Гарун Тазиев - Запах серы

• Название: Запах серы
• Автор: Гарун Тазиев
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1980

Книга известного вулканолога и путешественника включает три произведения: «Запах серы», «Ньирагонго», «Двадцать пять лет на вулканах мира». Это живой и увлекательный рассказ о вулканах различных континентов.

---

В пору было и уходить, но оставалось разрешить один вопрос: откуда шел красный свет, чьи отблески мы каждый вечер видели в небе? Я настоял на том, чтобы обойти гору в обратном направлении, на сей раз на несколько сот метров ниже, но неверно оценил дистанцию и наши силы, и нам не довелось в тот день вернуться в лагерь. Ночь застигла нас на горе. Разгулялся пронизывающий ветер, и пришлось позаботиться о ночлеге. Мы разровняли площадку под большим кустом, устроили из него нечто вроде крыши и поставили спереди прикрытие от ветра. Холод заметно усиливался, пошел мелкий дождь. На нас была только легкая одежда, мы не захватили ни одеял, ни согревающих напитков. Надо было развести костер. Оторвав лоскуты от одежды, мы разожгли огонь, но на него поминутно приходилось дуть, потому что зеленые сучья никак не хотели разгораться. Мы дрожали от сырости, пробиравшей до костей. Ветер казался более ледяным, чем зимой в Силезии».

Вода и пламень

Сегодняшним многочисленным посетителям Ньирагонго трудно представить себе беды, перенесенные Гётценом и его спутниками. Так всегда бывает: «премьера» требует несравненно больших усилий, чем последующие попытки. Кстати, не только в альпинизме.

Сегодня средний ходок менее чем за 3 часа добирается по лесной тропе до седловины между главным конусом и могучим побочным конусом Шахеру. Другая тропинка ведет через Баруту — северный кратер. А от седловины до вершины от силы час ходьбы. В сумме уходит 4 часа там, где землепроходец (исконный, а не нынешний) затратил в свое время несколько нелегких дней…

Хребет Вирунга целиком состоит из геологически молодых вулканов и тянется с востока на запад примерно на 70 километров, перегораживая гигантский грабен, зигзагами идущий через всю Восточную Африку от Эфиопии до Мозамбика. Этот рифт, как его называют геологи, разрезает опухоль земной коры, вероятно образованную вздутием мантии из вязкой магмы, обволакивающей ядро планеты наподобие яичного белка. Растянутая этим вздутием «скорлупа» в конце концов лопается, и магма впрыскивается через трещины в земную кору, иногда достигая поверхности планеты.

Это и есть вулканизм! В самом деле, вулканы чаще всего возникают в месте пересечения разломов, поскольку именно здесь каналы возможного подъема магмы наиболее широки и наименее подвержены закупориванию. Так, горы Вирунга воздвигались в точке, где густая сеть восточно-западных разломов накладывается на меридиональные разломы Большого Африканского грабена. Из восьми вершин хребта самая высокая достигает 4500 метров, самая низкая — 3000 метров. Хребет насчитывает также десятки менее внушительных конусов. Например, возвышающиеся на 3000 метров по обе стороны от Ньирагонго Шахеру и Баруту вполне могли бы считаться самостоятельными вулканами, не будь они вассалами столь знатного господина.

Беспрестанно происходящие здесь уже 2 миллиона лет извержения соорудили горы Вирунга из тысяч миллиардов кубометров лавы. Мало-помалу хребет от края до края перекрыл широченную долину предка нынешнего Нила. С тех пор воды бассейна скапливаются у естественной плотины, образуя живописное озеро Киву. Кряжи, разделяющие русла ныне не существующих рек, делят озеро на узкие заливы, выкладывая прелестную мозаику из голубой водной глади, темно-зеленых лесных массивов и ярко-зеленых заплат полей и банановых плантаций. Уровень озера поднялся до низкого перевала окружающих его гор. Таким образом получился водослив, через который бурная Рузизи несет ранее предназначавшуюся Средиземному морю воду в озеро Танганьика, откуда она попадает в Луфиру, из нее в Конго и наконец в Атлантический океан.

Южные склоны Ньирагонго и его соседа Ньямлагиры уходят на сотни метров под воду озера Киву и нередко сбрасывают в него потоки расплавленной лавы. Самое первое из виденных мною извержений было как раз такого рода. В мае 1948 года в нижней части южного бока Ньямлагиры открылась 5-километровая трещина шириной в шаг; за несколько дней расплавленная порода достигла озера. Вулканический процесс славится своими парадоксами, но тут я стал свидетелем одного из наиболее неожиданных: мирного слияния воды и пламени…

Я первым готов был предполагать, что вторжение в озеро широкого потока кипящей лавы должно быть впечатляющим зрелищем. Ничего подобного! Масса расплава вползала в прозрачную воду с безмятежностью ужа. Не считая белого пара там, где густое вещество вишневого цвета соприкасалось с поверхностью озера, можно было подумать, что вообще ничего не происходит.

Мы с превеликими предосторожностями подплыли ближе. Еще один парадокс: вода, по которой мы плыли, осторожно работая веслом, не кипела и даже почти не нагрелась. Если вдуматься, то этого следовало ожидать: небольшое количество теплоты, полученное от поверхности лавового потока, рассеивалось в огромном объеме воды. Разумеется, в том месте, где расплав непосредственно соприкасался с водой, та бурно закипала. Людям и рыбам лучше туда не лезть: красавицы тилапии, которых мы руками вытаскивали из воды, были если не сварены, то по меньшей мере «оглушены» тепловым ударом.

В оцепенении следили мы за ползущим по дну озера потоком, чье раскаленное нутро время от времени проглядывало между черными чешуйками затвердевшего панциря на двух-трехметровой глубине.

Позднее мне довелось наблюдать то же явление во время подводных извержений Капелиньюша на Азорских островах, а также Суртсэя и Киркьюфелля в Исландии. Это позволяет мне отвергать гипотезу, согласно которой колоссальные наслоения вулканических туфов, называемых палагонитами или гиалокластитами, произошли от дробления подводных лавовых потоков. Я попытался доказать, что дело совсем не в этом, что пласты шлака толщиной в десятки, а то и в сотни метров, занимающие иногда огромные площади, являются продуктом бесчисленных срывов перегретого пара, попавшего под слой раскаленной лавы. Лет пять тому назад я опубликовал первую научную статью по этой теме. За ней последовали другие, щедро снабженные новыми доказательствами. Несмотря на это, немало вулканологов не спешат отказаться от классического объяснения, принятого ими без обсуждения. Нелегко расставаться с общепринятыми воззрениями…

За 80 лет, прошедших со дня открытия, Ньямлагира раз десять извергала излишки своей лавы. Три раза лава доходила до озера Киву: из кратера Катерузи в 1912-м, из кратера Чамбене в 1938-м и из кратера Мухуболи в 1948 году. Все три, разумеется, находятся на южном склоне вулкана. Что до Ньирагонго, то он за короткий исторический период, считая с момента экспедиции Гётцена, ни разу не выплескивал лаву из лежащего в его чреве лавового озера. Глубинный источник постоянно компенсирует излучение тепла в атмосферу. В ходе наших экспедиций мы различными методами подсчитывали этот расход энергии и неизменно получали от 75 до 150 киловатт на квадратный метр в секунду.

Посещение Ньирагонго

Конечно же, ни о чем подобном я не помышлял, впервые взбираясь на Ньирагонго… Вулканизм тогда был для меня тайной за семью печатями. Я карабкался по склонам, покрытым густым лесом, которому длинные бороды сине-зеленых лишайников придавали сходство с подводным царством. Гигантские стволы экваториального вереска, некоторые высотой 10–15 метров, резко выделялись на фоне блекло-зеленых тонов остальных растений почти черным цветом своих крошечных листьев. На отметке 3000 метров кончается вересковый лес. Выше растут только древовидный крестовник, смахивающий на великанский салат, и гигантские лобелии — на редкость красивые растения: сотни небольших цветков обвиваются вокруг стеблей узкими спиралями.

Стоял сухой сезон, и плававшая в воздухе тонкая пыль снижала видимость, совершенно размывала линии. Все это уменьшало удовольствие от прогулки. Нельзя было отрицать, что Ньирагонго — внушительная гора, но человека, влюбленного в Альпы, она скорее разочаровывала… Без особого труда я добрался до узкого кольцевого гребня вокруг кратера. Последний производил сильное впечатление, отчасти компенсируя слабую видимость и легкость восхождения (тогда я еще не читал дневника Гётцена и воспользовался тропой, которую «рубщики» — сторожа национального парка поддерживали в нормальном состоянии).

Кратер походил на цилиндрический котел диаметром около 1500 метров, с плоским дном, просматривавшимся местами сквозь клочья дыма. Все это было не слишком завлекательно… Мой альпинистский ум привлекала только стенка, круто падавшая метров на двести; для получения хотя бы минимального удовольствия необходимо было преодолеть какую-нибудь трудность.

Улегшись ничком на внешнем склоне, я почти час терпеливо ждал, пока рассеются дым и мгла. Чтобы убить время, я принялся намечать на стенке возможные маршруты спуска и насчитал их по меньшей мере с полдюжины…