Павел Карпов - Черная Пасть

• Название: Черная Пасть
• Автор: Павел Карпов
• Издательство: Издательство "Туркменистан"
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

... Черная пасть - так каспийские мореходы, таймунщики и рыбаки прозвали чудовищный и сказочно богатый залив Кара-Богаз-Гол. Страшными легендами и загадочностью овеяна Черная пасть, которая, по живучему преданию, пожирает мелеющий Каспий, заглатывая его воды в бездну. Таинственные сказания живут в народе и о "змеином острове" Кара-Ада, ставшем в годы гражданской войны местом гибели многих революционеров.

В заповедных местах добытчики и отважные искатели берут из каспийских тайников несметные химические богатства.

О суровых поисках кладов и жизненных дорог, испытаниях и приключениях эта книга.

---

Мне сразу же приглянулась длинненькая палочка с пупырышками и золотистым отливом, прямая, как свеча, и с двумя крепкими, чуть скошенными вниз усиками - это было настоящее чудо русской природы.

- Вот эту! - ухватился я за тонкотелую избранницу.

- Э-э, нет! - переполошился не на шутку Николай Николаевич, - только не эту... двухструйную!.. Любую, кроме нее. Этот посошок Жариков чудом выискал. Распро-наединственный на свете экземпляр!..

Детский писатель Леонид Жариков тоже отдыхал и работал тогда в Доме творчества, и не только писал, но и занимался ремеслом "резьбы по дереву". Для Ляшко он сделал несколько чудесных тросточек, и особенно полюбившуюся старику эту "двурогую" диковинку.

- Подбери, братец, другую! - отводил меня от своей любимицы Николай Николаевич.

И я выбрал палочку покороче, с длинным носом и широким лбом.

- Бери и храни! - строго наказал мне Ляшко. - И помни, что это от меня посошок! До того, как я приеду для встречи с туркменской весной, пусть у тебя побудет мой посошок. А потом посмотрим...

Я поклялся бережно хранить палочку из русского леса для путешествия старого писателя по туркменской весне. Из Малеевки я привез ее в Москву, а оттуда забрал в Ашхабад...

Посошок очень понравился Юрию Карловичу Олеше, а еще больше пришлась ему по душе затея Ляшко пройтись вслед за "вечной весной". Он даже хотел присоединиться к нему. Посошок для путешествия Олеша оберегал заботливо и глаз не спускал... с чибиса.

- Где чибис? Не утонул ли в снегу? - перебирая дорожную кладь и осматривая автомашину, беспокоился Юрий Карлович. - Пусть знает Ляшко - как заботлив Олеша!..

Нашел Юрий Карлович пропавшего "чибиса" и наказал мне не выпускать его больше из рук.

- Береги до большой весны!..

Олеша вручил можжевеловый посошок и вдруг принялся ругать. Сначала я не понял, за что...

- До весны еще далеко, а ты, дружок, оголен! Юрий Карлович заполохнул на мне пальто, загородил от снежного ветра и поднял воротник. Не успел я сообразить и что-либо предпринять, как Олеша замотал мне вокруг шеи свой шерстяной мягкий шарф.

- Защитись, и не забывай про это, когда горло в опасности!..

И можжевеловую тростинку с птичьим носиком и старенький серый в полоску шарф я храню до Большой весны. Ляшко и Олеша наказали...

* * *

- Оля, а правда он похож на гоплита! - воскликнул однажды Олеша, показывая своей жене на меня. - Осанка, рост, профиль... Напор, прямота и выправка!..

Я тогда только что расстался с солдатской шинелью, сохранял армейскую закалку и мог вполне походить на древнего пехотинца. Да и зачем было спорить, если Олеше выдумка понравилась.

* * *

- У меня есть говорящая кошка! Не верите?..

И Юрий Карлович брал на руки черную, с золотыми, горящими глазами и красным бантом, мурлыку. Короткая шерсть на ней лоснилась и кошка загадочно поводила усами.

- Понимаете ее? Нет... Я тоже не понимаю, - шутливо продолжал Олеша. - Но я пока многих языков не знаю... Кошачьего тоже. Однако убежден, что моя кошка имеет свой разговорник...

* * *

Когда ему сказали, что он любит часто смотреться в зеркало, Олеша ответил:

- Люблю, и сам не знаю почему. Не красоты ищу, а выражения мысли на лице... На Москвина похож? Что-то угадывается. Ну-ка, посмотрим! - Он принялся плавно поворачивать голову перед зеркалом. - Интересно, знал ли о нашем сходстве Москвин?..

* * *

- О моем хмеле говорят больше, чем это было и есть на самом деле, - без жалобы и раздумчиво сказал однажды Олеша, соблюдая почти трехгодичный пост. - В людях - страшная сила инерции! Иногда явь к нам приходит только через два-три года, и мы судим о вещах по старинке. На себе проверил. Когда я грешил, то меня часто попрекали... Потом я опреснился... Но по инерции многие продолжали при встречах сочувствовать мне. Потом был снова грешок, довольно затяжной. И вот при встречах меня вдруг начали хвалить и поздравлять... И вид, говорят, у вас, Юрий Карлович, стал совсем другим, вы посвежели, и все теперь довольны!.. А когда я действительно имел другой, свежий вид, то почему-то этого не замечали... Я не обижаюсь, но всем скажу: я мог бы написать толковый и вдохновенный трактат о хмеле... В нем было бы четыре части. Самая интересная, занятная и драматичная - четвертая часть "Похмелье"... Знаю, и это будет потом отнесено к ненаписанному. Как много - ненаписанного ..

* * *

...Сидели на диване в вестибюле Союза писателей. Зимний полумрак. Будничная тишина. Олеша курил и молчал, глядя в широкое окно, у которого подоконник был почти на уровне пола. Вдруг по коридору, слева послышались торопливые, тяжелые шаги. Мы повернули головы, привстали...

По ковровой дорожке шел Фадеев. Он был в шапке и длинной, пышной шубе. Стремительный, красивый, деловой. Олеша как-то вмялся в диван, отодвинулся за плечо соседа и хотел быть совсем незаметным.

Фадеев увидел. Низко поклонился и что-то сказал на ходу.

- Редко видимся, но не забыл, - проговорил Юрий Карлович. - Какой силой веет от него! Шагающий...

...И уже после того, как Фадеева не стало, Юрий Олеша с горечью и удивленно ворчал:

- Что наделал! А ведь знал, что нельзя этого делать...

* * *

При первой же нашей встрече в Москве после ашхабадского землетрясения, с волнением расспрашивая о городе и людях, Юрий Олеша захотел узнать:

- Интересно, что же осталось от комнатки, в которой мы когда-то жили?

Находясь во время войны в Ашхабаде, семья Олеши жила в гостинице "Интурист", на улице Гоголя. Комната находилась на втором этаже, в правом крыле огромного здания. Во время стихийного бедствия гостиница рухнула, но правая половина, к счастью, уцелела... Узнав, об этом, Юрий Олеша несказанно обрадовался:

- Я знаю, что Ашхабад ко мне всегда был добр. И как важно, что моя комнатка уцелела. Значит, я еще надежно храним, и катастрофы мне не угрожают!..

* * *

...Наш общий друг Борис Шувалов пострадал во время уличного происшествия. Юрий Карлович очень интересовался подробностями, и когда я сказал, что с ним произошел несчастный случай, Олеша стал бурно возражать. Он отвергал всякую случайность.

- У него были враги!

Мы принялись уверять, что никаких врагов у пострадавшего не было.

- Были, - стоял на своем Олеша. - Я хорошо знал одного из них. Однажды я видел, как наш друг заспорил с чистильщиком сапог... тот уронил нашего дружка, но Борис пустился на крайнее коварство. Лежа, он дотянулся ногой до ящичка с гвоздями и из последних сил, носком ботинка перевернул ящик и высыпал крохотные гвоздики в дорожную пыль... Чистильщик охнул, схватился за голову и заплакал... Я это видел. Представляете, что значили махонькие гвоздики во время войны? Я тогда же поругал друга за коварную выходку. Вполне допускаю, что обиженный чистильщик мог наказать... Истинный сапожник такое не простит.

* * *

...Последние встречи.

Их было три. Московская зима 1958 года. Лаврушинский переулок. Третьяковка, а напротив - писательский дом, в котором жил Юрий Олеша. Иду к нему с волнением и надеждой. Был слух, что заботливая Ольга Густавовна никого не пускает к Олеше. Он не совсем еще оправился от недавней болезни сердца и живет затворником.

Иду мимо висячей клетки лифта. Поднимаюсь по лестнице на седьмой этаж, двигаюсь осторожно, медленно, чтобы подольше побыть в этом доме. Может случиться, что я его не увижу... Опасения мои оказались не лишенными оснований. Вот и дверь с цифрой "73". Едва я успел отнять руку от звонка, как дверь резко, но узко приоткрылась и в проеме показалась голова Ольги Густавовны.

Поздоровались.

Ольга Густавовна была чем-то сильно обеспокоена, глядела подозрительно, испытующе. Приняла холодно и снисходительно. И то, что она сказала, было не совсем понятно.

- Конца нет... То вы, то Старостин... А Юра болен!

- Оля, не выдумывай! - послышался из коридорчика как всегда очень отчетливый и зажигающий голос Олеши. - Я - слава богу!..

- Юра, не настаивай! Мне лучше знать...

- А если я соглашусь лежать? - простодушно хитрил Юрий Карлович.

Задумавшись, Ольга Густавовна решительно потребовала от меня твердых гарантий:

- Обещайте... или - распрощаемся! Почувствовав облегчение от делового разговора, я сразу дал три заверенья:

- Ничего не нарушим, Ольга Густавовна! Во-первых, со мной ничего нет... Во-вторых, обещаем не выходить из комнаты ни вместе, ни порознь! И в-третьих, Юрий Карлович не пойдет меня провожать!..

- Ни шагу не сделаю за порог! - поклялся Олеша. - Беседуем и расстаемся в комнате. Соглашайся, Оля, условия для нас с ним кабальные!..

Нам поверили. И мы не нарушили своих обещаний. Вечер тот для меня незабываем и о нем хочется рассказать неторопливо и бережно... Увлекшись сразу же у порога разговором и желая окончательно покорить Ольгу Густавовну своим послушанием и благонамеренностью, мы с Юрием Карловичем направились из коридора в их семейную светелку. Я даже пальто снять не успел. Усадив меня на кушетку, Олеша притушил радио и уселся за свой небольшой рабочий столик, на котором красовалась портативная машинка, но рядом с ней лежал незаменимый карандаш и несколько начатых, не исписанных до конца листов бумаги.