Марина Фьорато - Зеркало смерти, или Венецианская мозаика

• Название: Зеркало смерти, или Венецианская мозаика
• Автор: Марина Фьорато
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-51345-1

Венеция. Сверкающий бриллиант в короне Средиземноморья. Город, прославленный не только своими каналами и дворцами, но и искусными мастерами.

XVII век. Талантливый стеклодув Коррадино Манин изобретает способ изготовления зеркал. Подобных зеркал, которые ценятся на вес золота, нет ни в одном королевском дворце Европы. Поэтому мастеров и их секреты строго охраняет зловещий Совет десяти, правящий Венецианской республикой. Родной город становится для Коррадино тюрьмой, и он планирует побег…

Наше время. Леонора Манин после тяжелого бракоразводного процесса уезжает из Англии в Венецию, город, где она родилась. Леонора надеется, что если соприкоснется со своими корнями, то это поможет ей начать новую жизнь. Она прямой потомок знаменитого стеклодува из Мурано. Но зловещие секреты из прошлого стоят у нее на пути…

Впервые на русском языке дебютный роман Марины Фьорато, ставший международным бестселлером!

---

Потом пришли два констебля — перевезти тело на Сант-Ариано, кладбищенский остров. Джакомо просился поехать с ними, но ему не позволили.

— Синьор, — сказал тот, что повыше, и глаза его сочувственно сверкнули в прорезях маски, — у нас кроме него еще два покойника, оба чумные. Мы не можем рисковать вашей безопасностью.

Итак, Коррадино ушел вместе с констеблями. Ушли и женщины, благодарно пробуя на зуб монеты, данные им Джакомо за труды.

Он снова остался один, как и в прошлую ночь, до того как произошло несчастье. Он мог поплакать теперь об ушедшем друге — о сыне, — но слез не было, не было ничего, кроме опустошенности от страшной потери. Он взял виолу: все повторялось в точности как тогда, когда мир перевернулся. Но нет, не все: под струнами оказался заткнутый клочок пергамента. Пергамент Джакомо тотчас узнал — тонкий, флорентийской выделки листок, вырванный из записной книжки Коррадино. Сердце Джакомо подскочило к горлу: он вспомнил, как накануне усадил Коррадино рядом с инструментом. Джакомо трясущимися пальцами вынул из-под струн записку. Коррадино не больно-то ловко писал, его слишком рано вырвали из рук месье Луази, но буквы на листке были выведены довольно четко — посреди страницы Джакомо увидел латинские слова:

NON OMNIS MORIAR

Коррадино мало читал. Единственной книгой, которую он хорошо знал, была книга Данте, доставшаяся ему от отца. Но Джакомо, человеку эрудированному, не пришлось рыться в пыльных фолиантах, чтобы понять значение фразы. Все сошлось: румянец на щеках Коррадино, блеск волос, нежное прощание накануне.

NON OMNIS MORIAR

ВЕСЬ Я НЕ УМРУ

Джакомо прижал листок к сердцу, а потом аккуратно вложил его между страниц своего экземпляра Данте. Он закрыл книгу и улыбнулся, впервые за день.

Коррадино еще жив.

ГЛАВА 19 ЧЕТВЕРТОЕ СОСЛОВИЕ[68]

— Прочти.

Аделино бросил газету на стол перед Леонорой. Она почувствовала острый запах свежей краски. Аделино повернулся спиной и подошел к окну. Должно быть, боролся с каким-то чувством, которого она еще не понимала. Может, он злится? Она предположила, что пресса осмеяла рекламу или что-то неправильно написала. На сложенной странице она увидела колонку Виттории Минотто с фотографией, и в голове зазвенели тревожные колокольчики.

Мое интервью? Нет, хуже.

«Начав свою рекламную кампанию, неудачливый стекольщик Аделино делла Винья поставил не на ту лошадь. Желая вдохнуть жизнь в чахлое стекольное производство на острове Мурано, он стал продвигать историю рода Манин, пытаясь связать старинное стекловарение с современным. Делла Винья опирался на авторитет знаменитого мастера Коррадо Манина, известного как Коррадино, и красоту его прямой наследницы Леоноры Манин, ставшей недавно первой на острове женщиной-стеклодувом. Наши читатели помнят рекламные фотографии, опубликованные несколько дней назад, и рассказы о двух представителях рода Манин. Глаза венецианцев атаковали плакаты, расклеенные по стенам нашего прекрасного города. И что же удалось узнать газете благодаря мастеру-стеклодуву Роберто дель Пьеро?»

Леонора похолодела.

Роберто.

Дрожащими, влажными от волнения пальцами она развернула газету и продолжила чтение.

«Вся эта кампания — нелепая шутка, — сказал синьор дель Пьеро. — Коррадо Манин действительно был талантливым стеклодувом, но он предал и Республику, и свое мастерство. Его перекупили французские шпионы. Он поехал в Париж и продал наши секреты французам, бывшим тогда нашими главными соперниками. Коррадино единолично уничтожил венецианскую монополию на стекло. Все было бы не так грустно, если бы это событие не ударило по моей семье. Мой предок, Джакомо дель Пьеро, был другом и учителем Коррадино. Тем не менее Коррадино предал его и послужил причиной его смерти. Он мерзавец, а не мастер».

Внимание редактора, очевидно, привлекла аллитерация, и он вынес слова «Мерзавец, а не мастер» в подзаголовок. Леонора проглотила подступивший к горлу ком и стала читать дальше.

«Досаду дель Пьеро можно понять, она стара как мир. „Я обратился к рекламщикам с собственной историей. Джакомо был наставником Коррадино — он научил его всему, что знал. Более того, мастера из рода дель Пьеро работают на заводе по сей день. Я предложил выпустить линию стекла под именем моей семьи, а мне грубо отказали. Предпочли бимбо,[69] которая и в Венеции-то всего несколько месяцев“. Синьор дель Пьеро скептически относится к таланту синьорины Манин. „Она умеет мастерить стекляшки, но на деле у этой английской девицы нет таланта, только длинные светлые волосы“. Особенно неприятно то, что через несколько веков семье знаменитых стеклодувов указали на дверь. „Я пытался раскрыть глаза Аделино, но он уволил меня. Он предпочел свою драгоценную бимбо, потому что она нужна ему в рекламной кампании“.

Мы подчеркиваем, что наша газета не ставила своей целью напечатать жалобу обиженного стекольщика, которого несправедливо уволили. Нам представили документальное свидетельство предательства Коррадо Манина. Историки назовут его источником.

Эти откровения, несомненно, смутят синьора делла Винью, выбравшего своим слоганом: „Стекло, которое построило Республику“. Эта фраза, должно быть, звенит сегодня утром в его ушах. Возможно, потому он и отказался ее комментировать. Читатели склонны предположить, что кампанию прикроют».

— Это правда? Вы отменяете кампанию?

Аделино отвернулся от окна. Лицо его было мрачным.

— Что еще я могу сделать?

Он взял из ее рук газету и хлопнул по странице. На Леонору смотрел черный заголовок «ПРЕДАТЕЛЬСТВО НА МУРАНО». С одной стороны от заголовка поместили изображение десятилетнего Коррадино, с другой — была она сама, в жилете и джинсах, возле печи.

На нее обрушилось море и поглотило в бушующих волнах.

Меня сейчас вырвет.

Она выскочила из комнаты, пробежала по цеху, и на набережной ее в самом деле вырвало. Откуда ей было знать, что четыреста лет назад Коррадино тоже стошнило, прежде чем он стал предателем?

ГЛАВА 20 ГЛАЗА МУДРЕЦА

Леонора стояла возле университета Ка'Фоскари в Дорсодуро. Она пришла повидаться с профессором Падовани. В городе он был единственным связующим звеном между ней и ее семьей, ее прошлым.

Накануне, после сцены в стекловарне, она приехала домой подавленная, тошнота не отступала. Даже приветливые ночные огни Сан-Марко не улучшили настроения. Леонора вышла из лодки на причале «Ферровия» и подождала, что делала редко, вапоретто № 82, который должен был доставить ее по Большому каналу к Риальто. Когда вапоретто причалил и лодочник ловко привязал лодку, она впервые за несколько недель вспомнила о Бруно. Присутствие отца, само его существование казалось призрачным в сравнении с тем, что связывало ее с Коррадино, умершим несколько столетий назад. Она ясно ощутила, как сильно зависит от него, как гордится им и даже любит. Она не могла перенести обвинение в предательстве, словно оно направлено против ее отца. Родной отец, в ее представлениях, принадлежал только матери. Леонора никогда его не видела. Их связь оставалась чисто биологической.

Моя связь с Коррадино, как ни парадоксально, кажется более реальной.

И вот Роберто дель Пьеро покусился на эту связь, связь через столетия. Леонора чувствовала себя уязвимой, выставленной напоказ. Даже серебристые дворцы, стоящие в полутьме вдоль канала, не давали ей прежнего успокоения. Осень внесла свои коррективы: туристы разъехались, и приветливые фасады дворцов погрустнели, они напоминали лица, с которых схлынул румянец. Нарядные окна смотрели пустыми негостеприимными глазами. Если Коррадино предал Венецию, то какие секретные переговоры он вел, с кем встречался в этих домах? Она вышла на Риальто и побрела по сумрачным переулкам к Кампо Манин. Волнение ее усилилось, ей начало казаться, что за ней следят, что кто-то тихо крадется за спиной. Леонора чувствовала себя запятнанной обвинениями, выдвинутыми против Коррадино.

Если он виновен, город помнит и проклинает меня вместе с ним.

Леоноре казалось, что камни, те, что совсем недавно приветствовали ее, теперь отвергают ее. Даже когда она пришла на Кампо Манин, ощущение слежки не покинуло ее. В изящных тенях как будто что-то скрывалось.

Не смотри теперь…

Леонора выбранила себя. Она боялась не красного гнома,[70] а Роберто дель Пьеро. Она погубила его карьеру, прервала его династию. Он мог, конечно, работать где угодно, но она оказалась кукушонком, выкинувшим его из родного гнезда.

Леонора побежала по еще теплым камням площади, зашарила в сумке в поисках ключей. Ей, точно ребенку, казалось, что она убегает от невидимых убийц.