Юлия Вертела - Интенсивная терапия

• Название: Интенсивная терапия
• Автор: Юлия Вертела
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-074761-0, 978-5-271-36478-5

Больничные отделения: хирургия, кардиология, терапия...

В каждом – разные люди, разные истории, разные судьбы. Повести Юлии Вертелы представляют больницу как поле боя, где идет сражение не только за жизнь, но и за человеческие души.

---

Хирург, увидев направление, возмутился:

– Ох уж мне эти светила из женских консультаций, им бы только все отрезать! Миому удалим, а зачем шейку трогать? Если ее убрать, нарушится баланс тазового дна. Это калечащая женщину операция. Так что шейку оставим. Можете мужу даже не говорить, что матка удалена, он и не заметит...

«А по лицу? А по настроению? Впрочем, какая разница: заметит – не заметит, все равно мы с ним в постели – как Ленин с Крупской в Горках...»

Дина меньше всего переживала об интиме.

«Эх, маточка, ты моя матушка – отработала. Тяжелая доля тебе выпала: пятерых выносила. Сколько ныла, болела ты, и лечила я тебя, и мучила... А теперь останусь я полая, как старое дерево, у которого высохла сердцевина. Только ты-то у меня не высохла, а разрослась, ой как разрослась, на целый беременный живот, верно, еще деток хотела вынашивать. А у меня уж сил не осталось. Без тебя буду полая я, бесполая. Никакая».

Дина как во сне собирала анализы: кардиограмма, флюорография, анализ на австралийский антиген...

Дни обесцветились, будто кто-то пролил на яркое полотно бутылку хлорки.

Подавленная и обессиленная, позвонила подруге Лиле, успешно пережившей и экстирпацию, и развод. Проживая с новым гражданским мужем, Лиля весьма благополучно обходилась без матки, выглядела прекрасно и весело – ни морщин, ни жиров, ни депрессии.

Как знаток вопроса, Лиля объяснила:

– Когда растут всякие опухоли, образуются отрицательные гормоны. У стариков этих гормонов столько накапливается, что им умирать легко – ничего не хочется. Поэтому миому – долой! Если, конечно, ты хочешь жить.

– Такое чувство, словно у меня вот-вот вырежут сердце...

– Не сердце, а бесполезный мышечный мешок! – уверенно возразила Лиля. – Ну скажи, зачем тебе матка? На помойку ее! Детей ты нарожала, тепленькую норку для мужика оставят. По месячным скучать, что ли, будешь?

– Буду... – Дина относилась к своей матке как к весьма одушевленной части тела. Сколько радости было связано с «мышечным мешком» – зарождение и вынашивание детей, их появление на свет... – Прихожу на работу и плачу, сижу и плачу целый день. Нервы настолько перевозбуждены... Нигде не уединишься. Свекровь утром кастрюлю из-под молока чистит на кухне – шварк-шварк, шварк-шварк, я готова встать и убить ее! Эта вечная жизнь со свекровью... – Дина всхлипнула. – Наверное, только смерть разведет нас, и не дай бог она умрет первая. Муж остаток жизни будет укорять, что это я довела ее, не уважала, не любила... Свекровь, свекровь, вечная свекровь. Я с ним поругалась вчера, так он, ты не представляешь, с какой злобой сказал: «Чтоб у тебя все там вырезали!»

– Да ладно ты! – фыркнула Лилька. – Забей! Мне мой бывший чего только не говорил после операции. А я его выставила за дверь, вот теперь он по помойкам самок ищет! – Лилька злорадно заржала. – Динка, сходи к психоаналитику. Поможет!

– Уже ходила. Он мне говорит: положите письмо с вашими проблемами в коробочку и отправьте по воздуху... Или: вы – чайка. Вы летите над океаном, и во рту у вас рыба. Может, чтоб заснуть, это и подходит, но когда утром просыпаешься, а свекровь опять драит кастрюлю, какая я чайка? Да я растерзать, как тигр, любого готова! Нет, я и в церковь ходила, и к невропатологу – все пустое. Ты права, это чистая физика, то есть биология. Нет гормонов радости.

– Попробуй шопинг. Универмаги возрождают.

– Попробовала. Купила себе норковую шубу, такую, как всегда хотела – серую, легкую, словно платье. Висит, даже не надевала. Хожу в пальто... Раньше любила потолкаться на распродаже – теперь только раздражаюсь. Вроде вспыхнет радость, и тут же холод гасит все внутри. Сапог накупила – некоторые ни разу не одевала. Ночью словно толкнет кто-то в сердце, просыпаюсь. И ужас такой накатывает, что во мне дрянь эта растет... Во время месячных от подъезда на три метра отойду, прокладка уже насквозь мокрая и по ногам течет. Меня в последний раз по «скорой» забирали, так, представь, лестница с пятого по первый этаж вся залита кровью, будто убили кого-то. Гемоглобин выше семидесяти не поднимается.

– Пей таблетки с железом, делай уколы!

– Делаю. Но вчера опять прорвало... Сгустки повалились, как лягушки, с ладонь величиной... Отлежалась на кушетке, стала паркет отмывать, опять кровища хлынула, я тогда села на унитаз и четыре часа стекала в него, может, спала – забылась... Проснулась, все плывет перед глазами, сколько из меня крови вылилось – не знаю. Муж пришел домой, селедку купил в железной банке, говорит: «Почисти!» Я стою с болью внизу живота, чищу... Посуда немытая – мою... Никто не понимает моего состояния...

– Не сдавайся, Динка! Все я это проходила, но бабы живучие! Смотри на меня!

Динка злобно засмеялась:

– Ладно, пусть из меня хоть чучело сделают, назло не умру! Как моя бабушка. После рака тридцать лет назло деду прожила. И представляешь, пережила этого здоровяка!

– А что с ней было?

– Рак груди, на Песочной оперировали, я тогда маленькая была, но фамилию хирурга запомнила – Бавли. Бабушка после выписки уехала домой в Красноярск, но из онкоцентра ей присылали письма, интересовались, как себя чувствует. Первые двадцать лет она отвечала, а потом сменила адрес и переписка прервалась... Операцию сделали в шестьдесят, а скончалась бабуля в девяносто пять, и кстати, не от рака, а от инсульта, Бавли умер раньше ее. Пациенты часто переживают своих хирургов.

– Не нравится мне, что ты мрачная, – фыркнула Лилька. – Хочешь, телефончик экстрасенса подкину? Очистит перед операцией от кармического мусора. Недорого берет.

– Давай. – Дина записала, заранее зная, что не станет звонить.

После телефонного разговора она лежала в темноте, вспоминая, сколько же ее знакомых резаны-перерезаны по разным органам и частям тела. Сколько людей живет благодаря операциям. У соседки по лестнице нет одной груди, у начальницы на работе нет яичника и матки, но шейка болтается, и несчастная все время боится, что она переродится...

Страх перед собственным несовершенством и беспомощностью – вот что мучительно. Какая маленькая прочность сделанного Богом! Какая ничтожная букашка – человек! Но букашки хоть умирают цельнотельно. Наступил ногой – и нет ее... Человеческое же тело урезается до самого последнего пристанища души...

Дина вспомнила, как мыла в ванной свою девяностолетнюю бабушку: одна грудь – желтый сморщенный оладий, другая – ампутирована: мясо, жир, лимфатические узлы выбраны до самых ребрышек, и все тельце старушки – живое воплощение отдачи силы в мир – детям, внукам, трудам, – сухой остаток женщины – уродливый, прекрасный, вечный... – Дина зарыдала, осязаемо представляя пергаментную старческую кожу под своей рукой.

Она рыдала до крика, не сдерживаясь, – так случалось всегда, когда начинаешь цеплять за больное, из памяти одно горе всплывает за другим. Вот и умерший отец... Зная, что у него онкология, он отказался от операции. Приехавшие констатировать смерть врачи потряслись, узнав, что у семидесятилетнего мужчины никогда не было медкарты. Отец говорил домочадцам: «Вызовете врачей – выброшусь из окна!» Раньше Дина считала это проявлением слабости, теперь думала по-другому. Отец прожил столько, сколько отпустил Бог, не выторговывал большего.

А она торгуется до последнего... Всхлипывая, Дина представила, какой объем женского материала вымер на планете в прежние века из-за маточных кровотечений! Теплые, как парное молоко, пятна расплывались на парчовых платьях придворных дам и на холщовых юбках крестьянок... И лишь библейская кровоточивая спаслась прикосновением к Иисусу, а сколько истекло до истечения срока...

2

Накануне операции Дину вызвал в кабинет заведующий отделением, игривым тоном напоминающий массовика-затейника:

– Итак, моя милая, давайте определимся по прейскуранту. Вам шейку оставляют или как? Если убирать, выйдет подороже...

– Дело не в оплате, мне оперирующий хирург сказал оставить...

– Прекрасно, тогда семь с половиной тысяч. Советую заплатить за наркоз... Есть варианты – от полторы до двух.

– В чем разница?

– Разницу почувствуете, когда будете пробуждаться... И еще шовчик косметический – вы женщина не старая...

Раскошелившись на пятнадцать тысяч, Дина обрела некую уверенность, что с ней все будет хорошо. Хотя понятно, что для тех, кого привозят на «скорых», бесплатный наркоз дают из той же бочки...

Соседка по койке, увидев, как Дина отсчитывает деньги, утешила:

– Слава Богу, у нас с тобой не рак. В Институте радиологии срочная операция у хорошего хирурга негласно обходится в пять–семь тысяч долларов, химия – пятьсот долларов сеанс. Или стой себе на городской очереди, а она так медленно тянется, что все лимфоузлы заполнятся метастазами.

– Думать не хочу об этом... – Дина застелила белоснежное белье поверх расписанного засохшей кровью матраса.

Сколько теток отболело на этой койке... Кровяные клетки от Петровой, Ивановой, Сидоровой смешались и перепрели в старом ватине, хотя сами хозяева клеток никогда друг друга в глаза не видели...