Антология - Русский романс

• Название: Русский романс
• Автор: Антология
• Издательство: Правда
• Жанр: Лирика
• Год: 1987

Предлагаемый вниманию читателей сборник — одна из самых полных антологий русского романса, охватывающая два с половиной века развития этого жанра (XVIII — первая половина XX века). В книгу включены стихотворения Жуковского, Пушкина, Тютчева, Фета, Полонского, Блока, Есенина и многих других известных и неизвестных поэтов, нашедшие свою вторую — музыкальную — жизнь в творчестве русских композиторов.

Составитель Вадим Львович Рабинович.

---

ИВАН ПАНАЕВ

(1812–1862)

340. Будто из Гейне («Густолиственных кленов аллея…») [349]

Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна:
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.

И, головку склонивши уныло
И глотая слезу за слезой,
«Позабудь, если можно, что было»,
Прошептала, махнувши рукой.

На нее, как безумный, смотрел я,
И луна освещала ее;
Расставаяся с нею, терял я
Всё блаженство, всё счастье мое!

Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна:
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.

<1847>

ЛЕВ МЕЙ (1822–1862)

341. «Нет, только тот, кто знал…»[350]

Нет, только тот, кто знал
        Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
        И как я стражду.

Гляжу я вдаль… нет сил —
        Тускнеет око…
Ах, кто меня любил
        И знал, — далёко!

Вся грудь горит… Кто знал
        Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
        И как я стражду.

1857

342. «Отчего побледнела весной…»[351]

Отчего побледнела весной
Пышноцветная роза сама?
Отчего под зеленой травой
Голубая фиалка нема?

Отчего так печально звучит
Песня птички, несясь в небеса?
Отчего над лугами висит
Погребальным покровом роса?

Отчего в небе солнце с утра
Холодно и темно, как зимой?
Отчего и земля вся сера
И угрюмей могилы самой?

Отчего я и сам все грустней
И болезненней день ото дня?
Отчего, о скажи мне скорей,
Ты — покинув — забыла меня?

1858

343. Канарейка[352]

Говорит султанша канарейке:
«Птичка! Лучше в тереме высоком
Щебетать и песни петь Зюлейке,
Чем порхать на Западе далеком?
Спой же мне про за́-море, певичка,
Спой же мне про Запад, непоседка!
Есть ли там такое небо, птичка,
Есть ли там такой гарем и клетка?
У кого там столько роз бывало?
У кого из шахов есть Зюлейка —
И поднять ли так ей покрывало?»
Ей в ответ щебечет канарейка:
«Не проси с меня заморских песен,
Не буди тоски моей без ну́жды:
Твой гарем по нашим песням тесен,
И слова их владыкам чужды…
Ты в ленивой дреме расцветала,
Как и вся кругом тебя природа,
И не знаешь — даже не слыхала,
Что у песни есть сестра — свобода»,

<1859>

344. Полежаевской фараонке[353][354]

Ох, не лги ты, не лги,
Даром глазок не жги,
      Вороватая!
Лучше спой про свое
Про девичье житье
      Распроклятое:
Как в зеленом саду
Соловей, на беду,
      Разыстомную
Песню пел-распевал —
С милым спать не давал
      Ночку темную…

1859

345. «Отчего же ты не спишь…»[355]

«Отчего же ты не спишь?
Знать ценна́ утрата,
Что в полуночную тишь
Всюду ищешь брата?»

— «Оттого, что он мне брат,
Дочери шалима,
Что утрата из утрат
Тот, кем я любима.

Оттого, что здесь у нас,
Резвых коз-лукавиц
По горам еще не пас
Ввек такой красавец:

Нет кудрей черней нигде;
Очи так и блещут;
Голубицами в воде
Синей влагой плещут.

Как заря, мой брат румян,
И стройней кумира…
На венце его слиян
С искрами сапфира

Солнца луч, и подарён
Тот венец невесте…»
— «Где же брат твой?.. Где же он?
Мы поищем вместе?»

1859

346. «Хотел бы в единое слово…»[356]

Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль.

И пусть бы то слово печали
По ветру к тебе донеслось,
И пусть бы всегда и повсюду
Оно к тебе в сердце лилось!

И если б усталые очи
Сомкнулись под грезой ночной,
О пусть бы то слово печали
Звучало во сне над тобой!

1859

347. Зачем?[357]

Зачем ты мне приснилася,
Красавица далекая,
И вспыхнула, что в полыме,
Подушка одинокая?

Ох, сгинь ты, полуночница!
Глаза твои ленивые,
И пепел кос рассыпчатый,
И губы горделивые —

Все наяву мне снилося,
И все, что греза вешняя,
Умчалося, — и на сердце
Легла потьма кромешная..

Зачем же ты приснилася,
Красавица далекая,
Коль стынет вместе с грезою
Подушка одинокая?..

<1862>

348. «У молодки Наны…»[358]

У молодки Наны
Муж, как лунь, седой…
Старый муж не верит
Женке молодой;

Разом домекнулся,
Что не будет прок, —
Глаз с нее не спустит,
Двери на замок.

«Отвори каморку —
Я чуть-чуть жива:
Что-то разболелась
Сильно голова —

Сильно разболелась,
Словно жар горит…
На дворе погодно:
Может, освежит».

— «Что ж? открой окошко,
Прохладись, мой свет!
Хороша прохлада,
Коли друга нет!»

Нана замолчала,
А в глухой ночи
Унесла у мужа
Старого ключи.

«Спи, голубчик, с богом,
Спи да почивай!»
И ушла тихонько
В дровяной сарай.

«Ты куда ходила,
Нана, со двора?
Волосы — хоть выжми,
Шубка вся мокра…»

— «А телята наши
Со двора ушли,
Да куда ж? — к соседке
В просо забрели.

Загнала насилу:
Разбежались все…
Я и перемокла,
Ходя по росе!»

Видно — лучше с милым
Хоть дрова щепать,
Чем со старым мужем
Золото считать.

Видно — лучше с милым
Голая доска,
Чем со старым мужем
Два пуховика…

<1850>

АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ (1817–1875)

349. «Колокольчики мои…»[359]

Колокольчики мои,
      Цветики степные!
Что глядите на меня.
      Темно-голубые?
И о чем звените вы
      В день веселый мая,
Средь некошеной травы
      Головой качая?

Конь несет меня стрелой
      На поле открытом;
Он вас топчет под собой,
      Бьет своим копытом.
Колоколь лки мои,
      Цветики степные!
Не кляните вы меня,
      Темно-голубые!

Я бы рад вас не топтать,
      Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
      Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
      Только пыль взметаю;
Конь несет меня лихой,
      А куда? не знаю!

Он ученым ездоком
      Не воспитан в холе,
Он с буранами знаком,
      Вырос в чистом поле;
И не блещет, как огонь,
      Твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь,
      Дикий, непокорный!

Есть нам, конь, с тобой простор!
      Мир забывши тесный,
Мы летим во весь опор
      К цели неизвестной.
Чем окончится наш бег?
      Радостью ль? кручиной?
Знать не может человек —
      Знает бог единый!..

Упаду ль на солончак
      Умирать от зною?
Или злой киргиз-кайсак,
      С бритой головою,
Молча свой натянет лук,
      Лежа под травою,
И меня догонит вдруг
      Медною стрелою?

Иль влетим мы в светлый град
      Со кремлем престольным?
Чудно улицы гудят
      Гулом колокольным,
И на площади народ,
      В шумном ожиданьи,
Видит: с запада идет
      Светлое посланье.

В кунтушах и в чекменях,
      С чубами, с усами,
Гости едут на конях,
      Машут булавами,
Подбочась, за строем строй
      Чинно выступает,
Рукава их за спиной
      Ветер раздувает.

И хозяин на крыльцо
      Вышел величавый;
Его светлое лицо
      Блещет новой славой;
Всех его исполнил вид
      И любви и страха,
На челе его горит
      Шапка Мономаха.

«Хлеб да соль! И в добрый час! —
      Говорит державный. —
Долго, дети, ждал я вас
      В город православный!»
И они ему в ответ:
      «Наша кровь едина,
И в тебе мы с давних лет
      Чаем господина!»

Громче звон колоколов,
      Гусли раздаются,
Гости сели вкруг столов,
      Мед и брага льются,
Шум летит на дальний юг
      К турке и к венгерцу —
И ковшей славянских звук
      Немцам не по сердцу!

Гой вы, цветики мои,
      Цветики степные!
Что глядите на меня,
      Темно-голубые?
И о чем грустите вы
      В день веселый мая,
Средь некошеной травы
      Головой качая?

1840-e годы

350. «Средь шумного бала, случайно…»[360]