Гарун Тазиев - Запах серы

• Название: Запах серы
• Автор: Гарун Тазиев
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1980

Книга известного вулканолога и путешественника включает три произведения: «Запах серы», «Ньирагонго», «Двадцать пять лет на вулканах мира». Это живой и увлекательный рассказ о вулканах различных континентов.

---

30 метрах под нами. Медленные движения поверхности указывали на вязкость заполнявшей его жидкости. Нам были известны ее природа, состав и химическая формула, но все равно она зачаровывала своим сверхъестественным видом.

Как и в прошлый раз, озеро вело себя спокойно. Лишь с близкого расстояния просматривались отголоски его внутренней жизни: редкое биение фонтанов, ленивые вращения, зыбь, пульсирование, как бы живая дрожь гибкой кожи, отливающей оловом и бронзой…

Часов до трех ночи мы любовались зрелищем, перемежая время научными занятиями, ради которых мы, собственно, и приехали: измеряли температуру, брали образцы, включали геофоны и так далее. Потом усталость разом навалилась на нас. Вернувшись в лагерь, мы обнаружили, что нам не спустили спальных мешков. Пришлось коротать оставшиеся часы в сырости, дрожа от холода.

Утром, переговорив по телефону с базой, мы съели присланный по тросу горячий завтрак и отправились обследовать наш замкнутый в круглых стенах мирок.

Густые клубы сернистого дыма выходили из западной части колодца. Мы чуть было не ударились в панику — таким концентрированным и едким был этот дым, мгновенно обжегший нам глаза и горло. Мы отпрянули назад, лихорадочно натягивая противогазы.

Они действовали безотказно. Вдыхая профильтрованный воздух, я понял, в какой загрязненной атмосфере мы провели больше суток, считая ее чистой! Количество углекислого и сернистого газов, прошедшее через наши легкие, наверняка превышало допустимые нормы. Этим отчасти объяснялась усталость, одолевавшая даже хорошо тренированных людей. Выйдя из дымового султана, мы решили не снимать противогазов.

С почтением оглядел я крупную кубическую глыбу, отвалившуюся от стенки и застрявшую в нескольких метрах от края колодца. Она была покрыта слоем затвердевшей лавы толщиной 1–2 сантиметра. Значит, когда озеро стояло выше, из него выплеснулась огромная волна жидкой лавы. Таким образом, здесь следовало опасаться трех вещей: камнепадов, всплесков лавы и газов.

Первый урожай

Несмотря на скромные масштабы, экспедиция дала результаты, которыми Иван де Манье мог бы гордиться, не будь он столь скромен.

Замеренные с помощью оптического пирометра температуры варьировались от 1020 до 1095 °C. Разницу следовало отнести на счет поглощения части теплового излучения атмосферной влагой и газами.

Эдуард Берг попытался провести геомагнитную съемку кратера. Нам не хватало инструментария для полноценного сейсмографического выслушивания, чтобы зарегистрировать микросейсмическое волнение, вызываемое движением лавы. Жаль, так как изучение амплитуды и частоты таких вибраций есть один из способов получения точной информации, исходя из которой мы надеемся однажды пролить свет на это явление…

Радиоактивность тщательно замерялась счетчиком Гейгера на многочисленных фумаролах. Как и ожидалось, ничего аномального мы не нашли.

Больше всех повезло петрографам. Две первые стенки общей высотой 360 метров состояли из наложившихся друг на друга в течение тысячелетий пластов. В верхней части они были наклонены, в нижней — горизонтальны. Иначе говоря, первые остались от потоков, выливавшихся из кратера, вторые же обязаны своим происхождением «разливам» лавового озера в периоды повышения его уровня. Мы застали отрицательную фазу: между 1948 и 1958 годами озеро ушло вниз метров на пятьдесят, причем за последний год — метров на двадцать.

Пока мы работали на Ньирагонго, в 23 километрах от нас началось извержение его активного соседа — Ньямлагиры. За 65-летнюю «историческую эпоху» вулканов Киву это было седьмое по счету извержение. Кратер Китсимбаньи родился на Ньяме 8 августа 1958 года, и за считанные недели стремительные лавовые потоки прошли более 20 километров, уничтожив 6 тысяч гектаров лесов и саванны.

Вечерами мы подолгу обсуждали возможность связи между этим извержением и понижением уровня лавы в Ньирагонго. Я лично нисколько в это не верил. За предыдущее десятилетие я убедился, что вязкость расплава слишком возрастает с глубиной, чтобы такая связь была возможна. Много раз на Китуро, Этне, Стромболи и Ицалько я наблюдал, как два жерла, отделенные друг от друга лишь тоненькой стенкой, оставались полностью автономны. А подземную гидравлическую связь на расстоянии в десятки километров вообще было трудно вообразить… К тому же лавы Ньирагонго и Ньямлагиры заметно различались по составу.

На берегу лавового озера

Лагерь № 3

В 1959 году команда собралась более сильная, чем в предыдущем году. Тюльпен привел своего сослуживца Дефрена и шесть солдат-добровольцев. Я дал ему в помощь бывшего горного проводника Луи Тормоза и агронома Жана Дерю, отличного скалолаза, также жившего поблизости. Как вы помните, оба они участвовали в тайной вылазке 1953 года, так что за безопасность группы можно было не волноваться.

Озеро продолжало опускаться и находилось уже метрах в пятидесяти под вторым балконом, то есть более чем в 400 метрах от края кратера. Оно сохранило свою форму полумесяца, но зато сузилось, оставив узкий полуостров в южном роге.

Не располагая другими доказательствами, я рассматривал эту метаморфозу как аргумент в пользу гипотезы, согласно которой лава растекалась по дну кратера, выходя из очень узкого питающего отверстия. Ведь до сих пор неизвестно, сколь глубоки такие озера. Не исключено, что глубину можно измерить звуковыми или ультразвуковыми волнами. Но удаленность и труднодоступность этого места, равно как и отсутствие прямой экономической заинтересованности, все еще не позволяют прибегнуть к этим методам, а поэтому приходится довольствоваться косвенными замерами.

Но до озера еще. нужно было добраться. Теперь до него было около 430 метров… Пока одни устанавливали лебедку, другие помогали новичкам преодолеть первую стенку.

Нас было человек двадцать, из них половина — ученые. Оказавшись на верхней террасе, они тотчас принялись за работу. По счастью, погода была лучше, чем в 1958 году, и туманы отняли у нас меньше времени.

Сейсмология, магнетизм и гравиметрия

Шимозуру и Берг расставили сейсмографы на гребне и надеялись сделать то же самое на нижней террасе.

Увы, расшифровка вулканических подземных толчков — дело архисложное. Специфические волны практически неразличимы, следы их читаются, как иероглифы до Шампольона, а потому истолковывать их почти невозможно. В отличие от «настоящих» землетрясений они большей частью происходят в одном или нескольких километрах от поверхности и весьма слабы. Из-за незначительности расстояния между очагом и сейсмографом их волны не успевают разбиться на четкие фазы. Иначе говоря, из них нельзя извлечь информацию ни о породах, через которые они прошли, ни тем более о механизме их происхождения. Непросто даже локализовать эпицентры и в еще большей степени — очаги.

Несмотря на эти обескураживающие результаты, вулканологические обсерватории и службы считают сейсмограф главным инструментом выслушивания вулканов и попыток предсказания их пробуждения. Такой выбор основан на мнении, согласно которому любому извержению предшествуют серии толчков, сопровождающих подъем магмы к поверхности. На самом же деле это наблюдалось, насколько мне известно, лишь однажды. Было это в 1959 году на Гавайских островах, где Джерри Итон путем изучения подземных толчков и вздутий почвы смог сделать на вулкане Килауэа самый удачный за все времена прогноз.

Но зато столько извержений произошло без усиления обычной сейсмической активности, столько интенсивных сейсмических кризисов не сопровождалось извержениями, что годность метода довольно сомнительна. Это не мешает пленникам интеллектуальной и служебной рутины оставлять за сейсмографами абсолютное первенство в вулканологии.

В 1959 году я еще не относился столь скептически к вулканологической сейсмологии, и, поскольку ни одного специалиста в Европе не нашлось, мы обратились к самому известному японскому профессору Минаками с просьбой прислать кого-нибудь из своих учеников. Он командировал лучшего — Дайсуке Шимозуру.

Самолет; на котором он летел, сел в Калькутте на брюхо и загорелся, но пассажиры и экипаж успели спастись. У Дайсуке остались только рубашка, брюки и башмаки… Добравшись до Букаву, где мы обосновались, он рассыпался в извинениях, так как в самолете сгорели не только сейсмографы, но и подарки, которые он собирался нам вручить, как того требует японский этикет. Телеграф, солидарность ученых и авиация помогли нам собрать несколько разнокалиберных сейсмографов, к которым Шимозуру приспособился со своей невозмутимой и улыбчивой учтивостью. Но по пропавшим подаркам он горевал до самого конца.