещевое имущество и вооружение. Для него в домике имелся железный шкаф, куда Сергей поместил положенные по штату пистолет–пулемет Судаева, штурм–карабин Симонова, пистолет Воеводина для постоянного ношения и еще один, такой же, но с глушителем.

И патронов ему выдали массу, то есть столько, сколько он сам счел нужным забрать со склада, а могли бы дать и больше, только попроси. Ему уже сообщили, что тиром можно пользоваться по собственному усмотрению в любое время и за расход огнеприпаса не отчитываться.

Три комплекта полевых камуфляжей на все сезоны, сапоги и ботинки. Бронежилет и каску. Спортивные тренировочные костюмы, шерстяной и льняной. Кроссовки и тапочки.

За то и любил Тарханов армию, что в большинстве вопросов вместо тебя думают специально на то поставленные люди.

Только вот парадной корниловской формы не дали. Сказали, что — в ателье и под заказ.

Грамотному человеку всего случившегося было выше головы для некоторых выводов.

То есть поднимут по тревоге, и через две минуты изволь быть готовым к бою помимо всяких там ружкомнат, очереди за получением «синего конверта» и прочей бюрократии. А где может потребоваться готовность к бою посреди Москвы? Правильно, в Москве же.

Подумаешь, бином Ньютона, вспомнил Тарханов слова доктора Ляхова на перевале.

…А еще до этого они с Савичевым обсудили некоторые детали.

Например, чтобы не смущать новых сослуживцев и начальство, Сергей решил, что пока по–прежнему будет числиться в капитанском звании и геройского знака тоже носить не будет. Поскольку жизнь у него начинается совсем другая, где следует заново подтверждать свое право не только на ордена, а вообще на хоть какой–то авторитет.

— Это вы правильно сообразили. Ваше от вас не уйдет. И жалованье по ведомости тоже будете получать капитанское. Остальное — на книжку. Последнее, что могу пообещать, — не понравится, рапорт об отставке напишете — сразу подпишу. Только мне отчего–то кажется, что не напишете.

— Посмотрим, — уклонился от прямого ответа Тарханов.

«Это мы еще посмотрим, кто рапорты раньше надумает писать».

…Следующий раз со своим новым начальником, капитаном второго ранга Кедровым, перешедшим в гвардию из морской пехоты и продолжавшим носить на камуфляжной рубашке флотские погоны, Тарханов встретился, когда уже переоделся в положенную по времени и обстановке форму.

Поздоровался совершенно в рамках субординации.

Ты командир, я рядовой, вот и вся дипломатия. Молчи, когда с тобой разговаривают.

Но перед этой встречей Сергей привинтил свой Георгиевский крест над левым карманом повседневного кителя.

Кедрова, похоже, это не задело.

— Независимо от прошлых заслуг начинать придется с самого начала, — сообщил кавторанг, ощущающий себя командиром–единоначальником. — Специфика у нас. Раньше в каких должностях служили?

— От взводного до комбата.

— И вдруг в рядовые потянуло? — Кедров, скорее всего, подумал, что капитан разжалован за какую–то провинность. Бывало такое, и не раз, герой, вся грудь в крестах, а накуролесил чего–то, и — пожалте бриться. Но вроде ничего подобного в документах нового сотрудника не отмечено. Да и Савичев не заикнулся, а должен был бы, если действительно штрафника в отряд отправил.

— Начальству виднее, — не стал помогать новому командиру Сергей.

— А что умеете?

Вопрос показался Тарханову глупым. Захотелось поставить кавторанга на место, поскольку еще неизвестно, что он сам умеет и вправе ли задавать вопросы. Но ответил он все равно аккуратно.

— Как все. Стреляю понемножку, из всего, что стреляет, и в пределах технических возможностей. Умею любое количество обормотов срочной и сверхсрочной службы построить в парадный расчет и заставить делать все, что требуется сегодня. Боевые машины водить умею. На вертолете летал (причем совершенно было непонятно слушающему, пассажиром летал или же в качестве пилота). Карту читаю свободно. Тремями языками владею. Все, наверное.

— Это понятно, мы тут все такие. Только языками не тремями, а двумями, поскольку командный и матерный — это одно и то же. — Кавторанг сказал это без улыбки. — А крест за что?

— Кто его знает. Наверное, за то, что при всех своих умениях за восемь лет ухитрился остаться в живых.

— Ага. У нас все то же самое плюс многое другое.

Стараясь не показать скептической усмешки, Тарханов согласно кивнул.

— Ясное дело, а все же поподробнее знать хотелось бы…

Кедров со странной неприязнью в голосе, причины которой Тарханов вполне понимал, сообщил, что их подразделение по численности равняется стрелковой роте, а по сути является специализированной и автономной боевой единицей, предназначенной для решения задач почти любого плана без привлечения дополнительных сил со стороны.

— Любого — это хорошо. Но как–то слишком обще. Все же — разведка, контрразведка, контртеррористическая деятельность, диверсионная работа в тылу врага?

— И еще многое другое. Смысл именно в том, что мы можем и должны, получив приказ, самостоятельно разработать и провести операцию любого из названных вами типов. Кроме того, параллельно с учреждениями полиции и жандармерии (или вместо них) обеспечить расследование уголовного преступления, если оно представляет интерес для нашего руководства. Ну и всякое другое в этом роде.

— Тогда вам действительно требуются специалисты самого широкого профиля. И чистые боевики, и криминалисты, и…

— Совершенно верно. Причем желательно, чтобы каждый наш боец сочетал в себе несколько профессий. Вот вы, например, что можете предложить?

Тарханов понимал, что настороженность Кедрова (если только он не просто сам по себе тяжелый в общении человек) можно объяснить и тем, что он просто опасается соперника в лице этого офицера. Чин и награды позволяют, да и наверняка хоть какие–то слухи о благоволении к нему Великого князя просочились на сторону. Иначе просто не бывает.

И, значит, ему всеми силами следует постараться создать у командира впечатление о полном отсутствии со своей стороны каких–либо амбиций, претензий на лидерство и о готовности безоговорочно выполнять любые приказы.

Ну, бывают же такие люди, начисто лишенные честолюбия и стремления к власти.

— Что предложить? Только то, что действительно умею согласно военно–учетной специальности. А насколько моя подготовка устроит лично вас — вам и судить, господин капитан второго ранга.

…Когда Тарханов появился в боевом расчете отряда «Печенег–3», к нему отнеслись несколько скептически.

Ну, тридцатилетний капитан, пришедший, согласно информации, из строевых частей, никому не известный и явно не сдававший сверхтрудного экзамена на право носить шоколадного цвета берет с золоченым орлом, держащим в когтях меч. Куда ему становиться в один строй с профессионалами, надевшими такие береты в двадцать три — двадцать пять лет.

Имеется у него Георгиевский крест, так и ветер ему в парус, мало ли кто и за что получает высокие ордена. А здесь парни, не отмеченные пока ничем, кроме денежных премий и именных часов, но зато знающие свое дело так, как никому и не снилось. Но раз начальство зачем–то сочло нужным направить его в отряд — кто будет спорить? Удержится — молодец, нет — скатертью дорога.