Ирен Немировски - Французская сюита

• Название: Французская сюита
• Автор: Ирен Немировски
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-7516-0589-6

Жаркое лето 1940 года, во Францию вторглись немецкие войска. По дорогам войны под бомбами катится лавина отчаявшихся, насмерть перепуганных людей: брошенные любовниками кокотки, изнеженные буржуа, бедняки, калеки, старики, дети. В толпе беженцев сплавилось все — сострадание и подлость, мужество и страх, самоотверженность и жестокость. Как и всей Франции, городку Бюсси трудно смириться с тем, что он стал пристанищем для оккупантов… Роман знаменитой французской писательницы Ирен Немировски (1903–1942), погибшей в Освенциме, безжалостно обнажает психологию людей во время вражеской оккупации, воскрешает трагическую страницу французской истории.

---

После обеда Шарли решил немного пройтись, но нашел, что улицы выглядят уныло. Непривычная тишина, отсутствие автомобилей и повсюду огромные красные полотнища с черными свастиками. Перед дверями молочной столпились женщины, ожидая своей очереди. Для Шарли это была первая война. Толпа показалась ему мрачной. Он поспешил к метро, единственному действующему виду транспорта, собираясь заглянуть в бар, куда обычно заглядывал в час дня или в семь часов вечера. Оазисы благоденствия — вот, что такое бары. Цены в них высокие, посетители — богатые люди в возрасте, ни мобилизация, ни война их не коснулась. Какое-то время Шарли сидел один, но к шести часам появились и другие старинные завсегдатаи, все прекрасно себя чувствующие, здоровые, невредимые, цветущие, сопровождая прелестных, ухоженных, умело подкрашенных женщин в очаровательных шляпках.

— Но это же он! Это же Шарли! — восклицали они. — Вы не слишком устали? Когда вернулись в Париж?

— Париж ужасен, не правда ли?

И сразу же, словно встретились они после самого обычного мирного летнего сезона, затевался легкий оживленный разговор, где касались всего, но ни на чем не задерживались — «скользите дальше, не сосредотачивайтесь»,[4] называл такие беседы Шарли. Среди множества новостей он узнавал, что одного молодого человека убили, другого взяли в плен, и говорил:

— Да не может быть! Подумать только! А я и не знал. Как это ужасно! Бедняжки!

Муж одной из очаровательных дам находился в плену в Германии.

— Я регулярно получаю от него письма, нет, он не чувствует себя несчастным, он скучает, и это понятно. Надеюсь освободить его в ближайшие дни.

Слушая, принимая участие в беседе, Шарли все больше оживлялся — к нему вернулось его хорошее настроение, ненадолго омраченное видом пустынной парижской улицы, но окончательно умиротворила его шляпка, которую он увидел на только что появившейся в баре женщине; все вокруг были одеты изысканно, но с подчеркнутой простотой, говоря: «Сами понимаете, сейчас не до нарядов, во-первых, денег нет, во-вторых, не то время, я донашиваю старое», — но новая гостья с лихостью, отвагой и бесстыдством счастья щеголяла рыжей вуалеткой на золотых волосах и восхитительной новой шляпкой — маленькой, чуть больше тарелки, из соболя. Едва увидев эту шляпку, Шарли просветлел. Времени было уже много, а он до ужина намеревался еще заглянуть к себе; пора было уходить, но расставаться с друзьями не хотелось. Кто-то предложил:

— А не поужинать ли нам вместе?

— Чудесная мысль, — горячо откликнулся Шарли.

И тут же предложил маленький ресторанчик, где так хорошо сегодня пообедал, — он был из породы кошачьих и привязывался к месту, где с ним хорошо обошлись.

— Придется снова ехать на метро. Какая гадость! Метро отравляет жизнь, — пожаловался он.

— У меня появилась возможность достать бензин и разрешение на вождение автомобиля. Я не предлагаю вас отвезти, потому что пообещала дождаться Надин, — сказала женщина в новой шляпке.

— Как же вам это удалось? Как отрадно, что у вас это получилось!

— Да, получилось, — улыбнулась она.

— Так, значит, увидимся через час или час с четвертью.

— Заехать за вами?

— Нет, спасибо, вы очень любезны, но ресторан от меня в двух шагах.

— Будьте осторожны, на улицах хоть глаз выколи. Они требуют неукоснительного исполнения правил.

«В самом деле, сумрачно», — отметил Шарли, выбравшись из теплого, ярко освещенного погребка на темную улицу. Шел дождь в этот осенний вечер, а Шарли так любил парижские осенние вечера с отсветами огней на горизонте. Но сейчас вокруг, будто в глубине колодца, сгустились темнота и мрачность.

К счастью, устье метро было рядом. У себя Шарли застал мадам Логр, она еще не закончила уборку и подметала с сосредоточенным и сумрачным видом. Зато гостиная сияла. Шарли решил поставить свою самую любимую севрскую статуэтку — Венеру с зеркалом — на лакированную поверхность столика «чиппендейл». Он вытащил статуэтку из ящика, освободил от шелковой бумаги, в которую та была обернута, и залюбовался. Когда он понес ее к столику, в дверь позвонили.

— Посмотрите, кто это там, мадам Логр.

Мадам Логр отправилась к двери, вернулась и сообщила:

— Сударь, я рассказала, что вы ищете себе прислугу, и консьержка из шестого посылает вам эту женщину, которая ищет места. — Шарли пребывал в нерешительности, и она прибавила: — Это очень достойная особа, она работала горничной у госпожи графини Барраль дю Же. Потом вышла замуж и оставила работу, но теперь ее муж попал в плен, и она вынуждена зарабатывать себе на жизнь. Господин может сам убедиться.

— Хорошо, пригласите ее войти, — распорядился Ланжеле, ставя статуэтку на одноногий столик.

Женщина держалась достойно, спокойно и скромно, создавалось впечатление, что она хочет понравиться, но избегала заискивания. Сразу было видно, что она вышколена и служила в хороших домах. Крупная, сильная. Про себя Шарли поставил ей это в упрек, он любил сухощавых горничных; этой на вид было лет тридцать пять — сорок, самый лучший возраст для служанки, возраст, когда уже не ищут своего счастья, но хватает сил и здоровья на добросовестную работу; одета она была скромно, но изысканно, скорее всего, платье, пальто и шляпка достались ей от бывшей хозяйки.

— Как вас зовут? — осведомился благосклонно Шарли.

— Ортанс Гайяр, сударь.

— Очень приятно. Вы ищете места?

— Дело в том, сударь, что два года тому назад я вышла замуж и покинула госпожу графиню Барраль дю Же. Возвращаться к работе я не собиралась, но мужа мобилизовали, он попал в плен, и — господин поймет меня — я вынуждена зарабатывать себе на жизнь. Брат у меня безработный, и он, и его больная жена, и маленький ребенок у меня на содержании.

— Да, понимаю. Но я намеревался нанять семейную пару…

— Мне сказали, сударь, но, быть может, я все-таки смогу делать часть работы. У госпожи графини я была старшей горничной, но до этого работала у матушки госпожи графини и была там кухаркой. Я могла бы заниматься у вас кухней и приборкой.

— Вот как? Любопытно, — проговорил Шарли, подумав, что такое сочетание для него весьма выгодно.

Естественно, встает вопрос, кто будет подавать на стол. К нему ведь и гости приходят, хотя вряд ли этой зимой он будет часто устраивать званые обеды.

— Умеете ли вы следить за мужским бельем? Предупреждаю, я очень требователен по этой части.

— Рубашки господина графа гладила я.

— А кухня? Обедаю я часто в ресторане. И предпочитаю простые блюда, но тщательно приготовленные.

— Не посмотрит ли господин рекомендации?

Она достала бумаги из сумочки, выделанной под свиную кожу, и протянула ему. Он взял одну, потом вторую; рекомендации были написаны очень тепло — работящая, дисциплинированная, безупречно честная, умеет прекрасно готовить и даже печь.

— Вы умеете и печь тоже? Отрадно. Я полагаю, Ортанс, что мы договоримся. Долго вы работали у госпожи графини Барраль дю Же?

— Пять лет, сударь.

— Мадам сейчас в Париже? Я предпочел бы, вы меня поймете, поговорить с ней лично.

— Конечно, я прекрасно вас понимаю. Госпожа графиня сейчас в Париже. Господин хочет узнать ее номер телефона? Отей 38–14.

— Благодарю вас. Будьте любезны записать телефон, мадам Логр. А оплата? Сколько бы вы хотели получать?

Ортанс попросила шестьсот франков. Он предложил четыреста. Ортанс задумалась. Ее живые проницательные черные глазки видели насквозь этого сытого наглеца. «Крыса, крохобор, — думала она, — но я сумею выкрутиться. Работы сейчас мало». И сказала решительно:

— Меньше пятисот пятидесяти я не могу. Господин меня поймет. У меня были небольшие сбережения, но я их все потратила за время этого ужасного бегства.

— Вы покидали Париж?

— Да, мы бежали из Парижа, сударь. Нас бомбили, и много еще чего, да и от голода мы могли умереть по дороге. Господин понятия не имеет, как это было тяжело.

— Имею, имею, — со вздохом отозвался Шарли. — Я тоже проделал эту дорогу. У меня тоже много горьких впечатлений. Остановимся, стало быть, на пятистах пятидесяти. Имейте в виду, я соглашаюсь, потому что мне кажется, что вы их стоите. Но я настаиваю на безупречной честности.

— Ах, сударь, — произнесла Ортанс тоном, который ясно показывал, что подобное замечание само по себе кажется ей оскорбительным, и Шарли поторопился дать ей понять успокаивающей улыбкой, что сказал это из проформы, что ни на секунду не усомнился в ее неподкупности, что неделикатность столь ему не свойственна, что он предпочитает как можно скорее забыть об этих своих словах.

— Надеюсь, что вы ловки и старательны. У меня есть коллекция, которой я очень дорожу. Вытирать пыль с самых драгоценных экземпляров я не позволяю никому, но, например, вот эту витрину я бы вам доверил.