Константин Станюкович - Том 2. Два брата. Василий Иванович

• Название: Том 2. Два брата. Василий Иванович
• Автор: Константин Станюкович
• Издательство: Правда
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1977

Константин Михайлович Станюкович — талантливый и умный, хорошо знающий жизнь и удивительно работоспособный писатель, создал множество произведений, среди которых романы, повести и пьесы, обличительные очерки и новеллы. Произведения его отличаются высоким гражданским чувством, прямо и остро решают вопросы морали, порядочности, честности, принципиальности.

Во второй том вошли произведения: «Два брата», «Василий Иванович».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

— А ты с Лаврентьевым познакомься. Сам увидишь. Он тоже желает с тобой познакомиться. Статья твоя ему понравилась… Он тебе может много сведений сообщить… Он жизнь-то крестьянскую знает…

Это известие произвело на Николая приятное впечатление. Ему было лестно, что статья понравилась Лаврентьеву.

— А тебе понравилась?

— Понравилась и мне… только… ну, да не теперь… Я на нее заметку написал, — прибавил Вася конфузливо. — После покажу… Так написал… для себя…

— Я познакомлюсь с Лаврентьевым. Сведи меня к нему.

— Отлично! — обрадовался Вася. — Ты увидишь, какой Лаврентьев.

— Ты, кажется, влюблен в него?

— Люблю… да его все любят. Один Кузька не любит. Собирается его извести. Только шалишь, брат!

— Какой Кузька?

— А живодер здешний… Кривошейнов.

Николай продолжал свой туалет. Вася внимательно оглядывал брата и заметил:

— Франт-то ты какой, Коля!

Старший брат вдруг вспыхнул.

— А по-твоему, надо неряхой быть?

— Да я так… Ты не сердись, брат.

— Я и не сержусь…

— То-то, а я было подумал…

Николай протянул руку.

— Ах, Васюк, Васюк, голубчик, кроткая ты душа! Не сердись и ты на меня… Ведь я расспрашивал тебя, как брат… не желая оскорбить…

— Что ты, что ты, Коля! Да разве я обиделся? За что? — повторял он, крепко пожимая брату руку. — Я после тебе все расскажу, на каком основании я никуда не хочу… Ты умный, ты должен понять… Всякий по-своему… Вот если б я умел писать, как ты, то знаешь, что бы я сделал?

— Что бы ты сделал?

— Остался бы здесь да подробно и описал, как мужик живет, а то ведь в газетах все врут… Ах, если бы ты видел только, Коля, что здесь Кузька делает! И нет ему предела! — прошептал задумчиво Вася.

— Это всем хорошо известно, Вася.

— Нет, не говори. А, впрочем, тем хуже… Всем известно, и все смотрят!

«Странный брат какой!» — промелькнуло в голове у Николая.

Братья несколько времени молчали.

— Послушай, Вася, скоро Леночкина свадьба?

— Елены Ивановны? — поправил Вася.

При этом бледное лицо его вспыхнуло ярким румянцем.

— Ну да…

— Осенью, кажется… А что?

— Так спросил. Тоже старые приятели. А отец ее?

— Обыкновенно что: исправник, как и был! Еще папа его немного в страхе держит, а то…

— А Смирновых видел?

— Видел… Такая сорока, так и стрекочет, а барышни все об адвокатах да о литераторах… Слышал, как они маме в уши визжали! Ты хочешь с ними знакомиться?

— А по-твоему не стоит?

— Не стоит. Болтуньи! Все эдак больше о возвышенности, а землю по десяти рублей сдают… Шельмы!

— Ты, однако, брат, сильно. Говорят, Смирнова умная женщина.

— Да кому от ума-то ее прок? — добродушно возразил Вася. — Вот и Бежецкий твой умный, а сам же ты говорил, на что пошел его ум… на мамону*!

— Философ ты, как погляжу. Стоик*! — заметил Николай, надевая жакетку.

Он был совсем готов. Свежий, красивый, в хорошо сшитом костюме, он глядел таким молодцом, что Вася, любуясь братом, воскликнул:

— И какой же ты, Коля, красавец!

Брат улыбнулся своей привлекательной улыбкой.

— Вещи твои убрать?

— Авдотья уберет.

— Все равно… Теперь мне нечего делать… я уберу.

— Ну, давай вместе.

Они принялись выкладывать платье, белье и книги из большого чемодана. Вася внимательно разглядывал книги и две из них отложил.

— Можно почитать?

— Разумеется… Ты что выбрал? — полюбопытствовал брат.

Вася назвал заглавия.

Николай шутя погрозил пальцем.

— Ишь к чему тебя тянет! — протянул он. — Смотри, Вася, с ружьем осторожнее: заряжено… Думал дорогой что-нибудь подстрелить… Дичи теперь, я думаю, много?

— Есть… намедни куропаток видел!

— А ты по-прежнему не любишь охоты?

— Нет. К чему я буду божью тварь убивать… потехи ради.

— Тогда и мясо есть не следует?

— Ну, это другое дело. А, впрочем, пожалуй, что и не следует! — заметил Вася. — Я думаю об этом.

— А пока ешь?

— Ем.

Николай рассмеялся.

— Ну, теперь пойдем, брат, в сад, туда к речке, а оттуда в малинник.

— Пойдем!

Они спустились в сад.

Николай весело пустился в самую глубь, ощущая полной грудью прелесть большого, тенистого, густого сада с вековыми деревьями. Ему было как-то весело, хорошо и привольно в этом гнезде. Хотелось резвиться, как школьнику. Они обошли весь сад. В малиннике, под палящим солнцем, прикрывшись платком, Николай ел ягоды с жадностью мальчишки. Потом зашли на огород, оттуда спустились к речке и пошли по берегу.

Деревня была как на ладони. На улице не было ни души. Деревня точно вымерла.

Они остановились.

— Ну, как наши живут — по-прежнему хорошо?

— Хуже.

— Разве и их ваш Кузька донял?

— Сюда пока не добрался… Неурожаи!..

— Пойдем-ка в деревню!

— Пойдем, если хочешь, только теперь никого дома нет. В поле все.

— Ах, я и позабыл! Так вечером?

— Ладно.

Они вернулись назад.

— Ах, мама, как у вас хорошо! — радостно говорил Николай, подбегая к Марье Степановне, которая беседовала о чем-то с поваром.

— Смотри, не соскучься. После Петербурга, пожалуй, и соскучишься!

— Что ты, мама! Я разве так целый день бездельничать буду? Я работу с собой взял… Что, Петр, — обратился он к старику повару, — опять на охоту будем ходить?

— Когда угодно, Николай Иванович. Я с радостью…

— Собаки вот нет…

— Найдем-с и собаку.

— Где?

— У дьякона есть собака.

— Ну, ладно. А ты, мама, по-старому хозяйничаешь?

— Да, Коля. Не хочешь ли покушать? Ты чаю один стакан пил.

— Нет еще. Да ведь обедать будем в два?

— В два, по-прежнему.

— Так через два часа и обед. Я лучше приберегу аппетит к обеду.

Николай прошел к отцу.

Кабинет Ивана Андреевича был большой, просторный, с мягкой, обитой темной кожей, мебелью. Вдоль стены тянулся большой шкаф, наполненный книгами. Другие стены были увешаны портретами разных знаменитостей науки, литературы и искусства. У открытого окна, выходящего в сад, стоял большой стол, за которым сидел Иван Андреевич и что-то писал. В комнате было прохладно, хорошо. Густая тень сада защищала комнату от солнца.

— Ты извини, папа. Я помешал тебе.

— Что ты!.. Садись-ка, Коля, голубчик.

— Ты чем это занимался?

— Записку, брат, сооружаю для доклада в будущее собрание.

— О чем, папа?

— Да помилуй, Коля. И без того мы деньгами не богаты, брать-то больше неоткуда, а наши земцы что выдумали! Понадобилась им, видишь ли, железная дорога. Они и хотят хлопотать, чтобы с гарантией земства построить дорогу, — ведь это новый налог на бедного мужика. Ну, разумеется, нашлись люди, которые в этой мутной водице рыбки хотят наловить.

— Ты дашь мне прочесть записку!

— Конечно, дам. Только сомнение меня берет, Коля: не напрасно ли я пишу?

Между отцом и сыном завязался разговор. Старик рассказывал Николаю о деятельности своей в последние два года. В словах его звучала унылая нотка. Он все еще не падал духом, все еще бодрился, но Николай заметил, что в эти два года Иван Андреевич потерял много прежних надежд. Иван Андреевич с грустной усмешкой говорил, что он в собраниях почти всегда в меньшинстве.

— Ты, как Прудон, один составляешь партию*.

Старик усмехнулся.

— Почти что так. Впрочем, два-три товарища иногда есть, а то больше один да один. И меня даже в беспокойные люди записали. Вот через месяц будет экстренное собрание. Поедем — увидишь.

— А ты все отдельные мнения подаешь?

— Подаю.

— И громишь своих противников?

— В последнее время, Коля, меня уже слушают не так, как прежде.

— А ты все громишь?

— Не молчать же! Если все замолчат, то что хорошего? Все капля точит камень. И о чем иногда приходится спорить-то, брат!

Старик махнул рукой.

— И чего беречься? — уныло прибавил он и замолчал. — Знаешь ли, просто стыдно в пятьдесят два года рассказывать. На днях ко мне приезжал председатель земского собрания, испуганный, взволнованный. Знаешь ли, зачем? Сообщить мне, что моя речь в последнем собрании показалась кому-то резкой, и его вызывали для объяснений. А знаешь, о чем говорил я эту зажигательную речь? — печально усмехнулся старик. — О том, чтобы земство ходатайствовало о соблюдении закона при взыскании недоимков. Это, видишь ли, деликатный предмет!.. Бедняга председатель просто насмешил меня своим страхом. Рассказал, что Кривошейнов сплетню в губернии пустил. Ему и поверили!.. Но ведь не может же так продолжаться, не правда ли? Еще немного времени — и ты, Коля, увидишь, что будет и на нашей улице праздник, взойдет и над нашей нивой солнышко.

Лицо Ивана Андреевича сияло надеждой, слова звучали верой.