Хосе Карлос Сомоса - Афинские убийства, или Пещера идей

• Название: Афинские убийства, или Пещера идей
• Автор: Хосе Карлос Сомоса
• Издательство: ACT, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026953-6

Афины времен Платона.

Эпоха расцвета философии – и серии жестоких, непонятных убийств, жертвами которых становятся юноши-эфебы.

Снова и снова находят в уединенной роще останки тел, на первый взгляд, растерзанных волками…

Снова и снова уходит от расплаты истинный убийца…

Наконец, расследование преступлений начинают двое друзей-философов, способных подойти к нему с самой неожиданной стороны…

---

И глядя на то, как он задыхался, на его искаженное лицо, превратившееся в новую маску с дрожащими губами и потерянным взглядом, я подумал (и я не боюсь об этом писать, даже если Монтал прочтет эти строки): «Он совсем сумасшедший». Затем показалось, что он взял себя в руки и серьезно добавил:

– Я был так безумно напуган этим открытием, что хотел умереть. Я закрылся в доме… Бросил работать и отказался у себя кого-либо принимать… Пошли слухи, что я сошел с ума… И, быть может, так оно и было, ибо истина порой помрачает умы!.. Я даже подумывал, не уничтожить ли эту книгу, но какая в том польза, если я уже все знал?… Так что я избрал другой путь: как ты и подозревал, я воспользовался идеей с истерзанным волками останками, чтобы симулировать смерть с помощью тела бедного старика, которого я переодел в свою одежду и изувечил… Потом я подготовил свою версию «Пещеры», следуя тексту оригинала, усилив эйдезис, однако не упоминая о нем напрямую…

– Зачем? – перебил его я.

С минуту он смотрел на меня так, будто вот-вот ударит.

– Затем, чтобы убедиться, сделает ли другой читатель то же открытие, что и я, но без моей помощи! Потому что еще не исключена пусть даже крошечная возможность, что я ошибаюсь! – С увлажнившимися глазами он добавил: – И если это так, а я молю, чтоб так оно и было, то мир… наш мир… будет спасен.

Я хотел было усмехнуться, но вспомнил, что с сумасшедшими нужно обращаться очень любезно.

– Пожалуйста, Монтал, прекрати, – сказал я. – Признаюсь, это произведение несколько необычно, но оно никак не связано с существованием мира… или вселенной… не связано даже с нами. Это просто книга, и все. Сколько бы в ней ни было эйдезиса и как бы он ни захватывал нас обоих, мы не можем заходить слишком далеко… Я прочел почти все и…

– Ты еще не прочел последнюю главу, – промолвил он.

– Нет, но я прочел почти все и не…

– Ты еще не прочел последнюю главу, – повторил Монтал.

Я сглотнул слюну и уставился на раскрытый на моем столе текст. Потом снова взглянул на Монтала.

– Хорошо, – предложил я, – мы сделаем вот что: я закончу перевод и докажу тебе, что… что это просто вымысел, более или менее ладно изложенный, но…

– Переводи, – взмолился он.

Я не захотел его расстраивать. Поэтому повиновался. Он сидит здесь и смотрит, как я пишу. Начинаю перевод последней главы.

130

– Яблоки, – возмутился я. – Что за вульгарность напоминать о них!

– Да, – согласился Монтал. – Упоминать предмет эйдезиса в метафоре – признак плохого вкуса. Достаточно было бы и двух наиболее повторяемых с начала главы слов: «висеть» и «золотистый»…

– Которые говорят о висящих на деревьях золотых яблоках Гесперид, – кивнул я, – я знаю. Поэтому и говорю, что эта метафора вульгарна. Кроме того, не уверен, поднимаются ли яблочные пироги…

– Хватит говорить, переводи дальше.

131

– Можно мне попить? – только что спросил я у Монтала.

– Подожди. Я принесу воды. Я тоже умираю от жажды. Меня не будет лишь столько времени, сколько тебе понадобится, чтобы написать примечание об этой паузе, так что не думай, что сможешь улизнуть.

Честно говоря, мне это и в голову не пришло. Он сдержал слово: как раз сейчас он возвращается с кувшином и двумя часами.

132

Монтал только что заметил:

– Не исключено, что «Вакханки» – произведение эйдетическое, как считаешь? Речь идет о крови, о смерти, о ярости, о безумии… Возможно, Еврипид эйдетически описал обряд «Ликайона»…

– Не думаю, чтобы великий Еврипид до такой степени спятил! – ответил я.

133

– Предсказания Гераклеса верны! Вероятно, здесь ключевая идея книги!

Монтал молча глядит на меня.

– Переводи дальше, – просит он.

134

– Любопытно, – заметил я. – Опять переход на второе лицо…

– Продолжай! Переводи! – взволнованно перебивает меня мой похититель, словно мы находимся в важнейшем месте книги.

135

– Что с тобой? – спрашивает Монтал.

– Эти слова Крантора… – задрожал я.

– Что с ними?

– Я помню, что… мой отец…

– Ну! – подгоняет меня Монтал. – Ну же!.. Что твой отец?

– Уже давно написал стихотворение…

Монтал опять подбадривает меня. Я пытаюсь вспомнить.

Вот первая строфа стихотворения моего отца – так, как я ее запомнил:

Свою ужасную главу вздымает Гидра,
Рык раздается яростного льва,
И кровожадные, свирепые кобылы
Звенят копыта бронзой по камням.

– Это начало стихотворения моего отца! – восклицаю я вне себя от изумления.

Монтал вдруг мрачнеет. Он кивает головой и шепчет:

– Я знаю конец.

Порой идеи и теории людские
Я подвигам Геракла уподоблю
В сраженье вечном с чудищами злыми,
Противниками разума святого.

Но бедная душа моя подобна
В бессилье разгадать, в чем смысл предметов,
Лишь переводчику в безумца заточенье,
Что тщетно ищет ключ в абсурдном тексте.

А ты, Платона Истина, Идея, —
Как схожа ты, хрупка и столь прекрасна,
Со снежной лилией в руках у девы, —
Как стонешь ты, о помощи взывая
В опасности, что ты не существуешь!

Геракл, как тщетны все твои старанья:
Есть люди, коим по душе исчадья ада,
И с радостью идут они на жертву,
Творя зубами и когтями веру.

Средь крови рев Быка до нас несется,
Гремит лай огнедышащего Пса,
А злато яблок в заповедном саде
Все стережет коварная змея.

Я записал все стихотворение. Перечитываю его. Вспоминаю.

– Это стихотворение моего отца!

Монтал опускает взгляд. Что-то он скажет? Он произнес:

– Это стихотворение Филотекста Херсонесского. Ты помнишь Филотекста?

– Писателя, который появляется в седьмой главе за ужином с менторами Академии?

– Ну да. Источником эйдетических образов «Пещеры» послужило Филотексту его собственное стихотворение: подвиги Геракла, девушка с лилией, переводчик…

– Но тогда…

Монтал кивает. Его лицо непроницаемо.

– Да, «Пещера идей» написана Филотекстом Хсрсонесским, – признает он. – Не спрашивай, откуда я знаю, я просто знаю, и все. Но, пожалуйста, переводи дальше. До конца осталось совсем немного.

136

«Змея» и «дерево». Текущая из головы Крантора кровь образует двойной прекрасный эйдетический образ чудовища, стерегущего золотые яблоки, и деревьев, с которых они свисают… Меня все еще беспокоит вероятность того, что строчки моего отца были плагиатом стихотворения Филотекста!.. Монтал приказывает мне: «Переводи».

137

Жуткая находка тел сектантов как финальный образ эйдетически изображает древо «яблок Гесперид», свисающих и «облитых золотом».

138

– Текст не полный!

– Почему ты так думаешь? – спрашивает Монтал.

– Потому что он кончается словами: «Тогда Переводчик сказал»…

– Нет, – возражает Монтал. Он смотрит на меня как-то странно. – Текст полный.

– Ты хочешь сказать, где-то еще есть скрытые страницы?

– Да.

– Где?

– Здесь, – отвечает он, пожимая плечами.

Мое недоумение его, кажется, веселит. Тогда он резко спрашивает:

– Ты уже нашел ключ к книге?

Я на миг задумываюсь и, запинаясь, бормочу:

– Может быть, это стихотворение?…

– А что значит это стихотворение?

Помолчав, отвечаю:

– Что истину нельзя познать разумом… Или что трудно найти истину…

Монтал выглядит разочарованным.

– Мы и так знаем, что истину найти трудно, – говорит он. – Это заключение не может быть Истиной… потому что в этом случае Истина была бы ничем. А она должна чем-то быть, так ведь? Скажи, в чем конечная идея, разгадка текста?

– Не знаю! – кричу я.

Я вижу, как он улыбается, но улыбка его горька.

– Быть может, ключ как раз в твоей злости, а? – замечает он. – В этом гневе, который ты сейчас испытываешь на меня… или в наслаждении, которое ты чувствовал, когда воображал, как балуешься с гетерой… или в голоде, который ты ощущал, когда я задерживался с обедом… или в медлительности твоего кишечника… Может, это и есть единственные ключи. Зачем искать их в тексте? Они в наших собственных телах!

– Перестань со мной играть! – отвечаю я. – Я хочу знать, как связана эта книга со стихотворением моего отца!

Выражение лица Монтала становится серьезным, и он, словно читая, усталым тоном тарабанит:

– Я тебе уже сказал, что стихотворение это Филотекста Херсонесского, фракийского писателя, жившего в Афинах в свои зрелые годы и посещавшего платоновскую Академию. Исходя из своего собственного стихотворения, Филотекст создал эйдетические образы «Пещеры идей». Оба эти произведения основаны на реальных событиях, произошедших в то время в Афинах, а именно коллективном самоубийстве членов очень похожей на описанную тут секты. Это событие сильно повлияло на Филотекста, который видел в таких фактах доказательство того, что Платон ошибался: мы, люди, избираем худшее не по незнанию, но действуя под влиянием импульса, чего-то неизведанного, что скрыто внутри каждого из нас и что нельзя ни осмыслить, пи объяснить словами…