Вилли Корсари - Из собрания детективов «Радуги». Том 2

• Название: Из собрания детективов «Радуги». Том 2
• Автор: Вилли Корсари
• Издательство: Радуга
• Жанр: Детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-05-004121-Х

В настоящий двухтомник вошли произведения, нашедшие своего читателя сразу после выхода в свет в серии «Современный зарубежный детектив» издательства «Радуга» и пользующиеся постоянным спросом в течение вот уже многих лет.

Вряд ли кого оставит равнодушным роман «С прискорбием извещаем…» нидерландского автора Вилли Корсари, открывающий 2-й том издания. Бесспорны также высокие литературно-художественные достоинства остросюжетного полотна «Его осенило в воскресенье» итальянских мастеров детективного жанра Карло Фруттеро и Франко Лучентини, громко заявивших о себе в период «детективного бума», пережитого Италией в 70-е годы.

---

— Значит, он не показался вам веселее обычного? Вел себя как всегда? — спросил Сантамария.

— Да, как всегда, — подтвердила Валь-д'Эльса. — Разве что очень торопился, иначе бы…

— А верно! — воскликнула Альтопашо. — Чаевые! Но он, по-моему, вовсе не торопился. Я даже подумала, комиссар. Подумала…

Краснея, строя ему глазки, перебивая друг друга и хохоча как безумные, официантки рассказали ему о своих догадках.

— Понимаете, комиссар, он прежде ни разу не бывал таким щедрым. Перед праздниками и то не оставлял на чай больше пятидесяти лир. Поэтому я и предположила…

Видно, мне сегодня весь день суждено защищаться от женских хитростей и уловок, подумал Сантамария, глядя на Альтопашо. Ведь если разобраться спокойно, и синьора Дозио вовсю с ним кокетничала и весьма искусно заставила его забыть о своей недоступности. Взгляды, которые она изредка на него бросала — обычный женский трюк, — обещали ему остров сокровищ, заоблачный храм, мир совершенства и гармонии. Стоит лишь отважно переступить черту и протянуть руку к добыче.

— Но чем его убили? Случайно не ножом?

Сантамария отвел взгляд от Альтопашо.

— Нет, безделушкой, — ответил он, механически дотронувшись до кармана, где лежали фотографии. — Каменной стутуэткой.

— Видишь? Значит, это не он. Если только…

— Кто он?

— Один из тех, кто ужинал в тот день у нас.

— Вместе с Гарроне?

— Нет, он сидел за другим столиком, тоже один. Он и прежде раза два-три бывал здесь. Знаете, он влюблен в Тину, но она на него даже не смотрит.

— В Тину?

— Тина — это я. Мое полное имя Умберта, — сказала уроженка Альтопашо. — И не потому, что он кукурузник. Просто уж больно он некрасив.

В Турине Сантамария встречал даже уроженцев Пульи, калабрийцев, которые свысока говорили о кукурузниках. Расизм поражает людей, словно заразная болезнь. Прожив немного в Турине, все начинают искать кого-либо, кто прежде жил южнее их, пусть даже на полкилометра.

— И что же сделал в тот вечер этот кукурузник?

— Ну, мы говорили об архитекторе, о его немного… соленых, но вообще-то не злых шутках. А южанин из своего угла все слышал. И вдруг он, хоть никто его не спрашивал, вскочил и сказал, что, будь он женихом Тины, он бы с этим архитектором сам расправился. И лицо у него было такое зверское…

— А у меня, заметьте, жениха и нет вовсе. Но я ему об этом говорить, конечно, не стала, — уточнила Тина, пристально глядя на Сантамарию.

Тот отвел глаза.

— Когда он вышел из ресторана? Сразу после Гарроне?

— Нет, еще немного посидел.

— Что это за тип?

— Темноволосый, низенький, совсем молодой.

— Он что, со странностями?

— Да как вам сказать? Их ведь никогда не разберешь… Вечно с ножом в кармане, вечно твердят о чести, о праве на уважение… Мне они все кажутся странными.

— Но он не знал архитектора, — вмешалась Валь-д'Эльса. — А значит, и адреса его не знал.

— Если он тоже с виа Мадзини, то мог и знать, — заявила хозяйка ресторана. — Там полно южан.

Сантамария встал.

— Спасибо вам за все. На всякий случай оставлю вам номер телефона. Если этот претендент в женихи снова появится у вас, позвоните мне, хорошо? Ведь всякое бывает.

Тина откинулась на спинку стула и притворно-ленивым жестом сплела руки над головой. Ее грудь предстала Сантамарии во всей своей обнаженной красоте.

— Вам на службу позвонить или домой? — спросила она, полузакрыв глаза.

3

Подавив свое разочарование, синьор Воллеро подумал, что вообще-то заполучить еще одного знакомого в полиции совсем неплохо. Неприятности из-за неосторожной покупки могут случиться с каждым, хотя он обычно покупал исключительно картины с «честным прошлым».

Увы, он мало в чем мог помочь комиссару. Конечно, он отлично помнит вечер, когда было совершено преступление. Несостоявшаяся продажа картины «Леда» по вине этого кретина Гарроне до сих пор наполняла его желчью. Лично для него именно в этом заключалось истинное «преступление», и он долго жаловался Сантамарии на человеческую глупость.

Сантамария всем своим видом показал, что в полной мере оценил изящную и, в сущности, скромную чувственность «Леды», а затем принялся с искренним интересом рассматривать другие картины. «Похищение Европы» его не слишком впечатлило: картина, конечно, эффектная, но, честно говоря, не шедевр. У «Двух Диан» он постоял всего несколько секунд, зато на картине «Венера и Марс» от его внимания не ускользнули чудесные цветы слева на переднем плане. Вдруг он прервал разговор с синьором Воллеро и направился к лучшему экспонату — маленькой, размером 14 на 16, выполненной в голубых тонах картине Поленбурга. На ней были изображены руины замка и нимфа.

— О, это просто великолепно! — воскликнул он.

— Вы находите? — Синьор Воллеро улыбнулся широко, бескорыстно.

— Глядя на нее, я припомнил, что во Флоренции, во дворце Питти, есть, кажется, небольшой зал, в котором выставлено примерно двадцать похожих картин. Они ведь тоже работы Поленбурга? — спросил Сантамария.

— О да! — радостно воскликнул Воллеро. — Именно его!

Он был счастлив. Дело делом и выгода выгодой, но, в сущности, не так уж ему было важно непременно продать все эти картины. Половину удовольствия он получал, разыскивая их по всей Европе, вторую половину — когда слышал похвалы знатоков, возгласы восхищения, которые и были признанием его неустанных трудов. Подумать только, в городе, где подлинная аристократия почти вывелась либо совершенно разорилась, а те, кто еще обладали средствами, могли часами стоять, задрав голову, перед тремя кубами из пластика со свечой внутри, нашелся человек, оценивший его по достоинству. И кто же — комиссар полиции да вдобавок южанин!

Охваченный внезапной симпатией, Воллеро сказал:

— Как жаль, что я не могу вам помочь! Я даже чувствую себя виноватым перед вами.

Сантамария удивленно взглянул на него.

— Ну что вы, право… И потом, это неверно. Вы мне сообщили, что Гарроне был в тот день на выставке, а прежде нам это не было известно. Так что польза есть, и несомненная.

— Погодите, дайте мне подумать, комиссар…

Они стояли перед картиной, изображавшей пышнотелую Юнону.

— Гарроне пришел один и ушел тоже один. Это я помню точно. Те четверть часа, что он здесь пробыл, он особо ни с кем не разговаривал.

— А он не показался вам необычно веселым, довольным собой? Кроме замечания о «Леде», он больше не отпускал никаких острот?

— Все его остроты были одинаковы, — пожав плечами, ответил Воллеро. Он бросил грустный взгляд на непроданную «Леду». — Дрянной был человек, земля ему пухом.

Воллеро хорошо помнил тот момент, когда Гарроне стоял возле картины в центральном зале. Мятый пиджак, потертые манжеты, отвратительная усмешка, наглая и одновременно заискивающая, рука, которую Гарроне поднял, показывая на… На что? Кому?

— Профессор Бонетто! — воскликнул он. — Гарроне стоял рядом с профессором Бонетто и говорил ему…

— Что именно?

— Я стоял примерно на том же месте, что и сейчас. Беседовал с маркизой Вьотто, которая привела с собой золовку. Ту, что вышла замуж за Капеллано, профессора неврологии. Вы его знаете?

— Не слишком хорошо, — дипломатично ответил Сантамария.

— Но я к разговору Гарроне с Бонетто особенно не прислушивался. Владелец галереи, сами понимаете, должен, если так можно выразиться, сражаться сразу на нескольких фронтах. Но помню, что Гарроне показал на одну из картин центрального зала и сказал: «Эта женщина — я».

— Женщина?!

— Вот именно. А там висят лишь две картины. Видите? — Он подвел Сантамарию к стене. — Одна — «Юпитер и Ганимед», а другая…

На другой картине, старой, потрескавшейся и явно отреставрированной, была изображена Даная. На нее с неба сыпался дождь золотых монет, а над головой парили два ангела любви.

4

Река была серая, как во время засухи, вода в своем медлительном течении намыла островки из тины и высохших под лучами солнца отбросов. На болотистых берегах По росли желтоватые и красноватые рахитичные растеньица, почти утопая в тине и темной зловонной воде. От зоологического сада на набережной Макиавелли до противоположного берега реки неподвижный воздух был пропитан запахом гниющих растений, дыма и копоти. Адвокат Арлорио и судья Мацца Маренго шли по берегу неторопливо и важно, как ходят карабинеры в мундире и старики.

— Честно говоря, я в растерянности, — признался адвокат. — Хотелось бы знать, должен ли я в данном случае проявить инициативу или лучше умыть руки.

Его друг Мацца Маренго по своему обыкновению промолчал.

Своей молчаливостью он в бытность судьей, главой кассационного суда, приводил в растерянность и даже смятение адвокатов, делопроизводителей, подсудимых, свидетелей, потерпевших и швейцаров. Но все-таки он уже два года как на пенсии и мог бы помочь простому смертному, подумал Арлорио, глядя на орлиный профиль друга. Впрочем, трудно требовать от старого человека, чтобы он вдруг изменился. Он увернулся от красного мячика, который кинул в него какой-то мальчишка, и снова приступил к осаде: