Журнал «Если» - «Если», 2001 № 11

• Название: «Если», 2001 № 11
• Автор: Журнал «Если»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001

Андрей ЩУПОВ. ДЕТИ ХЛЕБНЫХ ВРЕМЕН

Когорта смельчаков, ведомая опытным «cталкером», отправляется в рискованную экспедицию. Достигнут ли путники желанной цели?

Александр ГРОМОВ. ПОГОНЯ ЗА ХВОСТОМ

Горстка людей осталась от человечества, но и ей грозит смертельная опасность. Найдут ли обреченные выход? Продолжится ли род людской?

Евгений ЛУКИН. И ГРОМ НЕ ГРЯНУЛ

Молодому хроноавантюристу: подправить историю, оказывается, не так-то просто.

Терри БИССОН. НА КРАЮ ВСЕЛЕННОЙ

Счастье влюбленных всегда зыбко, тем более на краю Вселенной.

Гвинплейн МАКИНТАЙР. ПОЛОЖИ НА МЕСТО!

Видели ли вы когда-нибудь субатомную частицу? И никогда с ней не общались? Тогда немедленно читайте рассказ!

Джон ВАРЛИ. УБИТЬ БАРБИ

Идея не столь уж фантастична: тысячи женщин добровольно идут на муки, чтобы стать… как все.

Джеймс ВАН ПЕЛТ. ЧТО УЗНАЛА УИНА

…и о чем не было известно Герберту Уэллсу.

ВИДЕОДРОМ

Почему Тим Картон пытается всех обмануть?.. Самый плодовитый кинофантаст… Котособачьи войны…

Андрей СИНИЦЫН. ЭФФЕКТ СИНЕЙ ПАПКИ

Неужели московский фантаст — реинкарнация Нострадамуса? Расследование ведет критик.

Дмитрий БАЙКАЛОВ. НА ПОСЛЕДНЕМ БЕРЕГУ

Опять «русский киберпанк»? Что-то не очень похоже…

Сергей НЕКРАСОВ. ХИПИИ-ЭНД НА ОБОЧИНЕ

А это уже киберпанк по Гибсону. Или не совсем?

РЕЦЕНЗИИ

Для рецензента нет приятнее занятия, чем прогулка вдоль книжных рядов.

КУРСОР

Осенний звездопад. Награды так и сыплются на головы писателей. По преимуществу, одних и тех же.

КОНСИЛИУМ

Легко ли ученому быть фантастом, трудно ли фантасту быть ученым… но разговор пойдет не об этом.

ПЕРСОНАЛИИ

Авторы России и дальнего зарубежья.

---

Глазение всегда напоминает мне о старых добрых временах, когда кино еще не называлось искусством и в Бруклине показывали «кино-шоу» в виде бесконечного кольца. Тогда никто еще не беспокоился о каких-то там Концах или Началах, ты попросту сидел в кинозале, пока на экране не появится уже знакомый эпизод, а после вставал и уходил.

— Глазение чем-то напоминает супружество, ты не находишь? — шепнул я Кэнди.

— Супружество? — переспросила она с тревогой. — Ты не имеешь права на меня давить!

— Это не предложение, Кэнди, а комментарий.

— Комментировать фильмы разрешается. Комментарий по поводу супружества считается давлением.

— Я комментирую глазение, — сказал я. — Это значит…

— Тссс! — громко шикнули сзади, и я вынужден был понизить голос:

— …что какое-то время ты проводишь с другой половинкой пары, а какое-то без. Что вы приходите вместе и уходите вместе, но каждый из вас волен следовать собственным вкусам. Но ты всегда уверен, что вторая половинка пары сбережет для тебя местечко рядом с собой.

Я был без ума от Кэнди.

— Я от тебя без ума, — шепнул я ей.

— Тсссссс! — зашипела пара у нас за спиной (влюбленные копы-напарники на экране допрашивали хозяйку доходного дома).

— Завтра вечером, — шепотом пообещала Кэнди и нежно взяла меня за руку. — Что это? — внезапно спросила она, разглядывая девятку на моем запястье в свете фар автомобильной погони.

— Ээ… Это? Чтобы всегда помнить, как сильно я тебя люблю, — солгал я, не моргнув глазом, чтобы моя будущая невеста не сочла меня помешанным.

— Почему только шесть?

— Ты смотришь не с той стороны.

— Ах, так. Это уже намного лучше!

— Тсссссссссссс! — раздраженно прошипели позади.

Кэнди высадила меня из машины в полночь, возле мужской туалетной комнаты «Доброй Гавани Хоппи». Шагая домой, то есть в контору Виппера Вилла, по тропке через пустырь, я взглянул на почти полную Луну и тут же вспомнил о моем друге на его суровой гавайской вершине.

На небе виднелось лишь несколько звезд; возможно, что Вселенная действительно сжимается. Конечно, я никогда не мог разобраться в вычислениях Ву, однако они практически всегда оказывались верными. Но даже если так, с чего бы мне беспокоиться? Несколько миллиардов лет — подлинная вечность, пока ты молод, а в сорок один год человек еще не стар. Говорят, второй брак — это вторая юность! Тут я аккуратно переступил через свою старую подружку, которая при лунном свете выглядела неизмеримо лучше, чем всегда. Но разве то же самое нельзя сказать и обо мне?

* * *

Было уже почти десять, когда я пробудился на следующее утро и проделал привычный путь до «Доброй Гавани Хоппи», спотыкаясь и жмурясь на солнечный свет. «Янки Виппера Вилла», — заметил Хоппи, который заменял тормозные колодки уже на другом «форде», и я пробормотал «Верно», а Хопии сказал свое «А то» мне в спину, когда я вышел из туалетной комнаты и отправился в обратный путь через пустырь.

Перед накидкой из деревянных бусин я остановился: она определенно выглядела куда новее. Похоже, что на земле стало меньше рассыпанных бусин, а на неопреновых струнах меньше свободных мест. Но зачем гадать, если у меня в руках (то есть на левом запястье) неоспоримое доказательство?

Я проверил записанную цифру: 9.

И пересчитал бусины в четвертом сверху ряду: 11.

И повторил обе операции — с тем же результатом.

Я быстро оглядел окрестные кусты в надежде обнаружить там хихикающих мальчишек или даже Хоппи. Но пустырь был абсолютно пуст. Впрочем, как и следовало ожидать в центре Хантсвилла во время школьных занятий. Никаких детей с их непредсказуемыми забавами.

Поплевав на девятку, я стер ее большим пальцем правой руки и вернулся в контору, ожидая обнаружить на автоответчике еще одно послание от Ву, однако мои ожидания не оправдались. Часы показывали всего 10.30, до ланча у Бонни оставалась прорва времени, и что же еще я мог поделать, кроме как достать из холодильника банку колы, разложить на подоконнике своего Коркорана и приступить к расследованию.

Я как раз уже начал клевать носом, когда громоздкая антикварная факс-машина Виппера Вилла, дважды щелкнув, решительно пробудилась к жизни. Она шумела и гремела, брякала и крякала, посвистывала и повизгивала и наконец выплюнула на пол листок с пурпурными мимеографическими значками:

Подождав, пока листок остынет, я поднял его и разгладил бумагу. Надо бы положить рядом с первым, подумал я, и тут же зазвонил телефон.

— Ну как? — Это, конечно, был Ву.

— Гм. Снова Большой Крах? — предположил я наугад.

— Должно быть, ты держишь листок вверх ногами, Ирвинг. Формула, которую я тебе послал, описывает Антиэнтропийное Обращение.

— Я так и понял, — быстро солгал я. — Означает ли это твое Обращение, что Большого Краха не будет? — Честно говоря, я бы не удивился; вся эта история с красным и голубым смахивала больше на утренний телесериал, чем на подлинную катастрофу.

— Ирвинг! — с упреком произнес Ву. — Посмотри на мою формулу внимательно. АО неизбежно приводит к Большому Краху, оно попросту его провоцирует. Наша Вселенная не только сжимается, она обращается вспять. Это как обратная перемотка, ты понял? Согласно моим расчетам, все будет происходить задом наперед в течение ближайших одиннадцати или пятнадцати миллиардов лет, вплоть до Большого Краха. Дерево станет расти из пепла к дровам, из дров — к дубу, из дуба — к желудю. Разбитое стекло взлетит, срастется и вставится в оконную раму. Чай будет нагреваться прямо в чашке.

— Звучит увлекательно, — сказал я. — Даже может оказаться полезным. И когда все это начнется?

— Уже началось, — сказал Ву. — Антиэнтропийное Обращение идет полным ходом.

— Ты уверен? — Я потрогал банку с колой. Она заметно потеплела, но не следовало ли ей сделаться холоднее? Потом я взглянул на часы: было уже почти одиннадцать. — У нас тут все идет вперед, а не назад, — сообщил я ему.

— Разумеется, — сказал Ву, — пока еще рановато. Видишь ли, АО началось на Краю Вселенной. Это как стартовая черта авторалли или, если хочешь, граница, от которой отлив возвращается вспять. Прилив или автомобили уже стартовали, а людям на берегу и на финише все еще кажется, что ничего такого не происходит. Здесь, на Земле, мы можем ничего такого не заметить еще тысячи лет. Но по космическим меркам — это лишь мгновение.

Я не мог не моргнуть, припомнив накидку из бусин.

— Послушай, Ву, а может ли случиться такое… что здесь уже нечто возвращается вспять? Обратная перемотка, как ты это называешь?

— Маловероятно, — немного подумав, сказал Ву. — Вселенная столь невообразимо велика, и…

И тут в дверь постучали.

— Прости, Ву, — поспешно сказал я, — тут кто-то пришел, я должен открыть дверь.

Это была Кэнди, в своей безупречно отглаженной униформе цвета хаки. Вместо того, чтобы нежно чмокнуть в щечку меня, уже почти нареченного жениха, моя будущая невеста прямиком прошла к холодильнику Виппера Вилла (что на керосиновом ходу) и откупорила банку вишневой Диетколы-Без-Кофеина. Я сразу понял — что-то произошло, и притом нехорошее, поскольку Кэнди терпеть не может вишневой Диетколы-Без-Кофеина.

— По-моему, мы должны были встретиться во время ланча?

— Мне только что позвонили из Беличьего Кряжа, — сказала она. — Из санатория. Ирвинг! Папа врезал Зуммеру.

Мне, разумеется, послышалось «врезал по зуммеру», и будучи готов принять желаемое за действительное, я понял это как местный вариант идиомы «отбросил копыта». Напустив на себя скорбный вид и спрятав виноватую ухмылку, я подошел к ней, нежно взял за руку и бесстыдно солгал:

— Мне так жаль, Кэнди. Я ужасно огорчен.

— Ты и вполовину не так огорчен, как Зуммер, — сказала она, увлекая меня к дверям. —

У бедняжки здоровенный фонарь под глазом.

* * *

Беличий Кряж (санаторий) расположен к северо-востоку от Хантсвилла, в небольшой долине, над которой возвышается Беличий Кряж (гора). Это одноэтажное здание современной постройки с виду сильно смахивает на младшую школу или мотель, но пахнет как… Ну, вы знаете, как пахнут все богадельни. Кэнди привела меня в длинный холл, где мы нашли ее отца. Виппер Вилл восседал перед телевизором, привязанный к креслу, и тихо, ласково улыбался, взирая, как Джексон притворяется, что играет на гитаре и поет.

— Доброе утро, мистер Нойдарт, — вежливо поздоровался я. Язык у меня не поворачивался назвать его Виппером Биллом. Я уже говорил, что не знал отца Кэнди в бытность его грозой трейлерных парков четырех графств.

Старик, сидящий перед нами, был еще крепкого сложения, но какой-то мягкий (говядина, подернутая жирком), совсем без зубов, но зато с длинными, тонкими белыми волосами, которые этим утром казались немного серее, чем всегда. Его бледно-голубые глаза ни на секунду не отрывались от экрана, а пальцы неустанно поглаживали бумажную салфетку, разложенную на коленях.