Юлия Вознесенская - Поломничество Ланселота

• Название: Поломничество Ланселота
• Автор: Юлия Вознесенская
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

«Паломничество Ланселота» — продолжение фантастического романа «Путь Кассандры», действие которого происходит в недалеком будущем. Европейские государства после экологической катастрофы объединились под властью президента, называющего себя «Спасителем и Мессией». Планетянин Ланс отправляется в паломничество на далекий остров Иерусалим, чтобы получить исцеление от «Мессии». Исцеление страждущих происходит в главной резиденции — новой Вавилонской башне.

Следуя за героями книги, мы по-иному начинаем понимать известные, но так и не узнанные по-настоящему любовь, веру, добро…

---

— Аи да Ванда — сообразила, как передать нам привет! — улыбнулся Ланселот. — Я думаю, она сегодня появится вместе с Ингой.

Он не ошибся. Когда на балконах появились первые зрители, паломники услышали: — Ланселот! Тридцатьпятик! Жерар!

У ограды пустого еще балкона стояла Инга, а рядом с нею — похорошевшая и за одну ночь пополневшая Ванда. Не видя на дороге никого из служителей и понадеявшись, что никто за ними не подглядывает с верхних ярусов, Тридцатьпятик и Жерар подвели коляску к самому балкону.

— Доброе утро! Ух, как же вы похорошели, девчонки! — восхищенно сказал Жерар, глядя на них снизу.

— Не трать время на комплименты, дружок! — весело крикнула в ответ Ванда и бросила ему прямо в руки небольшой узелок. Инга тем временем перебросила Ланселоту одну за другой шесть банок.

— Идите вперед, ребята. Вы знаете, что вы оторвались от других на целый ярус?

— Здорово! — обрадовался Тридцатьпятик. — А вы на меня поставили?

— Конечно! Мы оставили только сотню планет, чтобы протянуть до конца гонок, а все остальное поставили на всех. Если до своего финиша доберется первым только один из вас, все равно мы все станем богатыми людьми.

— Мы все трое должны выиграть, — сказал Тридцатьпятик. Погляди на фонари, Ванда. Ты проспала почти всю дорогу и не знаешь, что ждет сошедших с дистанции.

— В первую очередь нужно здоровье, а не деньги, — поддержал его Жерар. — Я хочу иметь две здоровые руки хотя бы для того, чтобы обнять вас как следует, девчонки!

— Уж кто-кто, а мы-то с Вандой больше всех желаем вам исцеления, ведь мы уже знаем, какое это счастье! Идите, ребята, идите! — заторопила их Инга. — Кто-нибудь сейчас придет на балкон и увидит вас. Тут пусто только потому, что все остальные паломники находятся ниже ярусом. Завтра утром мы сразу поднимемся выше и будем искать вас уже не на один, а на два яруса впереди других.

— Вы так верите в нас? — улыбнулся Ланселот.

— Мы, конечно, в вас верим, — сказала Ванда, — но мы также знаем, что ярусы после пятидесятого становятся все меньше, а дорога — круче. А еще мы верим в хлеб: в пакете вы найдете три куска настоящего пшеничного хлеба. Отправляйтесь, милые! До завтра! — До завтра!

Девушки передали им не только хлеб, вино, мясные консервы, сок и мазь для рук:

в пакете оказался еще один пакет с тремя небольшими мокрыми полотенцами, пропитанными какой-то освежающей жидкостью и тремя комплектами белья из натуральной ткани. Там же лежала пара больших рукавиц из овчины мехом внутрь для Ланселота.

— Где и когда они успели их достать? — удивлялся Ланселот, примеряя рукавицы.

— Спроси лучше, как им удалось все это протащить мимо охранников? — сказал Жерар.

— Может, они прятали все это на себе, а в один пакет сложили уже на балконе? — предположил Тридцатьпятик.

С каким же наслаждением они надели свежее белье! Снятые пропотевшие тряпки они бросили прямо на краю дороги, а потом, пройдя вперед, подальше от кучки вонючих лохмотьев, они принялись завтракать. На этот раз им передали три банки какого-то белого мяса, застывшего в желе из крепкого бульона.

— Давайте съедим сразу каждый по банке! — предложил Тридцатьпятик, глотая слюни, когда Жерар вскрыл первую банку.

— Нельзя, малыш. Ты когда в последний раз ел настоящее мясо? — Вчера. — А до этого?

— Ты думаешь, меня понос прохватит с непривычки, так?

— Вот именно. Съедим одну банку сейчас, вторую днем, а третью вечером, вот это будет правильно. Да ты не вздыхай, не вздыхай, друг мой Тридцатьпятик! Это тебе сейчас кажется, что ты можешь съесть двести граммов мяса за один присест, а на самом деле человеку это не дано от природы.

— Ты так думаешь? Так вот, Жерарчик, я тебе сейчас кое-что скажу. Ты только не подавись, ладно? Еще год назад я мясо ел каждый день и сколько хотел. И настоящую свежую рыбу, и лесную дичь. Я ел оленей, кабанов, ел страусятину, индюшатину и лесную дичь, а про гусей и кур я просто не говорю. Между прочим, вот такие вот консервы — куриное мясо в желе, у нас дома ели только слуги. Для нас повара готовили еду только из свежего мяса: моя мать считала, что консервы вредны для здоровья. И к твоему сведению, друг мой Жерар, человек может есть мяса столько, сколько хочет. Я, например, по полцыпленка зараз съедал. Вот так-то.

— Так ты из Семьи, что ли? — оторопело спросил Жерар.

— Был когда-то — год тому назад. А потом я ушел из дома.

— Не понимаю. Мессия не исцелил члена Семьи?!

— Мессия обо мне знать не знал. Когда я родился, отец хотел меня уничтожить, но мать знала, что у нее других детей не будет, и уговорила его оставить меня. Но отцу было стыдно, что у него сын — урод, покрытый лишаями, которые никакие врачи не могут исцелить. Мать умоляла, чтобы он выдал меня за сына служанки и попросил у Мессии для меня исцеления. Отец сказал ей, что когда я подрасту, он даст мне сколько угодно денег, чтобы я мог скрыться из дома, а по том просить исцеления самостоятельно, не называя имени отца. — И что же было дальше? — Мама умерла. — А отец не захотел выполнить обещание?

— Больше всего ему хотелось, конечно, просто отправить меня на эвтаназию. Но он очень любил мою мать и выполнил данное ей обещание: дал мне денег и выставил из дома, предупредив, что если когда-нибудь кому-нибудь я назову свое имя, он меня найдет и уничтожит. И уж он это точно сделает, я знаю. — И что с тобой случилось дальше?

— То, что и должно было случиться. Отец не догадался дать мне какие-нибудь лохмотья, и я вышел из дома в чем был. Одежда на мне была богатая, сплошь из натуральных тканей. Вот меня и ограбили на дороге в первый же день, раздели и отняли золото, которым меня снабдил отец. А когда я вернулся к нашему дому и просил охранника доложить обо мне отцу, тот дал мне три минуты на то, чтобы я убрался: «У меня приказ стрелять в тебя после первого предупреждения», — сказал он. После этого я, как вы понимаете, к дому отца своего больше не приближался.

— А если Мессия тебя исцелит, ты вернешься к отцу? — Ни за что на свете! — От обиды?

— Нет, из осторожности. Допустим, я исцелюсь, вернусь в дом отца, а потом когда-нибудь снова заболею — и что тогда? Эвтаназия?

— Пей сок, — сказал Жерар и протянул ему открытую банку. — Пей и плюй на все. Если мы исцелимся и разбогатеем, пойдешь ко мне в младшие братья. Согласен?

— Жерар — французское имя, а у тебя фамилия тоже французская? — Естественно.

— Тогда не пойду. Я уже носил французскую фамилию.

— Ладно, Тридцатьпятик, после исцеления мы с тобой оба сменим фамилию, я своей тоже не очень дорожу. Будет у нас с тобой семья, будем жить на деньги, полученные от гонок. — Но больше на гонки ни ногой!

— Договорились. Будем экономить — проживем до старости без эвтаназии.

— Между прочим, я умею чинить всякую механику. В школу меня не отдавали, учили дома. Мне было скучно, и я подружился с нашим шофером. Он меня кое-чему научил. Я и тебя могу научить, например, чинить велосипеды.

— Ну вот мы и продумали всю нашу будущую жизнь, Тридцатьпятик. Чего нам теперь горевать? А теперь тебе пора спать. Топай в коляску к Лансу а я вас повезу дальше.

Тридцатьпятик уснул на коленях у Ланселота, а сам Ланселот натянул на забинтованные ладони рукавицы и, убедившись, что теперь управляться с коляской стало значительно легче, покатил вперед. Жерар положил руки и голову на спинку коляски и толкал ее, подремывая на ходу. Время от времени его руки слабели и падали вниз, и тогда он шел с опущенными руками, толкая коляску плечами и грудью.

Чем выше они поднимались, тем меньше публики было на балконах, и по этому признаку они догадывались, что здорово опережают остальных паломников.

Проснулся Тридцатьпятик. Он попил-поел и встал за спинку коляски, а на колени Ланселота уселся Жерар. Его разбудили только перед голубым финишем. Ни на балконах, ни на самом финише они не увидели ни души. Они подошли к натянутой голубой ленте, Жерар отвязал один ее конец, они прошли за финишную черту, а потом он аккуратно сложил ленту и повесил ее на ограду. К ним так никто и не вышел, и никто не увидел их.

К их удивлению, ни Инга, ни Ванда в этот день тоже больше не появились. Они не обсуждали это между собой, боясь встревожить друг друга. Они шли дальше, и на каждом следующем ярусе их встречал только ветер — здесь, на высоте, похоже, всегда дул ветер. И это было хорошо, потому что если ветер затихал, когда они проходили мимо очередного фонаря-распятия, на них веяло сладковато-удушливым запахом разлагающейся плоти. При их приближении с фонарей срывались какие-то быстрые черные птицы и исчезали, не давая себя разглядеть.

Вечером, когда, по их предположению, наступило время ночного отдыха, на дороге не появилось ни служителей, ни клонов.

— Похоже, тут какие-то необитаемые ярусы, — предположил Жерар.