Борис Тарасов - Россия крепостная. История народного рабства

• Название: Россия крепостная. История народного рабства
• Автор: Борис Тарасов
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5355-7

О том, что в России существовало крепостное право, знают все. Но что оно представляло собой на самом деле — сегодня мало кто знает. Тема эта была окружена своего рода заговором умолчания, продолжающимся до сих пор. Видимо, правда о двухвековом периоде народного рабства часто оказывается слишком неудобной по разным соображениям. Поэтому совершенно упускается тот факт, что на момент начала крестьянской реформы двадцать три миллиона крестьян представляли собой полную частную собственность своих господ. И эта «крещеная собственность» продавалась с разлучением семей, ссылалась в Сибирь, проигрывалась в карты и, наконец, погибала от бесчеловечных наказаний не только до самой даты «освобождения»…

---

Кроме труда на барщине, выплаты оброка и прочих многочисленных повинностей, некоторые помещики принуждали своих крестьян к выполнению еще одной обязанности — работе на господских предприятиях и фабриках.

Против коммерческой деятельности дворян долгое время восставало купечество. Купцам было трудно конкурировать с помещиками, находившимися в привилегированном положении и обладавшими значительно большими возможностями. Торговые люди и промышленники жаловались императрице Екатерине, что дворянину достаточно захотеть, и для основания фабрики ему не нужно никакого капитала и усилий, поскольку в его распоряжении даровая рабочая сила — крепостные крестьяне. Такой помещик приказывает своим мужикам от каждого двора привести сколько нужно для строительства бревен и других материалов. А потом крепостных заставляют строить не только совершенно бесплатно, но и «на своем хлебе». А после постройки фабрики крестьяне часто совершенно безвозмездно трудятся на ней.

Купцы просили Екатерину, чтобы дворян, если и нельзя вовсе им запретить владеть предприятиями, то хотя бы принудить к тому, чтобы они возводили и обслуживали фабрики исключительно трудом вольнонаемных рабочих. Но «благородные» предприниматели решительно выступили против попыток ограничить свои права. Князь М. Щербатов, историк и общественный деятель, всегда умело отстаивавший сословные интересы душевладельцев ссылками на духовные и нравственные принципы, максимально возможное расширение привилегий дворян представлял как необходимую основу для сохранения стабильности в государстве. По его мнению, владение фабриками, основанными на крепостном труде, позволяло помещикам полнее осуществлять отеческую заботу над крестьянами, склонными к лени и пьянству. Работа на господских предприятиях полезна была для крепостных людей, по словам князя Щербатова, тем, что «держала крестьян в постоянном трудолюбии» и удерживала от пороков, свойственных «черни».

«Жалованная грамота» российскому дворянству, данная императрицей, положила конец спорам и надеждам купцов. «Благородное шляхетство» Российской империи наделялось всеми возможными правами, среди которых право заводить промышленные или иные предприятия в своих вотчинах было выделено особо.

Способов для получения прибыли от своих коммерческих заведений для дворян существовало множество. Одни разом переводили население целых сел в число фабричных рабочих. В этомслучае оторванные от земли и привычного образа жизни люди трудились совершенно бесплатно круглый год, получая из заводской конторы только необходимое пропитание и одежду, что напоминало одну из форм «месячины». В лучшем положении оказывались те, кто вместо натурального содержания получал для обработки некоторое количество земли. В этом случае на предприятии вводилась посменная работа, по 14 часов в день, но три дня в неделю. В остальное время крестьянам позволялось возделывать свой участок, с которого они и кормились. Такая система больше походила на своеобразную производственную барщину. Выплаты денежного жалования были относительно редки. А многие дворяне-заводчики предпочитали не связываться с трудностями коммерческой деятельности вовсе и передавали свои фабрики вместе с крестьянами в аренду купцам.

Другие помещики попросту отдавали крепостных крестьян внаем на чужие предприятия, получая от таких сделок значительный доход. Из нечерноземных мест могли запродать мужиков на много лет, а то и навсегда. Но чаще, руководствуясь, очевидно, щербатовским правилом заботиться о пребывании крестьян «в постоянном трудолюбии», — отдавали сезонно, в зимнее время, когда сельскохозяйственные работы уже завершены и у земледельцев появлялось до весны свободное время. Тогда мужиков отгоняли на фабрики, нередко находившиеся в других губерниях, в сотнях верст от родных сел, а женщин сажали за пряжу и прочие необходимые домашние работы на пользу помещика.

Примечательно, что по распространенному среди помещиков обычаю и для избежания лишних расходов в дороге от деревни до фабрики крестьяне должны были содержать себя сами, никаких кормовых денег или продуктов им не выдавалось, и в продолжение всего пути они перебивались только мирским подаянием.

Декабрист Д. Якушкин вспоминал: «Однажды зимою… я заехал на постоялый двор. Изба была набита народом, совершенно оборванным, иные даже не имели ни рукавиц, ни шапки! Их было более 100 человек, и они шли на винокуренный завод, отстоящий верст 150 от места их жительства. Помещик, которому они принадлежали, Фонтон де-Варайон, отдал их на всю зиму в работу на завод и получил за это вперед условленную плату… Такого рода сделки были очень обыкновенны. Во время построения Нижегородской ярмарки принц Александр Виртембергский отправил туда на работу из Витебской губернии множество своих нищих крестьян, не плативших ему оброка. Партии этих людей сотнями и в самом жалком положении проходили мимо Жукова».[8]

* * *

Беспощадная эксплуатация доводила крестьян не только до разорения, но до полного отчаяния. Они обращались к своим господам, умоляя хотя бы несколько войти в их положение и уменьшить тяжелый гнет, указывая, что не в состоянии выплачивать наложенные на них оброки и выполнять повинности. Вот один из типичных образцов таких челобитных: «Государь наш! К Вашему превосходительству и прибегнули под кров и защищение слезно просить нас, сирот Ваших, от вышеписанного оброка второй половины ныне от платежа, за всекрайним нашим убожеством и нищенством освободить до предбудущего года, чтоб мы от того уже в конец не разорились, да и от прочих отягощениев оборонить. И о том, государь наш, смилуйся и учини милостивый указ…»

Надежда на жалость и справедливость помещиков оправдывалась редко, и «милостивого» указа, как правило, не следовало. А наоборот, от господина к управляющему в имение летело строгое распоряжение прекратить «бунт», виновных и просителей проучить «по-домашнему» — т. е. понятно — выпороть, недоимки и оброк собрать сполна.

Конечно, отношения у крестьян с помещиками складывались по-разному, они не всегда начинались и заканчивались наказаниями и утеснениями. Некоторые владельцы расписывали для своих вотчин подробные своды правил и заставляли следовать им не только крепостных людей, но делали их обязательными и для управляющих, и для самих себя. Находились такие, что вопреки вседозволенности, предоставляемой законами, самостоятельно ограничивали размер оброка, число барщинных дней; а если сверх того требовали взносов натуральными продуктами, то не иначе, как в счет суммы оброка, как поступал, например, Суворов в своих вотчинах. Иные господа поддерживали крестьян в голодные годы.

И все же эти частности не меняли главного во взаимном положении крепостных и дворян друг к другу — законодательство и правительство империи, весь ход развития российской государственности фактически превратили крестьян в рабочий инвентарь помещичьей усадьбы. Такой утилитарный взгляд на крестьян, естественно, приводил не только к постоянному росту требований об увеличении числа и размеров их повинностей, но и подсказывал естественный способ их взыскания. Поэтому насилие и плеть навсегда останутся символами крепостной эпохи.

Славянофил А. Кошелев после знакомства со средой уездного дворянства писал: «Добрый помещик есть счастливый случай, редкое исключение из общего правила; огромное же большинство владельцев, конечно, не таково… но даже у помещиков, считающихся добрыми, жизнь крестьян и дворовых людей крайне тяжела».

Крепостные справедливого, хотя и требовательного Суворова, тем не менее жаловались ему, что пришли «в крайний упадок и разорение», и в действительности это было правдой. Но примечательнее реакция знаменитого полководца на просьбы своих «рабов» — наскучив от обременительных мужицких обращений, он составил инструкцию, как следует отныне подавать прошения на имя помещика. Перечень этих правил на самом деле был не чем иным, как издевательской шуткой, и призван был сбить с толку неискушенных, почти сплошь неграмотных крестьян. Вот этот документ: «Говорить должно по артикулам и статьям. Каждую вещь, каждой вещи часть подробно истолковать и брать в уважение, одну часть соображать с другою; сравнивать тягость с полезностью. Не реша одной части к другой не приступать. Ежели в которой части найдется большое препятствие, мнимая невозможность, непонятие и сумнение, предоставлять ее до конца. Начинать решение частей легчайшими частьми… имея белую бумагу, на одной половине страницы означивать препятствия, недоразумения, сумнения; на другой половине страницы их облегчать, объяснять, опровергать и уничтожать. Сие иногда чинится уподоблением и заменою. Соблюдать и смотреть на мои правила миром».

Не поняв барских шуток и не получая ответа на свои чаяния, крепостным ничего не оставалось, как в поисках защиты от притеснений обращаться к императорскому престолу. Тексты множества этих челобитных, сохранившихся до нынешнего времени, искренне и безыскусно описывают, что приходилось терпеть крестьянам от своих господ.