Маргарет Штоль - Прекрасные создания

• Название: Прекрасные создания
• Автор: Маргарет Штоль
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50772-6

В провинциальном Гэтлине чтят старинные традиции и не любят тех, кто их нарушает. И вообще здесь легче живется тому, кто ничем не отличается от большинства.

Лена Дачанис — племянница местного изгоя, старика с дурной репутацией, который, если верить слухам, даже знается с нечистой силой. Стоит ли удивляться тому, что городок принимает Лену в штыки?

Один лишь Итан Уот к ней отнесся без враждебности. Напротив, он верит, что встретил наконец девушку своей мечты. Но почему-то вскоре Лена становится персонажем преследующих его кошмарных наваждений. Между молодыми людьми явно существует какая-то мистическая связь; вот только чем сильнее их тянет друг к другу, тем таинственнее и мрачнее события, происходящие вокруг.

Всемирный бестселлер, переведенный на многие языки!

---

— Не экономь на мне, Эмма. Все-таки первый день школы.

Она поставила на стол большой стакан с апельсиновым соком и огромную кружку молока — только это и пьют в Гэтлине и его окрестностях.

— У нас что, закончилось шоколадное молоко?

Кто-то не может жить без колы или кофе, а я люблю шоколадное молоко. По утрам я всегда выпрашивал его у Эммы.

— А-к-к-л-и-м-а-т-и-з-а-ц-и-я.

Она обожала кроссворды, чем больше, тем лучше. И всегда так артикулировала слова, что, казалось, шлепала вас буквами по голове.

— Привыкай к тому, что едят все люди. И не думай, что выйдешь из дома, пока не выпьешь эту кружку молока.

— Слушаюсь, мэм.

— Я смотрю, ты уже вырядился.

Это было сильно сказано. Весь мой наряд, как обычно, состоял из джинсов и полинявшей футболки. На каждой из моих футболок имеется какая-нибудь надпись. Сегодня это «Харлей Дэвидсон». На ногах кеды той марки, которой я не изменяю вот уже три года, — черные «Чак Тейлор».

— Мне помнится, ты собирался подстричься.

Ее слова многие бы расценили как сердитое ворчание, но я знал, что на самом деле за ними стоит давнишняя привязанность, которую питала ко мне Эмма.

— Когда я это говорил?

— Совсем глаз не видно. Разве ты не знаешь, что глаза являются окнами души?

— Вполне возможно, что и так. Но я не хочу, чтобы кто-то заглядывал в меня без спроса.

Эмма подсунула мне еще одну тарелку с беконом. Ее рост едва достигал пяти футов, и, возможно, она была старше нашего «китайского дракона», хотя при каждом дне рождения упорно настаивала на своих пятидесяти трех. Тем не менее назвать ее кроткой старушкой было никак нельзя. В моем доме Эмма обладала непререкаемым авторитетом.

— Я против того, чтобы ты выходил на улицу с мокрыми волосами в такую погоду. Не нравится мне этот ветер — словно его оседлала нечисть. Похоже, он будет дуть весь день. Такое чувство, что у него собственный норов.

Я закатил глаза к потолку. Эмма отличалась особым мировоззрением. Когда ею овладевало настроение, подобное сегодняшнему, или «помрачение рассудка», как называла его моя мама, ее религиозные взгляды и суеверия соединялись в гремучую смесь, которую можно встретить только на Юге. Когда Эмма «мрачнела», лучше было ей не перечить. И уж тем более не стоило убирать ее амулеты с подоконников и вытаскивать самодельных кукол вуду из ящиков комода, если она их туда положила.

Орудуя вилкой, я приготовил себе «завтрак чемпиона»: кусок яичницы, ломоть бекона и джем — все свалено кучей на хлеб. Я втиснул этот сэндвич в рот и по привычке посмотрел в коридор. Дверь папиного кабинета была уже закрыта. Отец писал по ночам книгу, а днем спал в кабинете на старой софе. Этот образ жизни он вел с тех пор, как в апреле погибла моя мама. Вполне возможно, что он превратился в вампира. Во всяком случае, именно так мне сказала тетя Кэролайн, погостив у нас в начале лета. Судя по всему, сегодня я упустил свой шанс встретиться с ним. Если он захлопывал дверь кабинета, то открывал ее лишь на следующий день.

С улицы послышались гудки. Это был Линк. Я схватил видавший виды черный рюкзак и выбежал в серую морось. Глядя на темное небо, можно было спутать семь утра и семь вечера. Несколько последних дней погода действительно казалась жуткой. Машина Линка стояла у тротуара. Мотор «битера» кашлял. В салоне грохотала музыка. С Линком я ездил в школу каждый день — буквально с первого класса. Однажды в автобусе он дал мне половинку «Твинки», и мы с ним стали лучшими друзьями. Правда, позже я узнал, что прежде она упала у него на пол. Этим летом мы оба получили права, но, в отличие от меня, у Линка была машина — если этот «битер» можно было так назвать. По крайней мере, его мотор заглушал рев ветра.

Эмма вышла на крыльцо и неодобрительно скрестила руки на груди.

— Уэсли Джефферсон Линкольн! Не включай здесь эту громкую музыку! И не думай, что я не могу позвонить твоей мамочке и рассказать ей, чем ты занимался в нашем подвале в то лето, когда тебе было девять лет!

Линк поморщился. Почти никто не называл его реальным именем, кроме матери и Эммы.

— Да, мэм.

Подняв оконное стекло, он засмеялся. Колеса несколько раз прокрутились на мокром асфальте, и мы помчались вперед на крейсерской скорости. Со стороны казалось, что Линк совершал побег из плена, и это выглядело так всякий раз, когда его «битер» выезжал на дорогу. Хотя на самом деле мы ни от кого не убегали.

— И что ты делал в моем подвале, когда тебе было девять лет?

— Я мог там делать что угодно.

Линк приглушил магнитолу, и я вздохнул с облегчением, потому что его музыка, как всегда, была ужасной и, как всегда, он намеревался спросить меня, нравится ли мне его новая композиция. Трагедия его группы «Кто стрелял в Линкольна?» заключалась в том, что никто из исполнителей не умел петь и играть. Тем не менее все разговоры Линка сводились к игре на ударных и его будущей поездке в Нью-Йорк, где он планировал записать первый альбом. Только вряд ли это когда-нибудь случится. То есть я имею в виду, что через год он может скатиться до трехочковых бросков в кольцо с завязанными глазами и с призовой выпивкой на парковке у гимнастического зала.

Линк не собирался поступать в колледж, но все же он обгонял меня на несколько шагов. Он знал, что хочет делать после школы, хотя иногда его планы выглядели слишком фантастическими. А у меня в активе была лишь коробка из-под обуви, наполненная брошюрами из разных колледжей. Я прятал ее в шкафу. Мне было все равно, в какой из колледжей идти учиться, — лишь бы он находился за тысячи миль от Гэтлина. Я не хотел повторить судьбу моего отца, оставшись жить в том же доме, в том же городке, где я родился и вырос, с теми же людьми, которые никогда не мечтали вырваться отсюда.

На другой стороне от нас, за пеленой дождя, вдоль улицы тянулись старые викторианские дома — они почти не изменились с тех времен, когда их построили столетие назад. Моя улица называлась Хлопковой, потому что раньше за домами начинались бесконечные мили хлопковых полей. Теперь за ними находилась трасса номер девять — единственная деталь, которая по-настоящему изменила гэтлинский ландшафт.

Я потянулся к коробке, стоявшей на полу машины, и достал из нее черствый пончик.

— Это ты записал на мой айпод какую-то странную песню?

— Песню? Сначала скажи, что ты думаешь о моем новом шедевре.

Линк включил демоверсию и добавил громкость.

— Думаю, нужно доработать. Как остальные твои песни.

Эти фразы я говорил ему почти каждый день.

— Твоей роже тоже потребуется небольшая доработка после того, как я тебе вмажу.

Его ответ был тем же самым, что и всегда, — словом больше, словом меньше. Я пролистал список песен в меню айпода.

— Та вещь называлась «Шестнадцать лун». Как-то так.

— Не знаю, о чем ты.

Песни не было. Она исчезла, хотя я точно слушал ее утром. И я знал, что это не почудилось мне, потому что она все еще крутилась в моей голове.

— Если хочешь услышать стоящую вещь, я поставлю тебе свою последнюю.

Линк пригнулся, чтобы найти нужный трек.

— Эй, чувак, смотри на дорогу!

Он даже не приподнял голову, а я вдруг увидел странную машину, проехавшую перед нами. На какое-то мгновение шум дождя, гул мотора и голос Линка растворились в безмолвии. Передо мной будто бы прокручивались кадры замедленной съемки. Я не мог отвести взгляд от машины. Это было неописуемое чувство. Затем машина промчалась мимо нас и исчезла за поворотом.

Я не узнал ее. Я никогда не видел ее прежде. Вы не можете представить себе, насколько это казалось невероятным. Ведь мне была известна каждая машина в городе. В начале осени у нас не бывает туристов — они не рискуют приезжать сюда в сезон ураганов. И главное, машина выглядела словно катафалк — такая же длинная и черная. На самом деле я ни секунды не сомневался, что перед нами проехал катафалк. Возможно, это был знак. Может быть, этот год обещал стать хуже, чем я предполагал.

— Вот! «Черная баидана»! Реальная песня, которая сделает меня звездой.

Когда Линк поднял голову, катафалк уже исчез из виду.

2.09 НОВЕНЬКАЯ

Восемь улиц. Вот какое расстояние нам предстояло проехать от Хлопковой улицы до средней школы имени Джексона. Оказывается, проехав по этим восьми улицам, я могу восстановить в памяти всю свою жизнь. И этой поездки аккурат хватило, чтобы из моего ума выпал тот странный черный катафалк. Наверное, поэтому я ничего не рассказал о нем Линку.

Мы проехали «Стой-купи», известный в народе как «Стой-стяни». Этот был единственный в городе бакалейный магазин типа «Севен-илевен»[5], поэтому каждый раз, тусуясь с друзьями в вестибюле, мы рисковали нарваться на чью-нибудь мать, закупающую продукты, или, хуже того, на мою Эмму.

Рядом с магазином стоял знакомый «гран при».