Валентин Рыбин - Знойная параллель

• Название: Знойная параллель
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Издательство «Туркменистан»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

Автор романа «Знойная параллель» — лауреат Государственной премии имени Махтумкули Валентин Рыбин известен читателям по сборникам стихов .«Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести «Тайна лысого камня», рассказам и историческим романам «Море согласия», «Государи и кочевники», «Дым берегов». Основная, главенствующая тема писателя — дружба народов. Вот и в новом романе В. Рыбина рассказывается о том, как зарождалась пролетарская дружба между русскими рабочими Подмосковья и туркменскими дехканами, о том, какую силу она обрела и как широко разлилась по всей стране.

Роман «Знойная параллель» — произведение многоплановое, затрагивающее многие стороны современной жизни. Герои его — люди двух поколений, рожденные Великим Октябрем.

---

Стрелок, словно на гигантских качелях, закачался из стороны в сторону, с превеликим трудом успел погасить размашистую амплитуду и приземлился на краю аэродрома. Мы ринулись к нему. Две машины — пожарная и скорой помощи — догнали нас и оставили позади. А вот и командирский «виллис» мчится к месту приземления. Целая толпа пожарников и медработников окружила парашютиста: не понять — все ли в порядке? При виде командира полка все расступились. Мирошин стоит бледный, белее стены, а медсестра заставляет его выпить налитый в кружку спирт.

— Пей! — властно приказывает «батя», видя, что в лице парашютиста нет ни кровинки.

Мирошин вздрагивает от знакомого властного голоса и пьет, глупо улыбаясь. Пьет большими глотками.

Случай с Мирошиным вызвал разноречия среди командного состава. «Батя», например, снисходительно посмеивался, а замполит, подполковник Бабаев, говорил о хладнокровии и завидной выдержке стрелка. В целом же в полку несколько дней царила атмосфера настороженности. Было такое ощущение, что вот-вот заговорят о Мирошине где-нибудь в «верхах», и тогда наш штурмовой, гвардейский получит соответствующую оценку. Обстановка разрядилась самым неожиданным образом. Однажды утром, войдя в свой кабинет, полковник Ребров только было взялся за бумаги, как на пороге появился замполит.

— Здравия желаю, Олег Евсеевич. Читали о нашем Мирошине? Вот, полюбуйтесь. Целый очерк.

«Батя» даже не посмотрел, кто автор корреспонденции, пока не прочитал ее от первой до последней строчки. И лишь увидев внизу мою фамилию, потускнел:

— Черт те что,— выругался он удрученно.— Кто уполномочил этого Природина писать в газету?

— Олег Евсеевич, это вы зря,— упрекнул командира Бабаев.— Написано складно. Фальши никакой нет. К тому же, как я заметил, к очерку приложил руку кто-то еще. Тут и цифры точные, и оперативные выкладки. Думаю, прежде чем напечатать очерк, редакция консультировалась... Может быть, даже в дивизии.

— Уму непостижимо, Маха Магомедович, ну какой же это героизм! Стрелок вынужден был спасать себя, вот и спасся! Любой бы на его месте поступил точно так же!

— Вы, Олег Евсеевич, заговорили о вынужденности,— тихонько начал Бабаев.—Но разве не вынужденная обстановка — первое условие для рождения подвига? Давайте не будем уходить далеко, а вспомним, как стали героем вы. Вылетая на боевое задание под Керчью, вы даже и не подозревали, что встретитесь с тремя «мессершмиттами». Вы вынуждены были вступить в неравный бой.

— Ну вот еще, нашел пример,— обиделся «батя».

— Ладно, замнем для ясности,— сказал замполит.— Если хотите, я приведу с десяток примеров, когда люди становились героями благодаря тому, что их вынуждала обстановка!

Спор, наверное, продолжался бы долго, но в это время раздался телефонный звонок. «Батя» поднял трубку и услышал голос командира дивизии: «Поздравляю, Олег Евсеевич! Ишь как твоего питомца отметили! Молодец! Объяви Мирошину от моего имени благодарность. И всему личному составу полка».

— Слушаюсь, товарищ генерал,— растерянно ответил Ребров, положив трубку, покачал головой и виновато улыбнулся.

В тот же день на полковом построении «батя» в точности исполнил приказание командира дивизии. Личный состав, приняв поздравление, хором ответил: «Служим Советскому Союзу!». А Мирошина вызвали на середину каре и объявили благодарность.

О моей корреспонденции не было сказано ни слова, но все равно я праздновал победу.

— Вы — комсомолец, товарищ Природин? — спрашивает замполит, пригласив к себе в кабинет.

— Так точно, товарищ подполковник!

— Очень хорошо. А давно пишете?

— Так точно, давно. Со школьной скамьи.

— Что, если мы, то есть командование полка, доверит вам одно серьезное задание? Возьметесь? Сейчас я вам покажу...— Бабаев распахнул дверцы массивного шкафа и из бумаг и папок достал огромный альбом в бархатном переплете.— Тут вся история нашего полка,— сказал он, поднимая с пола выпавшие фотокарточки.— Вот если б вы взялись написать историю полка!

— Не знаю,— вырвалось у меня беспомощно.— Сумею ли?

— Вот и я тоже так подумал,— признался с некоторым огорчением Бабаев.— Парень вы вроде способный, но слишком молодой для такого дела.

— Почему же молодой? — обиделся я. — Пушкин в двадцать лет уже поэму «Руслан и Людмила» написал.

— Ну так то — Пушкин,— скептически усмехнулся замполит и опять спросил: — Может, попробуете?

— Попробую...

— На аэродром будете ходить только в дни полетов, остальное время в вашем распоряжении.

— Товарищ подполковник,— осмелел я,— разрешили бы мне по средам посещать заседания литературного объединения при городской газете.

— Ну, что ж, это, пожалуй, можно,— подумав, согласился замполит.

3.

В среду я отправился в Хурангиз. Пригородный поезд с полчаса волочился по долине, минуя речушки и пожелтевшие сады, и остановился перед зданием вокзала. На привокзальной площади людно. Толпы у автобусных остановок, возле базарчика, возле магазинов, парикмахерских и около чайханы, которая вольготно раскинулась около широкого арыка. С одной стороны дощатые настилы и кошмы, с другой — жаровни с пряным шашлыком. Из чайханы несется одуряюще звонкий голос певца и бренчание струн. Пируют, разумеется, бывшие фронтовики. Среди полосатых таджикских халатов видны гимнастерки. Около них образуются компании. Люди с интересом слушают их, поют для них лучшие песни. И вообще, если присмотреться, то бывшие военные — всюду.

Вскоре я добрался до двухэтажного дома, в котором размещается редакция хурангизской газеты. В коридорах тишина, лишь где-то постукивают пишущие машинки. В секретариате мужчина в кителе без погон спрашивает:

— У вас стихи?

— Я приехал на собрание литобъединения. Наш замполит звонил редактору.

— Слышал о таком разговоре. Но занятия в семь, рановато приехали.

Действительно, до семи еще целых три часа. Дерзкая мысль, которая не покидала меня всю дорогу, пока ехал сюда, вновь обжигает сердце. «Надо найти Тоню Глинкину: это ведь не очень сложно!» Спросив у прохожих, где находится пединститут, шагаю мимо больших фонтанов у гостиницы, минуя кинотеатр, выхожу на базарную площадь. Снова толпы у прилавков и суета невероятная. Обогнув шумную толчею, спешу к подъезду института.

У входа группа студенток с учебниками. Судя по всему, занятия только кончились. Спросив у девушек, где общежитие факультета истории, спешу туда. Одна из студенток вызвалась меня проводить.

— А вы к кому?

— К Глинкиной.

— Знаю, знаю такую. А вы кто ей... Брат или?..

— Не брат и пока что даже не «или». Просто знакомый.

Мы взбежали на второй этаж. Девушка отыскала нужную комнату, отворила дверь и церемонно доложила:

— Глинкина, принимай гостя.

В комнате четверо девушек. Все удивленно переглянулись.

— Вам кого? — спрашивает Тоня, отходя от зеркала, перед которым она только что прихорашивалась.

— Вас,— неуверенно выговариваю я.

— Меня? — удивляется девушка и хлопает глазами. Остальные смеются.

— Ну, святоша! Только говоришь, что у тебя никого нет, а посмотри, какой красавец пожаловал!

— Вы серьезно... ко мне? — строже спрашивает Тоня.

— Ну, тогда, на озере... Помните? Я документы у вас проверял!

Девчонки расхохотались еще громче, а Тоня залилась румянцем.

— Да, кажется, припоминаю,— соглашается она и направляется к двери.— Давайте-ка выйдем, тут все равно не дадут поговорить.

Мы останавливаемся возле лестничных перил.

— Зачем вы пришли? Опять, что ли, документы проверять? — спросила Тоня.

— Нет, не за этим, — отвечаю стесненно. От волнения у меня все дрожит внутри.— Я в редакцию приехал. На заседание литобъединения. Я сочиняю стихи.

— Ну и о чем у вас стихи? — спрашивает Тоня.

— Обо всем... О небе... О любви... Пойдемте со мной?

— На литобъединение? — растерянно переспрашивает Тоня.— А это во сколько? Мне вечером в библиотеку. Она только до десяти работает.

— Успеете, я провожу вас. Пойдемте?

Пока мы разговариваем, дверь комнаты все время открывается и девчата поглядывают в нашу сторону и хихикают. Тоня нервничает. Отвлекаясь от нашей беседы, она бросает выразительные взгляды на подруг.

— Вы не обращайте на них внимания,— просит она, мило улыбаясь.— Я ведь им рассказала о том случае на озере. Хотите, познакомлю? Идемте в комнату! Девочки,— говорит она с нарочитой дерзостью, чтобы окончательно побороть смущение.— Это действительно он. Познакомьтесь.

— Вождь революции... Марат,— говорю я и подаю руку каждой в отдельности.

— Француз? — с недоумением спрашивает одна, в мелких кудряшках.

— Не совсем, — мигом отвечаю ей.— Я — гренландец.

Вот Тоня знает. Нас вместе с ней эвакуировали с гренландского ледяного материка.