Наталья Штурм - Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови

• Название: Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови
• Автор: Наталья Штурм
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-070317-3, 978-5-271-31172-7, 978-5-4215-2496-0

Книга Натальи Штурм, известной певицы и писательницы, талантливо и с большим чувством юмора рассказывает о беспощадности и коварстве самых близких людей, предательстве и вере, страсти «на грани нервного срыва». Какова цена славы? А любви? Можно ли «безнаказанно» быть счастливой? Почему красивым и успешным женщинам так не везет в личной жизни?

Главная героиня – звезда шоу-бизнеса влюбляется в успешного, но безнадежно женатого бизнесмена. На пути к счастью стоят не только коварная супруга, но и тяга к азартным играм, армия колдунов-гадалок и… алкоголь. За любовь приходится расплачиваться слезами, страданиями и кровью. Она борется за свои чувства всеми правдами и неправдами, как вдруг понимает, что надеяться больше не на что и терять больше некого…

---

– Не похоже на Роберта. Я же чувствую, как он влюблен. Влюбленный мужчина на блуд не способен.

– А это для него не блуд! – упорно убеждала меня в неверности Роберта подруга. – Для него она бывшая жена, мать его… кто у него там?

– Дочь…

– Вот! Мать его дочери. Он может вообще передумать и вернуться к ней. Такое часто происходит – читала? У нас в предыдущем номере журнала эта… ну, как же ее, известная актриса рассказывала. Муж от нее на шесть лет ушел, троих детей бросил. Как она убивалась, когда он снова женился и у него родилась дочь! А потом взял и вернулся. И до сих пор живут как ни в чем не бывало. Все они одинаковы, просто выглядят по-разному.

Аллочкины глаза горели огнем справедливого гнева. Ей так хотелось, чтобы Роберт оказался развратником или ушел от меня, что мне показалось жестоким разочаровывать ее своим неверием, и я грустно потупила взор.

Уходя, Алла со свойственной ей журналистской этикой посоветовала порыться в портфеле Роберта в поисках компромата.

– Я люблю тебя, подруга. И желаю тебе добра, – погладила меня по гипсу на прощание Алла. Хлопнула дверь.

«Представляю, если бы она меня не любила…» – подумала я.

Через неделю, когда Милый снова заработался до четырех утра, я напрямик спросила его, не жену ли он по ночам навещает. Роберт засмеялся:

– Ой, Мышака ревновать вздумала? Мужчины любят, когда их ревнуют.

Я ответила, что не ревнива. Много чести.

Роберт прошел на кухню и взял штопор, чтобы открыть бутылку вина. «С мыслями собирается. Время оттягивает. Сейчас изворачиваться будет. Ох, права была Алка…» – мелькали мысли в моей голове.

Он налил себе бокал вина и спокойно сказал:

– Да. Я заезжаю иногда к дочке. Укладываю ее спать. В этом ничего такого нет. Я скучаю. Это ведь так естественно…

– Да, но, извини, она что, так плохо засыпает?

– Почему? Сразу.

– Но приезжаешь-то ты в четыре-пять утра! Ты пойми, Малыш, если тебе тяжело ухаживать за мной загипсованной или тебе нужна нормальная здоровая женщина – скажи! Никто никого насильно не держит: полюбили – разлюбили, значит, не судьба…

– Ты что такое говоришь, дурочка?! Да я тебя больше жизни люблю! Запомни, мы с тобой собрались на всю жизнь. Запомнила? А если я, идиот, чем-то тебя расстроил – прости меня. Больше это не повторится.

И он поцелуем зажал мне следующий вопрос. Больше выяснять ничего не хотелось. Я нежно прижалась к нему гипсом.

– Да! Ты так налетела с вопросами, что я чуть не забыл сказать. Я сегодня к профессору в госпиталь заезжал. Спросил, когда гипс будем снимать и когда тебе беременеть можно.

Я мысленно показала Алле язык и спросила: «Ну и когда же?..»

Пермь. Девятое ноября. До Березняков еще три часа машиной. Нас встречает начальник УВД Анатолий Муфель. Красавец-мужчина, блещет юмором, от нас не отходит ни на шаг. Мы – гости его города, а он, судя по всему, в городе главный. Страна отмечает дни милиции, даже можно сказать, неделю милиции. Концерты, гастроли. Милиция любит артистов, а артисты… всегда пожалуйста!

Я очень люблю ездить на гастроли. Наблюдаешь такие лица, характеры, мизансцены… Только на концерте я – главное действующее лицо, а до и после они для меня целый спектакль. А я лишь сторонний наблюдатель – зритель.

В отеле был такой холод, хоть в пальто ложись. Вечером концерт. В зале – мэр города по фамилии Мошкин и начальник УВД. Я со сцены с юмором рассказала о проведенной в отеле ночи. В тот же вечер меня перевели в трехкомнатный люкс, который оказался еще холодней. Я попыталась объяснить, чтоб никого не обидеть, что дело не в размере номера, а в количестве обогревателей. Заботливый начальник УВД тут же подогнал мне четыре обогревателя, выставил возле дверей номера трех охранников и сам расположился в гостиной. С большими усилиями мой директор, распив с гостеприимным Анатолием две бутылки коньяка, сумел-таки объяснить, что артистке нужно отдохнуть и выспаться.

Анатолий Муфель оказался человеком широкой души. Уходя, он предложил на завтра программу развлечений: хочешь на экскурсию в женскую колонию, хочешь – постреляем из гранатомета. Я выбрала и то, и другое.

В восемь утра одиннадцатого ноября мне уже постучали в номер и сообщили: «На сборы десять минут – выезжаем на объект». Я поняла, что после «программы отдыха» я устану сильнее, чем после трех концертов. Но это был как раз тот случай, когда «проще дать, чем объяснить, почему ты не хочешь». И я покорно стала собираться на стрельбище.

Концерты проходили великолепно. Море цветов. Откуда только у людей деньги на такие букеты… Помню, на Украине мне на сцену женщина вынесла две трехлитровые банки с засоленными огурцами и помидорами. Это было так трогательно, что я чуть не расплакалась. А букеты перед отъездом я люблю раздавать тетечкам из отеля – им очень приятно. Конечно, и с собой обязательно охапку заберу – мне Саша Серов сказал, что оставлять цветы – плохая примета, как будто успех свой оставляешь. С тех пор весь коллектив хошь не хошь везет букеты с собой, пока последняя усохшая головка не отвалится. А что? Артисты – люди суеверные…

Утром двенадцатого мне дали выспаться до… девяти часов. Утреннее время для артиста, как правило, начинается с двенадцати часов дня. Особенно на гастролях, когда вечерний банкет после концерта затягивается иной раз до двух-трех часов ночи. Потом надо еще разгримироваться, остыть, подумать или почитать перед сном. В результате на сон остается восемь часов. Меня всегда бесит, когда кто-нибудь удивляется: «Ну, вы спи-и-и-те!..» А вы, блин-пардон, не спите?!

Те же восемь часов. Только вы ложитесь в одиннадцать часов вечера и встаете в семь. А если я буду ложиться в четыре утра, а вставать в семь – то я скоро умру.

Начальник женской колонии, куда мы прибыли на экскурсию, увлеченно рассказал нам о местных обитателях. В отряде особо опасных сидят женщины-рецидивистки или убийцы. Спрашиваю:

– А какие в основном убийства?

– Да семьдесят процентов мужиков своих «замочили» – мужей или сожителей. Но за это много не дают – года три или пять лет. А вот если женщина соперницу убила или кого еще, это от десяти и выше.

Вот так, дорогие мои мужчины, – допрыгались? Ведите себя прилично и жить будете долго, а то ваша жизнь всего лишь тремя годами заключения оценивается.

Я специально попросила проводить меня именно к ним, к самым опасным преступницам. Мне хотелось увидеть хоть и нелюдей, но все же женщин, способных совершить Поступок. Плохой, ужасный – но поступок. На это способны немногие. И я хотела видеть лица этих женщин.

Не все были страшные, были и симпатичные. Некоторые накрашены. Мимо нас пробежала парочка веселушек-хохотушек. Семья. Кто-то из них Он, кто-то Она. А что делать? Зашли к ним в барак. Длинная комната – одни койки. Сидеть и лежать на них в течение дня – нельзя. Телевизор не работает. Ходят стадом друг за другом, слоняются без дела. Взгляд выжидательно-настороженный. Муфель спросил: «Как дела, женщины?» Одна, видимо, главная, немолодая и без зубов, заговорила: «Работы бы побольше… Работы нет. И телевизор сломался». Остальные молчат. Серая стая… Знаю, что преступницы, и все равно жалость шевельнулась. Как там в поговорке: от сумы и от тюрьмы не зарекайся?..

Мы не сказали им, кто мы, – ни начальник УВД, ни я. Зачем? Отошли шагов на пятнадцать от барака, за нами закрылись решетчатые ворота, тут я обернулась – смотрю, стоят кучкой, на улицу вышли все и молча вслед смотрят. Я помахала рукой и крикнула: «Освобождайтесь скорее!» А что я еще могла сказать… Они замахали в ответ. Жуткое зрелище. Я весь день в себя не могла прийти. Чувствовала запах баланды, чуть не стошнило, а перед глазами камера шизо – карцер для воспитания. Посмотрела в глазок, сидят две женщины на корточках – читают. И так по три месяца. Садиться или лежать в течение дня, конечно, нельзя. Начальник улыбчивый такой – наверно, в таких условиях иным и быть невозможно, иначе умом тронешься от безнадеги.

Думала ли я тогда, глядя на всю эту экзотику, что очень часто буду вспоминать этих женщин и пытаться понять, так ли далека эта грань, отделяющая тебя, законопослушную гражданку, от осуждаемой всеми преступницы.

Дети – это дар божий. Для любой женщины оказаться бесплодной – это страшное наказание. Не имеющий детей никогда не испытает ИСТИННОЙ любви. Только о ребенке можно заботиться и служить ему самоотверженно, не замечая этого. Отдавать все лучшее, не требуя ничего взамен. Прощать и помогать, даже если он груб и неблагодарен. Искренне радоваться любому, даже самому маленькому, достижению. Не задумываясь принести себя в жертву во имя его здоровья, его счастья, его интересов. Я описываю лишь Истинное материнство, каким оно в моем понимании должно быть. Мне кажется, тем женщина добрее и прекрасней, чем больше у нее детей. В нынешнее время человеческая жизнь ни во что не ставится. Что уж говорить об абортах, на которые так легко в большинстве своем идут женщины во всем мире. Мы приносим своих нерожденных детей в жертву удовольствиям, удобствам, карьере, неуверенности в завтрашнем дне, да мало ли еще чему… Отмахиваемся от мысли об убийстве, которое совершаем, удобно решив, что «там еще ничего нет». А как же «пятимесячный плод», который вне материнского организма выхаживают врачи? Значит, это уже человек, просто очень маленький. Женщина, выносившая не одного ребенка, расскажет, как по-разному они себя вели в ее чреве. Один – тихо-мирно обитал, не доставляя мамочке никаких хлопот, другой же топал ножками, выпирал пяточки, переворачивался «не так» и «не туда». Это говорит о том, что маленький человечек в организме матери уже имеет яркую индивидуальность.