Роберт Смит - История психологии

• Название: История психологии
• Автор: Роберт Смит
• Издательство: Издательский центр «Академия»,
• Жанр: Психология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7695-3816-2

В предлагаемом учебном пособии описана история представлений о человеке и его природе, начиная с эпохи Просвещения и до конца ХХ в. Оно посвящено попыткам человека понять свое предназначение в этом мире и пересмотреть свои взгляды и ценности. Развитие психологии показано во взаимосвязи с историей страны, такими, как наступление эпохи модернизма, влияние на западную мысль колониализма, создание национальных государств, отношения между юриспруденцией и понятием личности, возникновение языка для характеристики духовного мира человека. Роджер Смит — историк науки, имеющий международную известность, почетный профессор Ланкастерского университета, выпускник Королевского колледжа в Кембридже. Преподавал курсы истории европейской мысли, психологии, дарвинизма в университетах Великобритании, США и Швеции. Автор многих книг и статей по истории науки, в том числе фундаментального труда «История наук о человеке» (1997), часть которого, переработанная автором специально для российского читателя, составила настоящее издание.

---

Каждый раздел этой главы посвящен какой-то одной из попыток психологии (мы рассмотрим наиболее значительные) добиться статуса науки. Речь пойдет о трех направлениях, наметившихся в XX в.: бихевиоризме, поборником которого был интересный, но подчас склонный к крайностям, психолог Уотсон; необихевиоризме 1930— 1940-х гг., представители которого утверждали, что опираются на философию науки, логический позитивизм и опе- рационализм; гештальтпсихологии, появившейся в Германии перед Первой мировой войной и процветавшей там в 1920-е гг.

Этим трем направлениям предшествовала экспериментальная психология сознания, опиравшаяся на самоотчет, уже обсуждавшаяся выше (особенно в связи с Вундтом). Кроме того, бок о бок с ними продолжал существовать еще более ранний претендент на звание науки о психике — физиологическая психология. Это направление, в котором ключ к объективности видели в том, чтобы рассматривать психику как производную от процессов, происходящих в нервной системе, основывалось на солидной и весьма престижной естественной науке — физиологии. Однако изучение мозга как органа мышления могло поставить под сомнение независимость психологии как отдельной предметной области, так как, по мнению некоторых ученых, став объективной, психология превратится в физиологию. Это серьезно беспокоило целое поколение психологов, которые в конце XIX в. пытались узаконить свои исследования как отдельную университетскую дисциплину. Для этого им нужно было показать, что у них есть объективные методы, отличающиеся от методов физиологии. Поэтому для них такой важностью обладали и эксперименты с содержаниями сознания, и тесты психологических способностей — и те, и другие фиксировали такие предметные области и методы, которыми владели только психологи. Наконец, в этой главе есть части, посвященные парапсихологии — или, как ее еще называли, психическим исследованиям, — и феноменологии. Парапсихология включена на том основании, что была областью на границе психологии, вызывающей большой интерес у публики. Попытки психологов определить пределы возможностей своей науки могут также многое рассказать о том, что понимается под научной объективностью. В свою очередь феноменологическая психология включена потому, что предлагала определение объективности, сильно отличавшееся от естественно-научного.

Вопрос о том, является ли психология наукой, был настолько животрепещущим, что иногда приводил к кризису идентичности: психологи с завистью смотрели на физиков, химиков или физиологов. Они стремились к объективности, присущей естественным наукам, и боялись, что не обладают ею. То, что они изучали, слишком часто выглядело либо субъективным — как, например, душевные переживания, либо не поддающимся измерению — как, например, личная идентичность и сознательная целенаправленная активность. Ученые-физики, казалось, были в более выгодном положении: объекты, которые они изучали, были внешними по отношению к исследователю и им не была присуща самодетер- минация. К концу XIX в. естественные науки добились интеллектуального лидерства в научном мире и значительного общественного статуса, и их авторитет затмевал взоры психологов. Вследствие этого новые психологи взяли на вооружение экспериментальный метод и, позднее, интеллектуальные тесты как средства достижения объективности, характерной для естественных наук. Однако эти методы и методики сильно влияли, во-первых, на выбор темы исследования и, во-вторых, на содержание получаемых знаний. Методы не были нейтральными. Некоторые феномены — например, восприятие, память, движение — могли быть подвергнуты экспериментальному исследованию, а некоторые нет. Вундт, например, вывел мышление и язык за пределы эксперимента, хотя и не сомневался, что их изучение должно стать частью психологической науки. Но позже, особенно в США, из-за того, что эксперимент считали необходимым условием превращения психологии в точную науку, из сферы рассмотрения исключали проблемы, не поддающиеся экспериментальному изучению. Иногда психологи сосредоточивались на теме научения, что на практике означало экспериментальное изучение поведения крыс, — и почти полностью исключали из исследовании мышление, язык или воображение человека. Психология была своеобразной наукой, поскольку определялась своими методами в большей степени, чем предметом своего исследования. Критики сомневались, что только методы при отсутствии связного и рационально обоснованного содержания могут быть достаточными для построения научной дисциплины. Однако мы должны признавать как историческую реальность, что психология была озабочена прежде всего своей методологией, и отмечать, когда эта озабоченность, даже привнося некую строгость в исследование, вела к исключению из рассмотрения тех или иных тем.

Ученые XIX в., от Конта до Гальтона, противопоставляли состояние знания о физической природе и состояние знания о человеческой природе и обществе. Оглядываясь назад, они видели научную революцию, преобразившую знание о физической природе в XVII в. и продолжавшую свое победное шествие в сфере знания о биологической природе в XIX в. Они были готовы продолжать это движение и завершить революцию человеческой мысли, создав точные науки о человеке. Вооруженные научным методом, они верили, что путь к самопознанию преграждает только вековое невежество, вросшее в язык, традиции общества и консервативные институты. Перед ними открывались захватывающие перспективы: после столетий интеллектуальных скитаний и материальных страданий человечество встало, наконец, на истинный путь науки. Это было вдохновляющее и грандиозное видение. На практике создание объективной науки было делом прозаическим, оно требовало продолжительного экспериментального исследования, скрупулезного наблюдения и количественного анализа. В повседневной жизни это означало экспериментальную работу, тестирование, публикацию и согласование результатов, организацию институциональной поддержки, теоретическую и практическую подготовку исследователей. Всего этого было более чем достаточно, чтобы изначально маленькое сообщество психологов было загружено работой. Многие психологи считали, что нужно идти вперед, догонять естественные науки, а не размышлять непрерывно над фундаментальными проблемами. Эта установка на то, что можно сделать, хорошо сочеталась с базовыми ценностями американской культуры. Два наиболее известных бихевиориста, Уотсон и Скиннер, гордились своей способностью делать что-то своими руками.

Попытка сделать психологию естественной наукой опиралась на предположение о том, что у нее есть предмет, наблюдаемый, измеряемый и познаваемый так, как познаются физические объекты. Психологи отрицали любые оговорки, что человек в каком-то смысле не физический объект или что его особенности скорее качественны, нежели количественны. Подобные оговорки ставили все предприятие под удар. Европейские направления — геш- тальтпсихологця и феноменологическая психология — пытались разрешить этот вопрос с помощью философских споров о природе научного знания. В противоположность им бихевиористы и многие физиологические психологи поддерживали точку зрения о том, что люди и в самом деле являются физическими объектами, и поэтому верили, что нет никаких внутренних препятствий для интеграции психологии в естественно-научное видение мира. Стремление понять и измерить человека как физический объект имело последствия для психологии как предметной области и для житейских представлений людей о себе и других. В современном мире оно имеет огромное значение, и я вернусь к этому в заключительной главе.

Одержимость психологов методологией отражала то, что они воспринимали как отсталость своей области от естественных наук: специфическую неподатливость людей как предмета исследования и подчиненность психологии практическим нуждам, особенно потребностям образования. Но отнюдь не все исследова- ни я руководствовались формальными методами; множество работ были в высшей степени эклектичными. Частично это отражает общую особенность науки: то, что ученые, особенно в профессиональных научных изданиях, говорят о том, что они делают, и то, что они действительно делают, — это разные вещи. Но это еще не объясняет — ни исторически, ни социологически, — в каких случаях и почему психологи делают явный акцент на формальных методах. В этом смысле полезно будет сравнить «неформальную» психологию в Великобритании и «формальный» бихевиоризм в США.

Чарльз Майерс обучал студентов психофизическим экспериментам в Кембридже (Англия) в начале XX в. и использовал свой опыт во время Первой мировой войны, когда работал над акустическими методами обнаружения подводных лодок. Ранее, вместе со своим учителем Уильямом Риверсом (William Н. R. Rivers, 1864–1922) и еще одним студентом, Мак-Дугаллом (о нем будет говориться ниже в связи с социальной психологией), Майерс участвовал в антропологической экспедиции в Торресов пролив между Новой Гвинеей и Австралией. Здесь впервые, по словам организатора экспедиции Альфреда Хаддона (Alfred С. Haddon, 1855–1940), «психологи со специальной подготовкой, пользуясь адекватным оборудованием, провели наблюдения над отсталыми людьми в их собственной стране» [цит. по: 93, с. 173]. Риверс и его студенты в основном изучали сенсорное восприятие, и из-за культурного разрыва между экспериментаторами и объектом исследования полученные ими результаты не представляли большой ценности. Нам здесь важно то, что исследования Майерса и других психологов в Торресовом проливе иллюстрируют, как вырабатывалась экспериментальная техника в Великобритании: шаг за шагом, как ремесло, в соответствии с конкретными местными условиями и специфическими задачами, интеллектуальными и практическими. Те же характеристики легко обнаруживаются и в развитии институциональной структуры психологии. После войны в сфере интересов Майерса оказались инженерная психология и психология труда.