Валентин Рыбин - Море согласия

• Название: Море согласия
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Магарыф
• Жанр: Историческая проза

Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.

История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.

---

Командующий нахмурился. Взяв газеты с дивана, он бросил их на стол и некоторое время смотрел в окно. Затем спросил:

— Причина смерти какова?

— Белая горячка, Алексей Петрович. Он и раньше употреблял много лишнего. Я неоднократно предупреждал его, чтобы бросил пить.

Командующий замолчал, и Николай Николаевич, видя, что смерть моряка вызвала у генерала сострадание, начал оправдывать других моряков и офицеров вверенной ему команды. Ермолов сказал:

— Ладно, не вымаливай милостыню. Знаю, что не все люди пьяницы. Иван Александрович говорил мне, что посылал тебе летучую в Баку с приказом наградить команду экспедиции?

— Я получил приказ я деньги. Рядовому составу роздал по три рубля серебром, унтер-офицерам — по пять. Получено было от Ивана Александровича указание насчет Киятова сына. Ныне он ежесуточно получает по три рубля серебром.

— С охотой отдал сына Кият? — спросил Ермолов. — С величайшей охотой! Кият боится, как бы вовсе не потерять с нами связей. Да и желание его обучить сына грамоте велико. Кстати, от Кията вам письмо, — Муравьев достал из сумки исписанный листок с печатью. Ермолов вслух прочитал первые строки:

«Вступив уже с родственниками и приближенными моими под высокое покровительство Российской империи, желаю служить вам, жертвуя собой...» «Командующий оторвался от письма, сказал: — Ты вот что. Приготовь доклад о поездке, послушаем.

Вечером, возвратись домой, Муравьев застал в комнате Якши Амулат-бека. Они только что окончили вечернюю трапезу — на ковре стояли пиалы и сахарница со сладостями, Оба были в бешметах и круглых шапках, в начищенных до блеска сапогах — видимо, собирались на прогулку. Амулат элегантно поклонился полковнику:

— У меня в Тифлисе есть родственник, я хочу познакомить с ним Якши-Мамеда.

— Ну что ж, пусть идет, — согласился Муравьев, входя в кабинет и думая, что пора садиться за отчет о поездке.

Однако в тот вечер заняться делом ему не удалось — пришел Верховский, пригласил к Ахвердовой:

— Небольшая пирушка. Там я тебя познакомлю кое с кем.

— С удовольствием, Евстафий Иваныч. С величайшим удовольствием!

Тотчас они вышли на улицу и остановили извозчика.

Дом покойного генерала Ахвердова глядел на дорогу множеством окон, балконами и величественным порталом. Вечернее солнце скользило по жестяной зеленой крыше в верхушкам голых деревьев. Коляска въехала во двор и остановилась. Отсюда открывался вид на Куру. Прямо от галереи начинался пологий склон — весь в деревьях и виноградных лозах. Тут и там сиротливо стояли беседки со скамейками. Ближе к дому — флигель: в нем жила семья князя Александра Чавчавадзе. Приезжая из Карагача, он останавливался здесь у жены, которая почти не выезжала из Тифлиса; она была задушевной приятельницей генеральши.

Дом Ахвердовых всегда был предоставлен гостям. Здесь очень часто собирались свитские; проводили время в играх и беседах, устраивали литературные вечера. Иногда перед: гостями выступали самодеятельные артисты. На вечерах частенько присутствовали самые почтенные люди Тифлиса: князья Орбелиани, Бебутов, Мадатов, предводитель дворянства Багратион-Мухранский, генералы Горчаков, Вельяминов. Заходил сюда в Алексей Петрович. Гостеприимство хозяйки ему особенно нравилось, и он подарил ей свои клавикорды, которые теперь стояли в гостиной. Оттуда доносились мелодичные звуки.

В прихожей Муравьева и Верховского встретила сама Ахвердова. Тридцатилетняя красавица в длинном декольтированном платье с радостью и упреками, что заставляют себя ждать, живо подошла к офицерам, помогла им снять сюртуки.

— Ах, Николенька, мы так ждали вас еще вчера! Едва вы приехали, как мне стало известно...

— Вчера не мог, Прасковья Николаевна. Забот множество,— отвечал Муравьев, стыдясь ее навязчивой ласки.

На пороге гостиной он остановился, мельком окинул собравшихся господ.

— Как вы находите мой уголок? — спросила генеральша.

— Прелестное гнездышко, — с улыбкой ответил Муравьев и вошел, здороваясь со знакомыми с незнакомыми гостями хозяйки. Два путешествия Муравьева давно уже сделали его личностью приметной в обществе. Еще никто его не видел после поездки, и все с душевностью пожимали ему руку, поздравляя со счастливым возвращением.

Отдав дань почтения господам, Муравьев подошел к столику, за которым сидел Верховский, к опустился в кресло. В глубине гостиной на клавикордах играла дочь покойного генерала Ахвердова, Софи. Рядом стоял Грибоедов.

Девочка, с распущенными волосами, перевязанными голубой лентой, играла не очень искусно, да и вовсе не старалась. Держалась она довольно хладнокровно, будто в гостиной никого не было. Скорее всего она сознавала, что никто на нее не обращает внимания: все заняты друг другом.

Александр Сергеевич, разглядев офицеров, подошел к ним.

— Рад видеть вас, Николаи Николаевич, живого в невредимого в наших кругах, — приветствовал он Муравьева, пожимай руку.

— Прочь, прочь ханжество. Александр, — засмеялся Муравьев. — Я ведь знаю вас,

— В самом деле я рад. Ну, хотя бы потому, что не мне, а вам придется исполнить роль увеселителя-музыканта. У меня сломана рука.

Муравьеву понравилась грустная шутка Грибоедова. Кто-то тут же предложил Муравьеву сесть за клави-

корды.

— Неловко, господа. Сонечка так старательно игранет, — отказался было он. Но в это время Софи как раз закончила романс и оглянулась, будто почувствовала, что о ней говорят.

Николай Николаевич подошел к ней сбоку. Остановился, скрестив на груди руки. Софи, увидев его, улыбнулась.

— Ой, вы уже приехали! — искренне обрадовалась она. И тотчас, будто он отсутствовал не год, а день или два, искренне предложила: — Сыграйте что-нибудь. У меня что-то сегодня ничего не получается.

Софи встала, приглашая Муравьева к клавикордам. Гости захлопали в ладоши, и сразу донеслось несколько голосов, просящих сыграть что-нибудь для души. Муравьев поправил воротник мундира, сел и опустил руки на клавиши. Звучный аккорд заполнил комнату и рассылался на мелкие яркие звуки: будто ветром всколыхнуло люстру и переливчато зазвенели ее хрустальные подвески. Софи, облокотившись на угол клавикордов, с болезненным восторгом уставилась на музыканта. Муравьеву стало не по себе от ее взгляда. Взгляд девочки давил его своей бессознательностью. Ему хотелось вырваться из ее цепких глаз, и он играл с таким ухарством, будто хотел испугать ее.

В залу между тем входили новые гости. Сквозь звуки клавикордов до Муравьева долетал их говор. Из вестибюля слышался приятный бархатистый голос хозяйки, Она то журила кого-то, то перед кем-то извинялась, и Муравьев по ее тону узнавал, кто пришел.

Сыграв еще каденции Россини, Муравьев встал, легонько поклонился, опять усадил за клавикорды Софи я вернулся к компании. Тут уже появились новые господа. Среди них и приезжий — Устимович. Сидели, плотно составив столы, довольно энергично беседовали о событиях в Пьемонте и Валахии. Муравьев сел тоже и, не включаясь в разговор, долго слушал, отчетливо понимая, как родственна связь восстания карбонариев в Неаполе с выступлениями Семеновского полка. Что и говорить, государь расправился с семеновцами, а через месяц после «семеновского бунта» конгресс монархов в Тропнау принял меры для подавления революционных движений в Европе.

В разговоре вольнодумцы не заметили, как все приглашенные постепенно переселились в столовую, где был подан горячий ужин. Прасковья Николаевна дважды заходила в залу и напоминала друзьям, чтобы шли кушать. Наконец, гостиная опустела. Последними вышли Устимович и Муравьев.

— Не напоминает ли вам все это детские забавы? — усмехнулся Николай Николаевич.

Установич серьезно посмотрел в глаза Муравьеву, сказал:

— Мне необходимо с вами поговорить, Николай Николаевич.

— Тогда, может, выйдем во двор — здесь накурено?

Они прошли по коридору, отворили дверь и оказались в галерее. Она была пуста. Кроме старого стола, ничего тут не было. Устимович облокотился на парапет, Муравьев встал рядом. Оба некоторое время смотрели в глубь ночи, облитую бледным светом луны. Устимович сказал:

— Прежде всего... Я привез вам поклон от Никиты в от всех наших.

— Спасибо. Я всегда ждал — кто-нибудь приедет.

— Никита мне говорил, что все время вашего пребывания в Петербурге вы имели с ним беседы.

— Да, вообще-то мы единодушны во многом, — ответил осторожно Муравьев.

— Наступила пора действовать, — решительнее заговорил Устимович. — Ныне Коренная управа считает главкой ошибкой нашего союза то, что слишком мало сынов отечества на командных постах. Будь армия в наших руках — неизвестно, что бы сейчас делалось в Петербурге.

— Что же предлагает управа? — с интересом спросил Муравьев.