Василь Хомченко - Боевая тревога

• Название: Боевая тревога
• Автор: Василь Хомченко
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1977

Известный белорусский писатель Василий Федорович Хомченко многие годы служил в армии и хорошо знает, как проходят боевые будни советских воинов в мирные дни.

В солдатской службе нет мелочей. Умение метко поражать из стрелкового оружия цель, способность по бездорожью, когда на дворе стоит темная ночь и дорогу нельзя освещать фонариком, стремительным броском, тихо и незаметно пробраться в намеченный командиром пункт и в считанные минуты, уложившись в жесткое время, окопаться и тщательно замаскироваться – это большое воинское искусство. И чтобы им в совершенстве овладеть, нужны настойчивость, выдержка, хорошее физическое развитие, воля к победе над трудностями.

То, что в обыденной жизни кажется совсем невозможным – спать, например, в палатке зимой, – для солдата дело обычное. Натянул палатку, набросал на нее снегу, чтобы теплее было, и отдыхай, пока не поднимут по боевой тревоге.

Рассказы Василя Хомченко, включенные в эту книжку, посвящены именно этой стороне воинской жизни, будням советских солдат и матросов, охраняющих наш мирный труд.

---

Ефрейтор Исаев подошел к Семину, доложил, что мы прибыли в его распоряжение. Лицо лейтенанта при каждой затяжке освещалось в темноте, и на нем чернели усики. Семин продолжительно затянулся, провел пальцами по усикам – такая у него была привычка – и начал объяснять задачу. Он присел (и мы все трое присели), развернул карту, осветил ее фонариком.

– Ваша задача простая, – сказал он, и это тоже его привычка – такими словами объяснять каждое задание. Лейтенант подчеркивал этим самым, что задание, каким бы оно ни было сложным и тяжелым, должно быть выполнено так же точно, как и самая легкая команда, ну, скажем, команда «смирно», или «направо». – Пойдете по определенному маршруту. Вот он. – Семин ткнул в карту длинным острым ногтем мизинца: – Через этот луг, лес, поле. Потом опять будет лес. Конечный пункт – перекресток двух шоссейных дорог. Прибыть на место не позднее пяти ноль-ноль. Раньше можно. На месте отрыть окоп для наблюдения, замаскироваться, ждать прихода всего взвода. Ясно?

– Так точно.

– Вот вам карта, компас, фонарик. Старший группы вы, товарищ Исаев. И еще слушайте: вы не просто идете по маршруту, но и ведете разведку. Вы – разведчики. Поэтому идти надо осторожно, тихо, как тени. Вопросы есть?

– Есть, – отозвался Чеботару, такой же солдат-первогодок, как и я. – А почему обязательно через лес и болото? Туда и по шоссе можно. Хотя и круг, зато легче.

– Нужно уметь ходить ночью и по лесу, – строго ответил лейтенант. – А теперь изучите по карте маршрут, определите расстояние и – счастливого пути. Помните, вы – разведчики.

– Ай, ай, – покачал головой Чеботару и заговорил по-своему, по-молдавски, а потом опять по-русски : – Почему нельзя по шоссе? Как можно в такую темень по лесу плутать…

Мы изучили карту, выбрали себе ориентиры. Звездное небо благоприятствовало нам, оно было чистым. Звезды Большой Медведицы горели ярко, особенно в ее четырехугольнике две крайние. Я мысленно соединил их прямой линией, провел линию дальше и через пять таких отрезков нашел Полярную звезду. Она пульсировала, как расплавленный кусочек металла, и на ее краях дрожали искорки. Это и будет нашим ориентиром в пути.

Исаев доложил Семину о готовности, и мы двинулись в темноту.

Сразу же от дороги начался луг, поросший жерухой (Жеруха – многолетнее лекарственное растение.), жидким, низкорослым лозняком, и двигаться нам было легко. Но вскоре кусты стали гуще, высокая густая трава доходила до колен, ноги в ней путались, каждый шаг давался с трудом. Мы шли по ложбине и никак не могли дождаться, когда она кончится.

Был второй час ночи, воздух остыл после знойного дня, стал холодным, влажным, на траву и кусты легла роса. Было темно – августовские ночи самые темные летом, – и, чтобы разглядеть что-нибудь впереди, мы пригибались к земле. Тогда на фоне неба отчетливо виднелись отдельные деревья и кусты. Нам светили только звезды. Не шелохнутся ни травинка, ни листик – такая стояла тишина.

Луг не кончался, кусты снова поредели, земля стала вязкой, между кустами блестели лужицы. Громко чавкали сапоги, порой ноги проваливались в раскисший чернозем и выдирались оттуда с протяжным хлюпаньем. Первый час шли бойко, захваченные ощущением важности возложенной на нас задачи и желанием выполнить ее как можно быстрее. А потом все чаще кто-нибудь из нас – то я, то Чеботару – отставал, останавливался, делая вид, что поправляет обмундирование. Усталость все больше и больше давала о себе знать, ноги тяжелели, ломило спину.

Мы скорее почувствовали, чем увидели, что впереди потемнело, точно не мы шли, а на нас надвигалась черная стена, и все кусты, отдельные ольхи, различаемые до этого с небольшого расстояния, затушевались темнотой, слились с этой стеной.

– Лес? – удивился я. – По моим предположениям к нему мы еще не должны были подойти.

– Ольшаник, – сказал Исаев, – и кусты.

– Слушай, Исаев, – не выдержал Чеботару. – Зачем у тебя фонарик? Давай свети им.

– Может, лучше ракетами освещать дорогу, – насмешливо сказал ефрейтор. – Ты что, так бы и на войне в разведку ходил с фонариком?

Исаев остановился, посмотрел на Полярную звезду, на компас, – направление мы держали правильно.

– Через километр будет поле, а на нем отдельное строение.

Говорил ефрейтор тихо, как и полагается в разведке, оглядывался, вслушивался в тишину, и этой настороженностью захватил меня и Чеботару. Я тоже начал оглядываться и, прислушиваясь, помалкивал.

Перед стеной ольшаника ефрейтор дал мне карту, компас, сказал, чтобы я определил, где находимся. Я освободил тормоз стрелки. Зеленый ее кончик, крутнувшись, застыл в северном направлении. Я повернул карту верхним обрезом на север, взглянул на Полярную звезду – она во время нашего похода светилась слева, так как мы шли на восток, – и показал на карте место – западную окраину ольшаника.

– Правильно, – похвалил Исаев и сказал, что через некоторое время он спросит об этом же и Чеботару. – Вы должны уметь самостоятельно ходить по маршруту.

Мы направились в ольшаник. Высокие ольхи были только по краю, а дальше начался заболоченный лог, деревья только изредка попадались, зато стал гуще кустарник – лоза и калина, почти непроходимые заросли. И мы шли, пробивались сквозь них, протискиваясь боком, прикрывая лицо, чтобы не напороться на сук. На голову, спину, за ворот сыпалась роса, листья. Шли цепочкой, друг за другом, первым был всегда Исаев. Ветки цеплялись за одежду, ремни, автоматы. У меня с головы сорвало пилотку, пришлось искать ее, подсвечивать фонариком. Казалось, этим кустам-джунглям не будет конца. Я совсем выдохся, устал, хотелось повалиться на траву и полежать хотя бы несколько минут. Но голос ефрейтора все время подгонял:

– Не отставать, хлопцы. Еще немного – и будет поле.

Чеботару взмолился:

– Послушай, Исаев, куда мы летим очертя голову? Пожар? Или война на пятки наступает? Может, правда на войну бежим?

– Потом поговорим, – ответил Исаев, и по его голосу я понял, что и сам он устал не меньше нас.

– Я курить хочу, – не унимался Чеботару. – Мы можем пять минут отдохнуть?

– Курить запрещаю. Мы в разведке.

Кусты, кажется, поредели, или, может быть, мы просто научились сквозь них пробираться. Исаев каким-то свойственным ему чутьем находил в зарослях прогалину, забирался на нее, широко отгибал прутья и передавал их из рук в руки тому, кто шел следом. Шли следом я и Чеботару по очереди.

А Полярная звезда, наш верный ночной маяк, неугасимо светила нам слева.

Кустарник и подлесок кончились неожиданно, и мы очутились перед полем с ровной, твердой под ногами землей. Дохнуло на наши вспотевшие, разгоряченные лица ветерком и прохладой. Поле было сжатое, светилось стерней и пучками оставленной там и сям соломы. Оно простиралось широко вправо и влево, а впереди обрывалось, отсекалось опять черной стеной леса. Сапоги зашуршали по стерне, мягко зашелестели по соломе. Я сразу определил: здесь было ячменное поле. Нагнулся, взял пучок соломы, мокрой от росы, понюхал, почувствовал прелость ее осеннего тления.

«И у нас тоже давно уже скосили ячмень», – подумал я и вспомнил свое деревенское поле, свой комбайн, на котором еще совсем недавно работал с отцом. Волнующая, щемящая радость охватила меня, воспоминания, будто вернувшие меня домой, влили в тело новые силы, бодрость, и я, прибавив шаг, обогнал вначале Чеботару, а потом Исаева.

Теперь я уже не мог оторваться от воспоминаний о доме, отце с матерью, деревне, своих односельчанах. Особенно запали мне в душу проводы в армию, словно это было вчера, а не в мае, три месяца назад…

Повестку мне принесли сразу же после майских праздников, прямо в мастерскую, где я помогал отцу ремонтировать комбайн. Руки мои были в мазуте. Почтальон развернул ее перед моим лицом, и я прочитал: мне приказано прибыть со всеми необходимыми вещами – они перечислялись – через три дня. «Вас шестерых призывают», – сказал почтальон, положил повестку на ящик с инструментами, чтобы не снесло ветром, прижал гайкой. А я стоял и не знал в первые минуты, что делать, за что хвататься. Хотя и ждал такой новости со дня на день, но вот, когда пришло время, растерялся от волнения. Меня захлестнуло чувство тревоги, заботы, ответственности. Это я только потом понял, уже в армии, что такое происходит почти с каждым новобранцем. Повестка – этот небольшой кусочек бумаги, точно команда, она мгновенно, категорически и строго отрывает человека от привычной жизни и посылает в мир совершенно неведомый, новый, непривычный, а поэтому в первое время и боязно и тревожно.

Работать в тот день я больше не мог. Прижатая гайкой повестка трепетала, как белая птичка крылышками, казалось, подгоняла меня, звала с собой в дорогу. Отец понял мое состояние, отпустил: «Иди, солдат, подготовь свою душу к службе. И со мной такое было. В сорок первом году».